Любовь под прицелом. Рикошет (СИ) - Корк Ольга

– За несколько лет службы я потерял всех друзей, с которыми мы начинали. Шесть человек, с которыми я был знаком чуть ли не с детсадовского горшка, умерли у меня на руках, не дотянув даже до двадцати трёх. Лёхе я вообще жизнью обязан – он меня собой от пуль прикрыл... Один был совсем зелёным – только-только в часть перевёлся. Отметили ему девятнадцать лет, и на следующий день его не стало. Думаешь, твой друг единственный, кто там свою жизнь оставил? У кого дети остались сиротами? Так вот я тебя удивлю – в том районе люди погибают пачками чуть ли не каждый день. Я столько смертей повидал за свой недолгий век, что уже воспринимаю её как что-то закономерное. В конце концов, когда-нибудь мы все там будем, но я готов к тому, что однажды могу не вернуться. А друг твой свою жизнь не зря отдал – его семья может им гордиться.

Его слова выбили воздух из лёгких, оставив меня наедине с жестокой реальностью, в которой я самой себе казалась эгоистичной истеричкой, а рядом со мной сидел этакий умудрённый опытом старец, который в свои годы уже мог позволить себе философски смотреть на многие вещи, в том числе и на смерть.

Я прекрасно понимала, что он прав, но мне-то от этого не легче – совсем. Хотя и не проникнуться его словами тоже не получилось.

– Мне жаль, правда, жаль твоих друзей, но…

– Но ты так близко не сталкивалась с этой стороной жизни на грани, да? Впервые теряешь кого-то?

Молча кивнула, не в силах спокойно говорить на эту тему: перед глазами, стоило их закрыть, возникало лицо Вадика с остекленевшим взглядом. Тёплая ладонь, накрывшая мои ледяные пальцы, крепко сжатые в замок, заставила вздрогнуть и поднять глаза на Лютого. Он с лёгкой грустной улыбкой на лице смотрел на меня, при этом оставаясь совершенно спокойным.

– На тебе теперь большая ответственность – прожить свою жизнь так, чтобы твой друг, наблюдая за тобой, захотел поскорее сюда вернуться. Поняла?

Услышать такой бред – последнее, что я ожидала от медика. Причём, бред настолько, что я против воли начала нервно хихикать, мысленно сомневаясь в его психическом здоровье, а он будто только этого и ждал. Непринуждённо дёрнул меня за прядь волос и скорчил смешную рожицу.

– Вот так-то лучше, а то сил уже нет смотреть на твою кислую мину. Но, вообще-то, жить тебе теперь по-любому придётся за двоих. Так что давай, хватит хандрить, нам теперь вместе работать, – он как-то задумчиво прищурился и многозначительно выдал: – Но и развлекаться за наш счёт в попытках улизнуть по-тихому тоже не стоит. Чувство юмора у нас поганое. Честно.

Перевела взгляд со своего соседа на остальных бравых ребят, приставленных ко мне отцом, оценила их рост и ширину плеч, а так же пронзительные цепкие взгляды, и поняла, что таки да. Можно даже не пробовать, иначе весело будет. Им. А вот мне наверняка нет.

Я вздрогнула, когда механический голос объявил мою остановку; Лютый помог подняться, хотя я могла бы и сама, но, наверно, теперь стоит привыкнуть к тому, что их опека будет доходить до абсурда. Я неспешно вышла под промозглый ветер, проникающий даже под одежду, и ускорила шаг, чтобы побыстрее спрятаться от холода. В машине, которую отец прислал за мной, места на шестерых явно не хватит, но папа предусмотрел и это, так что я не особенно удивилась, увидев второй подъехавший автомобиль. До загородного дома мы добрались быстро и без приключений – их с меня хватило, – и первым делом я отправилась в душ, чтобы смыть с себя трёхдневную грязь, усталость и боль. Оттягивать момент встречи с Мариной не было смысла, поэтому сразу после набрала её выученный наизусть номер и подрагивающим голосом предупредила о том, что сейчас приеду. Она рада тому, что в этот раз мы так быстро вернулись, а я не спешу разубеждать её в том, что вернулись оба.

Только не сейчас.

Мне бы ещё пару часов передышки.

– Слушай, как тебя там? – обратилась я к Лютому.

Ну не звать же его Лютым при людях, в самом деле!

– Артём, – понимающе усмехнулся тот.

– Нельзя ли поехать к семье Вадима не всем кублом? Боюсь, меня неправильно поймут…

Парень категорически покачал головой.

