Кольцо Пяти Драконов - Эрик Ластбадер

Высоко подоткнув подол платья на нежных белых бедрах, она вошла в мелкий ручей, взбаламутив ил и головастиков. При виде разлетающихся головастиков мальчики догадались, что вызвало звонкий смех. Не то чтобы они не обратили внимания на звуки, которые она издавала. Нет-нет, они с восхищенным вниманием уставились на ее волосы. Они были густые и коричневые, как жареная леееста на сковородке. Собраны на макушке и заколоты парой типичных кундалианских длинных филигранных булавок в виде ракушек. Пока они смотрели, она сделала еще один шаг. Теперь вода доходила до лодыжек. Вдруг она подняла голову и огляделась. Мальчики застыли, затаив дыхание, чтобы она не заметила, что за ней наблюдают, и не убежала. Разумеется, они не боялись ее. Они были в'орннами и не страшились кундалиан. Скорее их тянуло к ней — каждого по-своему. А тут еще эти волосы.

Несомненно, из-за того, что в'орнны были совершенно безволосым народом, их отношение к кундалианским волосам колебалось от отвращения до эротической озабоченности. Ходили даже слухи, будто гэргоны частенько посещают кундалианские кашиггены, где платят за услуги таинственных имари, у которых волосы настолько длинные, что якобы специальные слуги носят их за ними, как шлейфы. Поскольку гэргоны любили распускать слухи и мифы о себе, тут никто не мог отличить правду от вымысла.

Оцепеневшие мальчики смотрели, как молодая кундалианка подняла руки и вытащила булавки. Волосы низвергались ей на спину, как струи Поднебесного. Потом она начала раздеваться. Сначала жилет, потом блуза, потом длинная многослойная юбка. И с криком удовольствия бросилась в воду. Когда вода дошла до бедер, они увидели все ее волосы.

Курган уронил голоногов. Добыча — птицы со сломанными шеями — лежала у ног, забытая в пылу новой охоты.

— Вот отборный клеметт, созревший для сбора, — сказал он хрипло. — Я должен получить ее.

Не сказав больше ни слова, он выскочил из укрытия. Аннон бросил лук и помчался следом. Из них двоих Аннон был быстрее. Курган, видя, что проигрывает гонку, подставил ногу. Аннон растянулся на земле.

Курган, воспользовавшись внезапным преимуществом, вмиг добежал до берега и прыгнул в воду, как раз когда молодая кундалианка заметила его. Она взвизгнула и попыталась удрать, но он схватил ее. Несмотря на сопротивление, он повалил ее и несколько раз окунул с головой в воду. Девушка начала задыхаться, и он смог без дальнейшего сопротивления вытащить ее на мелководье. Там он тяжело упал на нее, прижимаясь губами к губам.

Аннон, лежащий среди побегов крив-травы и свистиков, смотрел на это с двойственным чувством. Он тоже ощутил при виде девушки тяжесть в пояснице; ему тоже хотелось упасть на нее и удовлетворить вожделение. В сущности, в этом не было ничего неправильного. Кундалиане были низшей расой — еще одно рабское племя, покоренное в'орннами. И однако... И однако что-то сдерживало его, словно какой-то еле слышный голос шептал на ухо: “Это неправильно”. Он задрожал. Разумеется, это был голос Джийан. То, что Джийан — кундалианка, имело для Аннона немалое значение, поскольку именно она воспитывала его. Разумеется, не будь она любовницей регента, ей никогда бы не доверили такое важное дело, никогда бы не приняли в хингатта лииина до мори или какую-нибудь другую хингатту, коли на то пошло. Но регентом Элевсина избрали гэргоны, и хотя ему не дозволялось принимать собственные законы, его слово было Законом для Каст. Его слово было Законом, потому что за ним стоял авторитет гэргонов. Можно было ворчать и жаловаться, как, например, Стогггул, но не более того: не-довольный шепот, как натертая кожа под плохо подогнанной одеждой.

Разумеется, его воспитывала Джийан. Она была любовницей отца и выполняла его приказы. Как хорошая рабыня. Рабыня, голос которой каким-то образом проникал в его череп, даже когда ее не было рядом. Возможно, Курган прав насчет нее; возможно, она действительно колдунья.

Так или иначе, он не мог больше слушать этот голос. Аннон выбежал на ослепительный солнечный свет, слетел с крутого берега, как стрела, и свалился на борющуюся пару. Он видел голые ягодицы Кургана, кровожадность и безумие во взгляде друга. Странно, но это только подстегнуло его решимость. Решимость — на что? Уступить желанию, облегчить странную тяжесть в пояснице, сражаться за свою долю этой влекущей молодой кундалианки. Заткнуть этот сводящий с ума шепот, заполняющий все уголки мозга.

Он вцепился в напрягшиеся мускулы плеч Кургана. Курган яростно вскинулся и ударил Аннона тыльной стороной руки. Аннон пошатнулся, но подступил снова — и нарвался на короткий, сильный удар. Он упал на колени в воде, перед глазами мерцали звезды. Когда зрение прояснилось, он увидел лицо девушки — и кровь застыла в жилах. Она больше не сопротивлялась. Глаза потускнели, словно она вглядывалась в какую-то даль, куда не мог добраться ни один в'орнн. Такой взгляд он много раз видел у кундалианских рабов в Аксис Тэре. Этот взгляд бесил его; то, что мать покинула его, ощущалось как ножевая рана в животе. И каким-то образом гнев напомнил ему, как в детстве он плакал по ночам. Ему была нужна мать, а что он получал взамен? Кундалианскую рабыню! Он звал мать от страха, но и для того, чтобы досадить Джийан, чтобы наказать за то, что она находится на месте матери.

Если Джийан не ублажала отца, она приходила на зов. Без всяких просьб она укачивала его, хотя он с трудом переносил ее прикосновение — прикосновение кундалианки, которую отец почему-то обожает! Она рассказывала странные, тревожащие душу легенды о богине Миине и Пяти Священных Драконах, создавших Кундалу, или баюкала, напевая стихи на жутковатые мелодии, заползавшие в мозг. Надо отдать ей должное, у нее был чудесный голос.

И в то же время в ней жила глубокая печаль, часто окутывавшая ее, лишавшая улыбку радости. Однажды он проснулся в объятиях Джийан и обнаружил, что она плачет во сне. Наверное, ей снилось что-то ужасное, слезы катились по щекам бесконечным потоком, и хотя к горлу подкатил комок отвращения, он обнял ее и крепко сжал пальцы.

Солнечный свет, отражающийся от воды, слепил глаза. Гнев пересилил вялость. По-звериному зарычав, он ударил Кургана кулаком в челюсть, нанес грубый, но мощный удар в подбородок и так смог оторвать от добычи. Девушка лежала в оцепенении. Аннон взял ее за руку и помог встать. Она вздрогнула и отшатнулась, когда он выпустил ее.

На мгновение все застыло, как на картинке: мужчина-завоеватель и женщина-рабыня, — столь непохожие глаза встретились, столь непохожие сердца бились с незнакомым напряжением. Аннон знал, что надо брать ее, надо дать сдачи кундалианской колдунье, которая вырастила его, и отцу, которому она нужна еще больше, чем Аннону. Надо было потребовать, как подобает в'орнну, того, что принадлежит по праву. Но он просто стоял.