Во мраке, переходившем в серебро - Kaтя Коробко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И самое сложное на данный момент — это моя мама. Она жалуется, что в рехабе кормят одним сахаром, даже хлеб с сахаром. Я ей верю. У нее диабет, и ей нельзя есть сладкое, даже если бы она и хотела. Договариваться с рехабом бесполезно, никто не отвечает на мои звонки, да и персонал меняется. Я съездила туда и отвезла все необходимые вещи, накупила продуктов и оставила их в холодильнике в коробках с датами, когда принесено, — это условия хранения продуктов в рехабе. Мама позвонила через два дня вся в слезах, так как всё было выброшено, даже сало из морозилки. Это было второе условие хранения продуктов — только два дня. У меня колоссальное чувство вины от того, что моя мать голодает после операции.
Я очень хочу думать о работе. В моем измученном мозгу так много мыслей о семье и так мало места для моей работы! Я всё это время, пока живу одна с детьми, удивляюсь, как моя работа до сих пор продолжает меня поддерживать, как неиссякаемый источник? Я то и дело должна переназначать пациентов и срываться с места, когда нужно везти кого-то на визит к врачу. Постоянно жду звонка от кого-то, бегу отвечать на сообщения. Все мои свободные минуты, обед и промежутки между пациентами заняты домашними делами.
Не хватает мне времени на работу!
Меня зацепила концепция ортодонтического лечения, и, по совету коллеги, я хотела записаться на курсы «Инвизилайн», так как пропустила конференцию в январе. Хочу поехать на однодневный курс в Бостоне, который будет проходить в конце февраля. Опять же, с моей жизнью планировать практически невозможно, но я записала всё в ежедневник, который для меня — как магический инструмент. Всё, что там записано, становится явью.
Мой бывший муж живет в трех с половиной часах езды от нас на север. Он появляется, как ясное солнышко, раз в две недели или раз в месяц — увидеться с детьми на одну ночь. Мы разведены уже больше восьми лет. Он никогда не простит мне того, что я его отвергла, и продолжает мстить по каждой мелочи. Он не верит мне и считает, что я недостаточно работаю, «помогает» мне дополнительными заданиями, а проблемы с детьми — это плод моего больного воображения. Ему так легче — думать, что я неврастеничка. В его восприятии он самый лучший папа и у него самые лучшие дети, а все проблемы — исключительно во мне. Он не знает, что растить детей с психическими расстройствами одной невыносимо тяжело. Он не пробовал, он выше этого.
Мое тело автоматически спазмирует, когда я вспоминаю о нем или нашем девятилетнем браке. Развод у нас прошел в лучших голливудских традициях — через судебный процесс, который длился три дня, а готовились к нему полтора года. Цена этого суда тоже была голливудская, но большим достижением моего адвоката было то, что опекунство физическое и легальное осталось за мной. Это редкий случай для судебной системы США. В основном все разводы заканчиваются пятидесятипроцентным опекунством для обоих родителей. Мой бывший муж, Питер, вел себя исключительно гадко и этим впечатлил даже судью. Но детям положено видеться с папой. В моем бессменном материнстве есть передышки, когда они едут к нему на каникулы.
Вот и сейчас приближается время февральских каникул, когда дети на неделю уедут к папе, а в моем волшебном талмуде запланирована поездка на медитацию.
Девять лет назад, когда я как раз разводилась, мне попала в руки книжка Шэрон Зальцбург о методе инсайт-медитации. Я с удивлением обнаружила в конце книге адрес центра, который находится в моем штате Массачусетс, около двух часов езды от моего дома. Автор источала пронзительную искренность и доброту. Я сердцем услышала призыв и зарезервировала себе двухдневную сессию ретрита молчаливой медитации для начинающих. И была в восторге от этого места. Я сразу поняла, что мне просто необходимо ездить туда регулярно. С тех пор по крайней мере раз или два в год я уезжаю на разной длительности ретриты. В феврале обычно предлагают сессию во время февральских школьных каникул. И этот пятидневный ретрит в моё расписание сейчас вписывается под большим вопросом.
Я взяла неделю отпуска на работе, а вот что будет с мамой? Это предвидеть невозможно…
— Вася, после школы будь дома, не смывайся, мы едем к папе. Ты собрал вещи, которые хочешь взять?
— Угу.
— Лорочка, ты собралась к папе?
— Еще нет, я после школы.
— Нам после школы надо ехать, в три часа.
— Я успею.
В пол третьего, после окончания школы, Лорочка носится фурией по дому, собирая вещи.
Иду проверять Васю — его и след простыл. Собираю его вещи. Нашла кучу грязной одежды в углу, бросаю в стирку, может, поедем позже, но с достаточным количеством одежды — она на нем горит.
Машину загрузила лыжами с лыжными ботинками, сноубордом, принадлежностями, вещами. Свою сумку тоже не забыла, это важно!
Потом еду с Лорой разыскивать Васю, и уже с ним отправляемся часа в четыре, в сумеречную дорогу. Лучше позже, чем никогда.
Довезла, передала, выдохнула. Еще через сорок минут добираюсь до ретрита. Оглашаю мои проблемы на рецепции и не сдаю свой телефон, как обычно, чтобы периодически проверять ситуацию. Оставляю рехабу телефон медитационного центра, который они, конечно, потеряли, как выяснилось впоследствии.
И природа вокруг, и сам центр практически подходят под мое представление о рае. Прелестный сельский уголок Массачусетса, где природа выглядит нетронутой. Сотрудники центра и участники ретритов своими медитациями и молитвами трансформировали здание католической церкви в обитель добра и умиротворения. Центру инсайт-медитации уже больше сорока лет. На одном из ретритов, который я посетила тоже, кстати, в феврале, праздновали сорокалетие большим тортом. Согласно традиции, которой тысячи лет, учения предлагаются бескорыстно, а участники могут поддержать центр и учителей, предлагая в обмен за учение благотворительный взнос, «дана», произвольного количества. Потрясающе, что в наше время эта традиция продолжает работать и учителя не идут по миру. У них нет зарплаты, медстраховки, оплаченных отпусков или пенсии, их мотивирует служение высокому.
В центре я себя чувствую, как у Бога за пазухой, и мои печали отступают, хоть это
