Фамильные ценности и другие рассказы - Елена Доброва

– Ну, может ты и права. А когда ж это было?

– Когда Зойка с Мишкой еще там жили, до переезда. Им квартиру-то когда дали? Года три назад? Вот, значит, примерно так.

– А где вы с Зойкой-то виделись? Когда она тебе это рассказать успела? Ты ж вроде туда не ездила?

– Дим, ты прямо как следователь! На юбилее теть Любином, помнишь? Тогда еще вся ваша родня собралась. И соседи тоже были все.

– A-а, да-да-да, вспомнил.

– Вот тебе и да-да-да. Мы с Зойкой пошли на кухню, посуду мыть. Тут-то она мне и рассказала.

– Слушай, а вдруг родственники захотят в наследстве участвовать?

– Интересно, с какой это стати? Они ей никто. Смотри, было две сестры – Рая и Люба, правильно? Рая была замужем, Люба нет. Раин муж умирает, она после него наследует. Потом умирает Рая. Детей у нее нет. После нее наследует ее сестра Люба. Потому что родственники мужа не наследники. Теперь сама Люба вот-вот умрет. Ты у нее единственный собственный родственник. Не бог весть что, но все равно это ближе, чем родственники мужа сестры. И потом есть завещание. Так что, не волнуйся, ты у нас наследник трона.

– Лид, а Зойка не могла это… того…

– Чего того?

– Ну, утащить ящичек?

– Каким образом? Она должна была сначала всю комнату теть Любину обыскать, чтобы его найти. А тетя Люба же не слепая и не глухая. Потом перетащить его к себе, чтобы никто не видел… Нет, Дим. Он где-то есть.

– Ладно, поживем – узнаем.

Через несколько дней им позвонила соседка тети Любы.

– Здравствуйте.

– Здрасте.

– А Дима есть?

– Нет его.

– Это вас от тети Любы беспокоят. Я соседка.

– Ой, здрасте. А я Лида, супруга. А Димочки нет. Может, чего передать?

– Да тут такое дело. Приехать бы вам, а то ей что-то совсем плохо. Мы тут врача вызывали вчера, они ее забрать хотели, а мы-то не родственники. Не могу, говорю, это с ними надо решать. Они ей укол сделали, вроде полегчало. Но вообще она плохая. Сейчас я к ней заходила, лежит, дышит тяжело, то ли спит, то ли что. Я говорю – теть Люб, ты меня слышишь? Она глаза открыла, а вроде как не узнает. Вот я вам решила позвонить, телефон у нее в книжке записной нашла. Приезжайте, а то, как бы не опоздать вам.

– Ой, конечно-конечно. Завтра приедем с утра.

– А сегодня никак?

– Сегодня?

– Да, а то мало ли что. Может, опять врача надо вызвать будет, может в больницу ее. А то, вы уж извините, я с ней все ночи не сплю. А у меня своя тетка. За теть Любой смотрю, а моя-то брошена.

– Ой. Надо же… А как вас звать?

– Нюра я. Анна Егоровна.

– Анна Егоровна, я сейчас Диму разыщу, он на работе. И мы сегодня подъедем. Обязательно. А вы будете? Дверь-то открыть?

– Буду, буду, а как же. Открою. У нас и ночевать вам есть где. Вон комнат пустых пять штук. Так что приезжайте.

– Ладно, Анна Егоровна. Приедем, приедем.

– Ладно тогда. Извините, что побеспокоила.

Четыре дня провели Дима с Лидой в квартире тетки. Дима, правда, уходил на работу. Лида оставалась. Тетка практически все время была в полусне. Она ничего не ела, Лида пыталась кормить ее с ложки, но ни кашу, ни бульон влить ей в рот не удалось. Все проливалось мимо, и Лида перестала пытаться. Несколько раз она давала тетке воды из поильника, несколько раз, преодолев отвращение, проделывала гигиенические процедуры. В ночь с четвертого на пятый день тетка, не приходя в сознание, стала хрипло постанывать.

– Теть Люб, а теть Люб! – тихонько позвала Лида.

– Ты что? Где болит? Открой глаза! Ты меня слышишь? Дим, встань-ка. Посмотри, что это с ней?

– Да-а. Что-то не то…

Лида постучала в дверь к соседке.

– Анна Егоровна! Что-то она похужела, по-моему. Чего делать-то?

– Знаешь что, Лид, вызывай-ка ты скорую. Они врачи все-таки. Может, чего сделают. Или в больницу заберут. Если помрет – то при них. А мы что можем – ничего.

Врач посмотрел. Пощупал пульс. Покачал головой.

– Куда ее забирать? Мы тут бессильны.

– Она умрет?

– А вы что, не видите сами? Это вопрос одного-двух дней, не больше.

Дима отвел врача в сторону. Сунул ему пятьсот рублей.

– Слушай. Отвези бабку в реанимацию. Может, укол какой ей назначат. Капельницу.

– Да не поможет ей ничего.

– На вот, возьми еще двести. Больше нету. Ну отвези, у меня хоть совесть будет спокойна, что все сделал.

Девятый день пришелся на середину рабочей недели, поэтому народу было гораздо меньше, чем на похоронах. Оставшись одни, Дима и Лида сидели за столом в комнате тети Любы и тихо разговаривали.

