Записки моряка. 1803–1819 гг. - Семен Унковский

Несмотря на то, что записки о путешествии С. Я. Унковского часто уступают другим аналогичным описаниям морских экспедиций в литературной отделке, в яркости бытовых картин и характеристике, несмотря на то, что временами они носят характер разрозненных повседневных заметок, временами загружены мелочами, интересными и понятными только для профессионала-моряка, тем не менее при внимательном чтении публикуемые мемуары дают в достаточной мере богатый материал для истории русской колониальной политики в Америке.

Автор мемуаров является типичным продуктом своего времени и среды, русским дворянином Александровской эпохи, в котором, по меткому выражению М. Н. Покровского, уживались одновременно «европейский буржуа» с одной стороны, «азиатский феодал» — с другой, представителем дворянской интеллигенции начала XIX века, причудливо сочетавшим в своей идеологии элементы национализма, либерализма и крепостничества. Легкий вольнодумец, не упускающий случая порисоваться своими «либеральными понятиями», привитыми воспитанием в Англии, бросить крылатое словечко о том, что «избирательное правление лучше бюрократического», договаривающийся временами до мысли о вреде крепостного права, поскольку оно порождает косность народной жизни, ликующий по поводу победы союзных войск над «тираном Европы» и разрушения его «коварных замыслов», мечтающий о незапятнанности русского флага в глазах иностранцев — типичный выразитель идеи национализма, охватившей русское офицерство в результате войн 1812–1814 гг. Невинный либерал — поклонник либеральствующих крупных бар-англоманов — графов СР. Воронцова и П. А. Строганова.

В первый период своей жизни, являясь офицером русского флота, он представляет собой типичный для начала XIX в. и, особенно, для морской среды этой эпохи пример дворянина-служащего, потерявшего связь с землей и порвавшего с хозяйством, живущего почти целиком не доходами с поместий, а на жалованье, получаемое от службы. Но в дальнейшем дедовские и отцовские традиции берут верх и выйдя в отставку, Унковский возвращается в свое имение.

Небогатый помещик средней руки, в своем имении он является сторонником новых прогрессивных методов ведения крепостного хозяйства, подчеркнуто враждебно относясь к старому феодально-поместному экономическому укладу и его пережиткам в помещичьем быту, нравах, идеологии, психологии. В его мемуарах мы найдем обычные для хозяйственных трактатов того времени рассуждения и о вреде черезполосицы, и об интенсификации крепостного хозяйства, и о рационализации крепостного труда, в его хозяйственной практике — попытки перейти на новые рельсы товарного, буржуазно-капиталистического хозяйства. Словом, перед нами — рядовой представитель дворянства первой четверти XIX в., захваченного волной Наполеоновских войн, воспитанного в походах за границу, лучшая часть которого впоследствии, 14 декабря 1825 г., вышла на Сенатскую площадь и кончила свою жизнь на виселице или в казематах и рудниках Сибири, а остальная масса пошла по проторенным ступеням чиновной гражданской или военной служебной лестницы, или же, как С. Я. Унковский, замкнулась в своих имениях, в сфере помещичьего хозяйства, найдя приложение своей практической деятельности в области перестройки его на новых капиталистических началах и сохранив, как воспоминание о лучших днях молодости, налет туманного и безвредного либерализма в своей идеологии.

Морское офицерство, с которым мы встречаемся в записках Унковского, прошло ту же школу, что и его собратья, служившие в гвардейских и армейских полках. Если последних воспитывали заграничные походы в Австрию, Пруссию и Францию, педагогическое влияние на них оказывали Аустерлиц и Иена, Лейпциг и Париж, то школьной скамьей для первых явилась волонтерская служба в английском флоте, Финистерре и Трафальгар, морские походы в эскадрах адмиралов — Тета, Кроуна и Юнга. Кругозор морского общества должен был быть даже шире. Кругосветные морские вояжи делали русских военных моряков свидетелями не только европейской классовой борьбы первых двух десятилетий XIX в. Революционный ток, заряженный французской революцией 1789 г., докатился и до Южной Америки, втянутой в орбиту освободительного движения. На глазах офицеров русского флота прошла революция в государствах Пиренейского полуострова, они были очевидцами испанской конституции и бегства португальского двора в Бразилию, свидетелями борьбы за независимость испанских и португальских колоний в Южной Америке, революционных движений в Перу, Чили, Буэнос-Айресе, Мексике, во французско-испанской колонии Сан-Доминго.

Таким образом, военно-морская среда, вырисовывающаяся перед нами из воспоминаний одного из ее представителей, питалась теми же настроениями, что и кружки сухопутного офицерства, из которых вышли будущие декабристы. И дальнейшая эволюция этой среды, выступающей в мемуарах Унковского еще в недифференцированном состоянии, шла по направлениям, отмеченным выше для русского дворянства вообще. Одни вышли в отставку и удалились в свои имения (П. М. Повало-Швейковский, СМ. Фиглев), другие достигли известных ступеней в иерархической лестнице русского флота (М. П. Лазарев, А. П. Авинов), или заняли видные места в колониальном управлении (М. П. Муравьев), кое-кто связал свою судьбу с датой 14 декабря (Н. А. Бестужев).

В исторической литературе уже отмечалась близость некоторой части будущих декабристов к кругам столичного купечества и в частности связь их с заправилами Российско-Американской компании через секретаря компании Рылеева и через акционеров компании Мордвинова и Сперанского. Та же связь с компанейскими сферами еще в большей степени должна быть подчеркнута для офицеров русского флота, которые часто поступали на службу компании. Побывавший во время своих плаваний в английских, испанских и португальских факториях, сталкивавшийся неоднократно с агентами Филиппинской и Ост-Индской компаний, имевший возможность познакомиться с торговой и таможенной колониальной политикой иностранных держав в Америке и Австралии, русский мореплаватель начала XIX в. подходит с критической оценкой к картине русского колониального управления. Если в своем поместье он борется против косности феодальных методов крепостного хозяйства, то здесь он протестует против хищнических грабительских приемов первоначального накопления. Основной мотив протеста одинаков в обоих случаях — отсутствие рентабельности, нерассчетливость ведения хозяйства на старых началах, движущий стимул — получение большей прибыли, предлагаемая рецептура — переход к предприятию организованно капиталистического типа.