Гнэльф - Михаил Каришнев-Лубоцкий

– За каких-то две минуты мне дважды повезло, – проговорил гнэльф и продолжил спуск. – По этому поводу неплохо бы и выпить…

Фиговых листков под рукой не оказалось, и Микки пришлось прикрыться маленькой веточкой тополя. Побегав взад – вперед в тени спасительного дерева, он заметил неподалеку небольшую кучку какого-то тряпья.

– Господи, да это же мой концертный смокинг!

Микки был искренне рад находке. Он торопливо подобрал одежду и обувь и кинулся в укромное местечко одеваться.

В этот момент к дому подъехала легковая машина, и из нее вышла Ирочка Лапина с полной сумкой покупок. Она быстро влетела в подъезд и помчалась, как вихрь, на третий этаж.

Когда Микки вышел из «гардеробной», он увидел автомобиль своей «мамочки» и понял, что проворонил Ирину. Идти и объясняться с ней и ее кретином-женихом желания не было. Микки сунул руки в карманы, подтянул штаны и медленно побрел по тротуару прочь. В мятом и грязном костюме эльфа он здорово походил на маленького бродяжку. А, может быть, он им и стал с этого момента?..

Глава двенадцатая

Когда профессор Гейзеровский вернулся в лабораторию, он не застал там ни своей ассистентки, ни «новорожденного» гнэльфа.

– Куда они могли подеваться? – сердито прошептал Аркадий Борисович. – Неужели Ира повела его на прогулку?

Он пулей вылетел в коридор и помчался к лифту.

Спускаясь в кабине вниз, Гейзеровский невольно увидел в зеркале свое отражение. И оно ему не понравилось. Профессор повернулся и увидел свою физиономию в другом зеркале. Он снова повернулся, и снова на него уставилось знакомое потное лицо, искривленное гримасой недовольства и раздражения.

– Проклятье! – вскрикнул Аркадий Борисович, распаляясь еще больше, и снова повернулся.

На этот раз на него смотрело спокойное лицо мужчины средних лет, очень похожее на его собственное, но все-таки другое, вдобавок украшенное небольшими черными усиками.

– Кажется, я схожу с ума… – сообщил профессор «знакомому незнакомцу» и потрогал указательным пальцем правой руки гладко выбритое место у себя под носом.

– Вам плохо, коллега? – сочувственно спросил Аркадия Борисовича врач, собирающийся войти в кабину лифта и столкнувшийся на пороге с беднягой профессором.

– Нет… Спасибо… – Гейзеровский вышел из лифта и двинулся к дверям, ведущим из холла в больничный сквер.

Он пробежался по скверу взад и вперед, но и там не обнаружил ассистентки и гнэльфа.

Когда Аркадий Борисович возвращался обратно в здание клиники, его догнал Пал Мартыныч Бабошкин. Ловко управляя своей коляской, он перегородил путь профессору и быстро задал ему несколько кратких вопросов:

– Сегодня вы начали новую жизнь, док? Раньше вы, кажется, не бегали трусцой? Как вы думаете, наши победят в пятницу? А горчицу мне можно есть? Она не повредит моим ходулям?

Гейзеровский обогнул коляску, добежал до дверей и остановился. Он сильно запыхался и теперь хотел отдышаться. Пал Мартыныч сочувственно произнес:

– Сначала всегда трудно, док! Потом будет полегче. Если хотите, я вами займусь: когда-то я был тренером.

– Спасибо, Павел Мартынович… Всего хорошего, Павел Мартынович… – Профессор открыл дверь и вошел в здание клиники.

Выйдя через парадный подъезд на улицу, Гейзеровский направился к автомобильной стоянке. Так и есть: машины Ирины Лапиной на месте не было!

Тогда профессор кинулся к своему «москвичу».

Припарковав машину неподалеку от дома Ирины Лапиной, Аркадий Борисович бегом припустился к подъезду, в котором жила непослушная ассистентка. Лифт был занят: кто-то спускался вниз. Профессор оперся рукой о стену и нервно забарабанил по ней пальцами. Вскоре дверцы лифта открылись, и разгневанный жених Ирочки выскочил из кабины, отшвырнув Гейзеровского в сторону.

– Извините, я чуть было вас не задел… – сквозь зубы процедил ослепленный ревностью молодой мужчина и вылетел из подъезда на улицу.

Аркадий Борисович поправил на себе костюм и поспешил войти в кабину лифта – дверцы уже автоматически закрывались. В этом лифте было только одно зеркало, но профессор не стал отворачиваться от своего отражения. Он только устало прикрыл глаза и не открывал их до тех пор, пока не вышел на нужном ему этаже.

Ирочка встретила шефа с заплаканным лицом. Сначала она не хотела его впускать, думая, что это вернулся грубиян Сергей, но потом сменила гнев на милость и отворила дверь.

– Если ты пришел мучить меня дурацкими упреками, то можешь сразу же убираться к черту! – заявила она, вытирая слезинки на своих щеках.

Гейзеровский застыл на пороге: слова ассистентки попали в самую точку, он собирался начать разговор именно с упреков.

– Но, Ирина Михайловна… Мы должны разобраться с вами… выяснить… Я не могу уйти просто так, ни с чем… – залепетал он, стоя в дверях, как статуя.

– Ох, извините, Аркадий Борисович! Я думала, что это Сергей… Проходите и не обращайте внимания на мои слова!

Гейзеровский прошел в гостиную и сел в кресло. Большой попугай покосился на него со шкафа одним глазом и тихо изрек:

– Заявился, дрружочек! А ну, маррш в крровать!

– Не болтай глупостей, Гарри! – замахнулась на попугая рукой Ирина. – Иначе, смотри, запру в клетку!

– Ужас… Ужас… – прошептал попугай и спрятал голову под крыло.

– Ирина Михайловна, где мой гнэльф? – спросил профессор, приходя в себя.

Ирочка кинула взгляд на Аркадия Борисовича, вспомнила о гнэльфе, и ее тело содрогнулось от нового приступа рыданий.

– Он выбросил его в окно! – проговорила она, поднося торопливо платочек к дрожащим губам.

– Кто – он?! Кого – его?! – спросил Гейзеровский, приподнимаясь из кресла.

– Сергей! Гнэльфа! Этому дураку взбрело в голову, что я… что мы… – Ирочка захлебнулась в рыданиях.

– Выбросил в окно?.. Мое творение?.. – прошептал Аркадий Борисович и прижал ладони к побледневшим щекам.

Попугай выдернул голову из-под крыла и изрек:

– Плохой любовник! Пусть полетает!

Профессор кинулся к окну, посмотрел вниз, но распластанного трупика гнэльфа на асфальте не увидел. Может быть, его уже соскребли?!.. Гейзеровский повернулся к Ирочке и молча уставился на нее полубезумным взглядом.

– Наверное, он жив… Наверное, он упал на дерево… – пролепетала девушка. – Одежды нет, значит, он ее надел…

– Его бросали по частям? Сначала одежду, потом его самого? – удивился профессор.

– Да. То-есть, нет! Сначала Сергей выбросил Микки, а потом одежду!

Гейзеровский потер виски: он, кажется, перестал соображать…

– Зачем он его раздел? Ваш Сергей – садист, извращенец?

– Да нет же! – не выдержала девушка. – Микки разделся сам, а дураку Сережке померещилось, что он – извращенец…