О чем он молчит (СИ) - Ставрогина Диана

Сегодняшняя беседа с Ларой вновь пронеслась у нее в голове, вынуждая подвергнуть сомнению сделанный однажды выбор. Лена вздохнула. Раздражение, вызванное невозможностью высказать, выразить все свои переживания не то что в разговоре с подругой, но даже в мысленном диалоге с собой, было выматывающим и лишающим уверенности.

Разумеется, Лара, едва услышав про появление Катерины Морозовой в Сочи, пусть и единожды, но озвучила свое непонимание отказу Лены даже думать о разводе. В ее мировоззрении оставаться рядом с тем, кто не любит тебя, было неправильно и мучительно. Лена же не представляла, как объяснить свою мотивацию Ларе, что контролировала каждый мускул, нерв, мысль и эмоцию, до паники опасаясь любого намека на любовь.

Как Лена могла доказать, что развод с Денисом не сделает ее счастливее? Что проблема вовсе не в том, что она лишится шанса быть рядом с ним. И даже не в том, что ее любовь не взаимна. Она была способна принять и расставание, и безответность чувств. Она давно не ждала, что он полюбит ее в ответ, и никогда не тешила себя надеждой, что заработает дополнительные очки, если постарается быть идеальной женой.

С тех пор, как она узнала и примирилась с правдой, выбор перед ней был прост и не отличался разнообразием: принять чувства Дениса к другой и остаться с ним или не принять и уйти. Третий опции не существовало.

Откровенная беседа с уведомлением о ее осведомленности была исключена из возможных вариантов уже давно. Лена знала Дениса достаточно для одной простой догадки: едва он поймет, что его чувства перестали быть секретом, он уйдет сам. Брак, в котором обе стороны отлично осведомлены о не взаимности супружеской любви, не жизнеспособен, если только не был заключен по расчету.

Любовь Дениса к другой являлась фактом, с которым ни Лена, ни даже он ничего не в силах поделать. Нельзя просто сказать: «Не люби другую», — и подождать, пока он волевым усилием успешно переломает себе сердце.

Можно вынести на обсуждение многое, столь же многое можно решить, простить, запретить, заключить в соглашение, но чувства, над которыми ни у кого из людей не было контроля, не получится просто выключить в ходе компромисса.

Она все это прекрасно знала и сделала свой выбор с полным осознанием обстоятельств.

Лена была уверена, что способна полноценно жить без Дениса, но только при условии, что он счастлив, что он в порядке. Оставить же его в одиночестве, зная, что ему плохо, — это было невозможно. Неправильно, подло, не осуществимо. Так не поступают с теми, кого любят, даже если любовь не взаимна, иначе это не любовь, а нечто куда более приземленное и простое.

Любовь, подлинная любовь, была в первую очередь не о взаимности и не о необходимости быть рядом — и то и другое скорее принадлежало к эгоистичным устремлениям к счастью, в особенно же запущенных случаях было проявлением зависимости от другого, но не самой любовью. Любовь, как ни банально, была о другом, и заключалась в потребности знать, что у того, кого любишь, все по-настоящему хорошо.

Лена могла принять Дениса, что был бы счастлив без нее. Она была готова оставить его, если бы так было лучше. Она могла жить без него, пусть и вряд ли забыла бы: она сомневалась, что настоящая любовь проходит. Трансформируется, меняется в оттенках, может быть, но остается навсегда.

Жизнь, даже без Дениса рядом, была интересна сама по себе, разнообразная и непредсказуемая, и предлагала множество путей для тех, кому не повезло в любви. Но быть спокойной, радоваться и наслаждаться каждым днем Лена могла только будучи уверенной, что все, о ком у нее болит сердце, счастливы.

Она боялась, что Денис рухнет в бездну, едва останется наедине с собой.

Глава 6

Накопленная за день усталость тяжелела на плечах, придавливая его к земле. Потребность остаться в одиночестве, поработать в тишине опустевшего офиса, без необходимости отвечать на вопросы доверителей или запутавшихся в поручениях помощников, была сильна, но он не мог пустить ситуацию на самотек. Склонив голову, Денис с внушением посмотрел на сидевшую в кресле напротив женщину, не желавшую его слушать.

