Я выжил в Холокосте - Дэниэл Коуэн

– Венгр? – спросил он.

Тибор кивнул.

– Только появился здесь?

Тибор снова кивнул. Мальчишка ухмыльнулся. Его зубы были почти черными.

– Слыхал про парашюты? – спросил он с грубым смешком.

Тибор уставился на него.

– О, ты такого никогда не видел! – заявил он восторженно.

Его звали Арон. Его отец был врачом, а мать медсестрой; они появились в крепости, когда Арон был еще совсем маленьким, и работали в офицерском госпитале, пока СС не отправили их на фронт помогать раненым солдатам. Арон не видел их уже несколько месяцев, но был уверен, что они вернутся за ним, как только немцы выиграют войну.

Арон спрыгнул на пол и подвел Тибора к нише, где стояла маленькая плита. Староста что-то готовил в горшке.

– Ты пришел с поляками? – спросил староста на ломаном венгерском.

Тибор кивнул.

– Я король поляков, – заявил он гордо. – Раз ты пришел с поляками, мы позаботимся о тебе.

Король отрезал им несколько ломтиков вареного картофеля, затем отогнал их.

Арон сказал, что им лучше выйти на улицу, пока мужчины, которых он называл «капо», не заставили их работать. Тибор был голоден, голова его кружилась, ему сильно хотелось спать, но он побоялся остаться в бараке один и потому пошел за Ароном.

Небо было чистым, и Тибор смог разглядеть охрану, колонны людей, одетых в свободное полосатое шмотье, другие бараки и черный дым, струящийся над крышами. Арон указал ему на утыканный шипами деревянный и проволочный забор, растянувшийся вдоль дальней стороны двора.

– Держись подальше от той штуки, – предупредил он его. – Подойдешь слишком близко, он тебя затащит и прикончит.

Тибор, кажется, не понял.

Арон ухмыльнулся: «Не переживай, этого не случится. Тебя пристрелят даже раньше, чем ты успеешь туда подойти. Но если все-таки успеешь, он доберется до тебя, и ты будешь там висеть, может даже весь день, до тех пор, пока охрана не снимет твой жалкий труп. Так что не переживай».

Он засмеялся и отвел Тибора за угол к маленькому, низенькому зданию с высокой кирпичной трубой. Самый густой и вонючий дым шел из этой трубы.

«Там есть большущая печь, – хихикая, сказал Арон. – Туда тебя отведут, когда все закончится».

Утро уже подошло к середине, и на территории лагеря появилось оживление, сопровождаемое резким шумом. Вдалеке залаяли собаки. В деревянной хибаре пронзительно завизжали металлические пилы. Легкий ветер доносил лязг молотков и кирок.

Двое мужчин в полосатом прошли мимо мальчиков и скорчили им рожи. Это были капо, объяснил Арон: заключенные, которым начальство лагеря приказало присматривать за остальными. У них не было винтовок, как у офицеров СС, зато были тяжелые резиновые дубинки, которыми легко можно было превратить человеческую голову в пюре. Арон утверждал, что видел их в действии, и посоветовал Тибору не злить этих парней. Некоторые были спокойные, но другие были настоящими садистами, готовыми избить до смерти за то, что на них не так смотрят.

Тибор спросил про невыносимый смрад. Арон отвел его к дальнему концу бараков и указал на девятиметровую стену, простиравшуюся так далеко, насколько хватало глаз.

– Это оттуда.

Арон объяснил, что некоторое время назад на площадь привели толпу русских солдат. Тех, кто мог работать, отвели в бараки, остальных – сотни их было! – оставили стоять на площади весь день. Когда стемнело, приехали пожарные машины и начали поливать их ледяной водой. Русские просили о пощаде, но охране было плевать. Пулеметы держали их в строю, пока вся пачка не смерзлась вместе, словно ледяная скульптура. Поскольку всех сразу нельзя было отвезти в печь, их кусками вывезли за ворота и сбросили в мелкую канаву. Когда потеплело, ледяная скульптура растаяла. Затем они начали гнить. Вот откуда шел самый зловонный смрад.

К баракам подъехал автомобиль с обедом. Мальчишкам досталась чашка коричневого супа с кусочками свеклы и шмат черного хлеба размером с кулак. Тибор два раза укусил хлеб и сдался: корка была твердой, а внутренности больше походили на плотную грязь, нежели на муку. Он хотел было положить недоеденное в карман, но Арон предупредил его. Если другие заключенные увидят, как он ест в неположенное время, то есть не в обед и не в ужин, его выследят, отберут еду и будут искать еще. И почти наверняка сделают больно в процессе. А если никто из людей не найдет его заначку, за них это сделают вши.