– Интересно, где же ее добро хранится? Я пока с ней сидела, потихонечку исследовала ее шкафчики – ни хрена не нашла. Нигде ничего нет. Ну там, статуэточка, вазочка. Ложки нашла старинные, похоже, серебряные – штук пятнадцать самых разных, с витыми ручками. Красивые. Но все не то. Ценностей нет.

– А сберкнижки нашла?

– Нашла. Две. На одной ее похоронные, на другой – пенсия.

– И все?

– Все. Больше ничего нет.

– А ты везде смотрела?

– По-моему, везде.

– Можно еще поискать.

– Давай поищем. Но где?

– А ты под кроватью смотрела?

Лида ошеломленно открыла рот.

– Димка, ты гений! Конечно! Где же еще!

Они с энтузиазмом взялись за старый массивный диван, который, казалось, за полвека стояния на одном месте прирос к полу. Когда, наконец, им удалось его сдвинуть, они увидели большой, покрытый толстым слоем пыли коричневый чемодан.

– Сейчас, погоди, дай-ка я его вытру. Дим, он просто неподъемный!

– Знаешь, замки заело. Пыль, наверное, забилась. Тут молоток есть? Или хоть нож какой-нибудь?

– Да взломай ты эти замки дурацкие!

– Ну, зачем же. Потом оставлять его открытым? Мы же все сразу не утащим.

Лида нашла нож, протянула Диме.

– Такой пойдет?

– Во, давно бы так, – удовлетворенно сказал Дима, когда замки поддались и со щелчком открылись. – Ну, что, открываем?

Чемодан оказался забит стопками писем и открыток, перевязанных тесемками, альбомами старых фотографий, пакетами с фотографиями, не поместившимися в альбомы. Тут же находился старомодный несессер с какими-то флаконами, кисточкой для бритья и баночкой пудры или талька. Маленькая черная лаковая сумочка, в которой лежал старый пожелтевший рецепт на сульфидид, английская булавка и поблекший от времени смятый батистовый носовой платок, хранивший едва уловимый аромат духов, смешавшийся с запахом пыли. Кроме этого в чемодан сбоку был втиснут тряпичный мешок с серебряным ломом – несколько гнутых ложек, вилки без зубцов, деформированная, как будто на нее наступили, старая сахарница и сломанные щипцы для сахара.

Лида пришла в себя раньше мужа.

– Облом… Большой облом.

– Н-да-а-а…

– Да что же это такое, – вдруг сорвалась на крик Лида, – прямо колдует кто-то против нас. Твоя Люба тоже хороша, издевается над нами!

– Лид!

– Что, «Лид»?! Целый чемодан хламу! Что ей стоило сказать тебе, где хранятся ее фамильные ценности! Раз уж она тебе все завещала, так почему не сказать, где это «все» находится. Что мы тут как воры или как бедные родственники должны рыскать!

– Ну вообще-то да…

– Но я не отступлю. Мы тут все перероем. Поняла? – угрожающе пообещала Лида, поглядев вверх на потолок. И повернушись к Диме, решительно произнесла:

– Ты в шкафу смотри, а я в книгах.

– Лидка, пойди-ка сюда. Смотри, чего я нашел.

– Слушай, это же копия завещания. Ну-ка, ну-ка. Садись, давай почитаем.

– Так. Я такая-то…, проживающая….настоящим завещанием делаю распоряжение… принадлежащее мне имущество – две картины художника Скворцова «Осенний пейзаж» и «»Половодье»; фарфоровую статуэтку «танцующие девочки»; столовое серебро (шесть столовых ложек, три вилки, три ножа, пять чайных ложек); хрустальную вазу…книги…три пуховые подушки…завещаю Карганову Дмитрию Алексеевичу.

Супруги смотрели то на завещание, то друг на друга.

– Погоди. Чего-то я не понял. Это что – завещание?

– Да нет, не может быть. Это, наверное, черновик какой-то. Дай-ка я посмотрю.

Лида взяла листок и стала внимательно его изучать.

– Дим, тут сказано, что это копия для завещателя, а оригинал хранится у нотариуса.

– Так, надо пойти к нотариусу и все выяснить – где завещание на комнату и на ценности. Может это две разные бумажки.

– Нет, Дим, просто твоя тетушка нас нагрела! Осенний пейзаж она мне оставила! Да на хрен мне этот пейзаж! Интересно, кому все досталось? Кто такой шустрый? Может, это нотариус ее обработал? Видит, старая бабка, одинокая, он ее и обчистил!

– Ну… Если так…Я ему морду набью! В суд пойду! Надо найти этого нотариуса, пусть скажет! Где этот чертов адрес?

Оригинал завещания, хранившийся у нотариуса, в точности соответствовал той копии, которую обнаружили супруги в книгах тети Любы. Ни о каких ценностях не говорилось ни слова, и никакого другого завещания, по всей видимости, не существовало. По крайней мере, этот нотариус ни о чем подобном не знал. Что касается самой комнаты, то она не была указана в завещании потому, что тетя Люба не приватизировала ее, и, следовательно, комната не являлась ее собственностью.