— Лара, — сказал он спокойно, надеясь пробудить хотя бы каплю инстинкта самосохранения в своей сотруднице. Он ее босс в конце концов, могла бы и внять. — Ты видела, кто там в истцах. Аккуратно надо.

Конечно, она и не думала проникнуться его предостережениями: уверенная поза, горящие вызовом глаза, равнодушное выражение лица, — она предсказуемо ощетинилась, едва ей показалось, что он ставит ее самостоятельность под сомнение.

Денис подавил желание с раздражением громко выдохнуть и, может быть, даже наорать. Упрямство и гордость, такие узнаваемые и отсылающие в прошлое, не уместные, не нужные здесь совершенно, бесили.

Ларе дело дороже жизни, он другого и не ждал. Он сам таким был, но глупое безрассудство там, где можно продумать шаги наперед и избежать опасности, никому еще не приносило пользы.

Кто бы только его слушал. Он был прекрасно осведомлен, что геройствовать всегда интереснее. Таким, как Лара, точно.

— А я неаккуратно? — Она вздернула голову, всячески демонстрируя свое недовольство.

Ни истории о прошлых разбирательствах, где истец по их новоявленному процессу уже успел отличиться, угрожая своим оппонентам, ни факт тяжелых физических увечий, нанесенных неизвестными хулиганами (классика жанра) одному из адвокатов, представлявших неугодную их нынешнему истцу сторону, не оказали на нее должного влияния. Информация, призванная вразумить и даже немного напугать, лишь раззадорила ее и без того более чем обостренное чувство справедливости.

Предсказуемо и знакомо до неуютной тяжести в груди.

— А ты, — ответил Денис после недолго молчания, все еще смотря на Лару, но перед глазами у него стояло совсем другое, принадлежавшее кому-то из его давнего прошлого лицо, — бесстрашная. И это очень, очень плохо.

Беседа между ними продлилась еще несколько минут, но не принесла результата. Лара покинула кабинет в раздражении, ясно дав Денису понять, что доверитель пришел к ним не через фирму, а через правозащитную организацию, где они были равны по статусу, и командовать ей не получится.

Денис, нахмурившись, попытался не обращать внимания на закопошившееся внутри беспокойство. Ответственность, которую он чувствовал за своих сотрудников всегда, сейчас осложнялась тем, что Лара Белых — своенравная, не принимающая ничьей помощи, чересчур самостоятельная особа — была среди прочего лучшей подругой его жены.

В обстоятельствах, находившихся под его контролем, он обязан был не допустить никакого ущерба близким Лены. Особенно в этот раз. Без него Лара бы в такое крупное судилище (он заранее знал, что на суд — справедливый и достойный — этот процесс будет походить в последнюю очередь) в качестве адвоката могла и не попасть.

Ответчик выбрал Дениса своим представителем далеко не просто так. Благоразумный расчет, где полагались и на его имя, и на репутацию, и на связи. Ставка на адвоката попроще стала бы явным самоубийством.

Разбирательство было крупным, с уймой подводных камней и течений из интересов разных структур, положение ответчика было крайне невыгодным: сторона обвинения была на стороне истца настолько, насколько только возможно. Маловероятно, что все разборки пройдут в пределах зала заседаний. Очень маловероятно.

Денис был уверен, что к нему со стороны истца полезут в последнюю очередь: слишком уж велик риск. А к Ларе подступиться намного проще. Ему оставалось только надеяться, что к его словам она хотя бы отчасти прислушается. Тем более что он не преминет коварно пожаловаться Лене. Пусть его жена сама контролирует свою безбашенную подружку, раз уж его мнение той неинтересно.

Откинувшись на спинку кресла, Денис потер закрытые глаза в попытке унять давящую боль в центральной части лба и в надбровных дугах. Несмотря на близящуюся полночь, его внимания ожидала бездна работы. Мысленно он прикинул план на ближайшие несколько часов, затем поднялся и вышел из кабинета, собираясь сделать себе кофе. Не то чтобы ему на самом деле требовалось взбодриться — бессонница его давний друг, — просто ритуал, заставляющий мозг сосредоточиться.