Арон повел Тибора к истрепанному знаку на стене их барака. На знаке красовалась вошь, знак «равно» и слово СМЕРТЬ.

– Тебя может убить одна-единственная вошь.

Тибор не понял. Вши, крошечные белые насекомые, которые забираются к тебе в волосы, конечно, отвратительны, но не смертельны же. В Пасто, когда у детей появлялись вши, их либо вычесывали расческой с частыми зубчиками, либо выводили порошком, если те никак не хотели уходить. Но Арон сказал, что здесь вши гораздо опаснее, потому что они прячутся в одежде, потом забираются под кожу и сосут кровь. Хуже того, вши переносят сыпной тиф, а если ты подхватишь тиф, тебя сразу отправят в госпиталь, чтобы не заразил тут никого, особенно охрану. И что еще хуже, те, кого отправляли в госпиталь, никогда не возвращались. Отец Арона очень подробно объяснил ему все это и даже показал, как убирать яйца вшей из одежды, прежде чем они вылупятся и начнут хозяйничать в твоем теле.

Потом Арон рассказал про глубокую яму, карьер, сразу за бараками, где трудились сотни мужчин, добывая камни. Это было самое страшное место во всей крепости, там работали самые несчастные заключенные, туда отправляли людей, которые чем-то не понравились капо; их «парашютировали», объяснил, задыхаясь, Арон, да вот только парашютов у них не было. Арон хотел, чтобы Тибор увидел карьер, но сделать это было невозможно – по крайней мере, до тех пор, пока их самих не отправили бы туда на работу, а это случалось, только когда капо не хватало рабочих рук взрослых мужчин.

– Может, сами напросимся? – предложил Тибор.

– Ты что! – Арон посмотрел на Тибора, как на дурака. – Тут так не принято.

Тибор запутался. За что людей здесь так наказывали? Почему их сторожа вели себя так жестоко? И он здесь за что? Потому ли, что он еврей, или потому, что он венгр? Арон не знал ответа. Шла война, и вещи просто случались сами собой. Спустя какое-то время ты просто прекращал думать о причинах происходящего.

Заключенные барака, в котором жил Тибор, вернулись после заката, насквозь потные и отвратительно пахнущие. Большинство свалилось замертво. Его соседи сначала немного потолкали его, потом уснули. Их секция вскоре затихла, но поляков не было. Тибор испугался. Он кое-как выбрался из ряда коек и прочесал весь блок: их нигде не было. Тибор разбудил Арона и спросил, что могло случиться, но мальчик не знал. Простояв возле двери около часа, Тибор уселся на пол и тихо заплакал.

Наконец его друзья появились, усталые и грязные. Из-за того, что Петер и Лукаш разбирались в строительстве, их всех отправили за ворота. Они рассказали, что там, в нескольких милях отсюда, строят еще один лагерь, и инженеры решили, что поляки смогут помочь. Петер также сказал, что им повезло аж дважды: что они все говорят по-немецки и что СС нужны инженеры-строители.

На второй день жизни Тибора в лагере шел дождь, поэтому он остался внутри, отдыхал, собирался с мыслями и успокаивался. Он думал о своей семье, и сначала это были грустные мысли, но потом он разозлился. Родители так настаивали, так хотели отправить его в это путешествие. Ну разумеется, в Пасто ему было бы гораздо лучше!

Вечером офицер СС выкрикивал на площади имена и раздавал приказы, которые Тибор не понимал. Он повернулся и увидел, как двое заключенных устанавливают платформу возле задней стены, чтобы какой-то мужчина смог сыграть там на скрипке. Грустная мелодия, которую он заиграл, была той же мелодией, которую Тибор слышал совсем маленьким. Затем вдруг, в середине мелодии, охранники подвели к платформе другого человека, поставили его на стул, накинули на шею петлю и толкнули. Половина узников отвернулась; другая половина продолжала смотреть: кажется, их это позабавило.

Спустя три дня Тибор был убежден, что умрет в Маутхаузене. Хотя бы даже от еды. Живот болел весь день, каждый день, началась неконтролируемая диарея. Арону это все казалось веселым; он называл это «инициацией». На помощь ему пришел король поляков: предложил ему уголь из печки и сказал разжевать и проглотить. В итоге, к большому удивлению Тибора, живот прошел.

Дождь и холод лишь усугубляли проклятую монотонность. Арон дни напролет не слезал с койки. На каждый вопрос Тибора он отвечал «нет». Нет, мы не можем посмотреть карьер. Нет, мы не можем разговаривать с охранниками. Нет, нам нельзя пойти в другие бараки поискать других детей. Таковы правила, и если их нарушать, можно получить пулю.