– Исключено. Ты выходишь либо с нами всеми, либо сидишь дома – тебе выбирать.

Ага, хороший такой «выбор», ничего не скажешь…

За неимением других вариантов пришлось быстро переодеться и снова выйти на улицу; почему-то именно сейчас я почувствовала себя невероятно опустошённой с одним-единственным желанием – спрятаться где-нибудь ото всех и побыть в одиночестве. Но на такую роскошь я просто не имела права.

На этот раз машин было целых три, но парням хватило мозгов не ехать по пятам. Артём сидел рядом, а остальные катили следом, отставая на пару машин, и во двор Маришки мы въехали раздельно, припарковав машины в разных частях. Я подняла глаза на её окна и ощутила себя не в своей тарелке оттого, что рядом нет Вадима. Кажется, это будет намного сложнее, чем я могла представить даже в самом жутком кошмаре. Прав был отец – платить за свои ошибки тяжелее всего.

Крепкая тёплая ладонь легла мне на спину, и я, повернув голову, посмотрела на Артёма, который молча кивнул мне в сторону подъезда. Ну да, сколько время не тяни, идти всё равно придётся. Окинув взглядом двор, удивилась, не заметив двоих из моих охранников.

– Они уже внутри, остальные останутся здесь. С тобой пойду я.

Слава Богу, не всей толпой, всё-таки он меня услышал.

– Спасибо…

На выдохе едва слышно я выдала слова благодарности, тогда как внутри меня всё узлом завязалось от напряжения и страха.

– Да всё мы понимаем, Лер. Не нервничай. Идём?

Артём меня не торопил, но и не дал струсить, поделившись своей уверенностью. Молча кивнув, сделала первый шаг к самому сложному часу в моей жизни.

Даже убегая от абреков под звуки выстрелов, мне не было настолько страшно, как в момент разговора с Мариной. На всю жизнь запомню её молчаливые слёзы и жалобные всхлипы в момент, когда я сообщила ей о смерти мужа. Никакие слова о том, что погиб Вадик не зря, сохранив эти множество жизней, не смогли бы успокоить любящую его женщину, да я их и не говорила. Наверное, если бы не Артём, я бы и сама сорвалась. Сорвалась на истерику, размазывая слёзы по лицу и умоляя простить меня, но он был рядом, и только поэтому я смогла выстоять. Мне хотелось обнять и поддержать подругу, но её внезапно остекленевший взгляд и молчаливый протест заставили меня отойти. Сейчас она не хотела видеть меня или кого-либо ещё, и я не могла винить её в этом. Только серьёзные лица детей, тихо стоявших в углу коридора и провожающих меня неожиданно взрослыми взглядами, стали последней каплей.

Стоило двери квартиры Вадика захлопнуться за нашими спинами, как выдержка подвела меня. Из подъезда я «выходила», крепко цепляясь за плечи Артёма и давясь слезами. Парню пришлось практически тащить меня на себе: идти самой у меня просто не получалось. Как во сне снова села в машину; за окном проплывали пейзажи, но я их не узнавала из-за слёз, которые застилали глаза и мешали видеть. Когда машина затормозила во дворе моего дома, Артём снова потянулся ко мне, но я оттолкнула его руки; очень хотелось прокричаться и что-нибудь разбить, но сил не было ни на что, так что я просто поднялась к себе и, прикрыв дверь в комнату, сползла по ней на пол. Свернувшись на ковре калачиком, я просто лежала, потому что слёз, наконец, не осталось. Не знаю, сколько времени понадобиться Марине, чтобы снова начать со мной разговаривать, но вряд ли стоит ждать от неё звонков в ближайшие дни.

Надеюсь, к моменту нашей встречи мы обе сможем прийти в себя.

Когда на душе стало не так мерзко, я заставила себя подняться и пойти в ванную – приходить в чувства; после, сполоснув лицо холодной водой и натянув халат поверх домашних шорт и футболки, спустилась вниз, минуя всех пятерых охранников. Артём обнаружился на кухне: вооружившись фартуком и кастрюлькой, парень… варил какао. Глядя на него, я легко могла представить его в гуще боевых действий с автоматом наперевес, но почему-то было дико наблюдать его в обычной обстановке – он словно медведь, решивший вместо лап использовать удочку. Это немного отвлекло меня от мрачных мыслей, и я постаралась сконцентрироваться на нехитром процессе приготовления горячего напитка.