Великая огнестрельная революция - Виталий Пенской

XIV–XV вв. вообще стали в истории западноевропейского военного дела временем серьезных перемен, своего рода зарей нового дня. Центральное событие этого периода, один из крупнейших военных конфликтов Средневековья, Столетняя война 1337–1453 гг. между Англией и Францией резко ускорила процесс развития европейского военного дела. Именно в годы этой войны тактика и стратегия европейских армий приобретают все более и более осмысленные формы, а сами армии становятся значительно более сложными по структуре. Как отмечал Д. Уваров, в годы этой войны, втянувшей в свою орбиту два, пожалуй, наиболее развитых на то время в военном отношении государства Европы, «стал восстанавливаться баланс между конницей, тяжелой пехотой и стрелками, ранее неоправданно сдвинутый в пользу тяжелой конницы по конкретным социально-экономическим причинам…»62. Тяжеловооруженная рыцарская конница все еще оставалась важным родом войск, однако только в тесной связке с пехотой, в особенности со стрелками, она могла добиться серьезных успехов. В противном случае ее практически неминуемо ожидало жестокое поражение. Но эта связка не могла возникнуть в войске, собираемом от случая к случаю, и потому в сознании западноевропейской военной элиты все больше и больше укреплялась мысль о необходимости придания армиям большей регулярности и постоянства.

Но не только изменением характера войны, структуры армий и их социального состава характеризуется военное дело времен Столетней войны. Именно на это время наряду с совершенствованием традиционных форм и методов ведения войны в европейском военном деле приходится появление и быстрое распространение технического новшества, которое в скором будущем перевернет военное дело в целом. Речь идет об огнестрельном оружии. Точно время и место его рождения по-прежнему остаются предметом споров и разногласий, однако тем не менее уже сейчас можно с уверенностью утверждать, что первые работоспособные образцы огнестрельного оружия в Западной Европе начали использоваться более или менее регулярно со 2-й четверти XIV в. Во всяком случае, в 1326 г. флорентийская Синьория назначила двух мастеров для изготовления бомбард, в 1331 г. бомбарды были применены при осаде Чивидале, в 1333 г. – во время осады Бервика-на-Твиде. В 1338 г. бомбарды впервые применяют французы, а в 1340 г. ими обзаводится папская армия. «Таким образом, – заключал французский историк Ф. Контамин, – лет за двадцать и путями, проследить которые не представляется возможным, новое изобретение распространилось по всему Западу – вероятно, начиная с Италии…»63 Таким образом, к началу Столетней войны огнестрельное оружие уже не было новшеством для западноевропейских военных теоретиков и практиков.

Лиха беда – начало, и пущенное в ход, едва появившись на свет, огнестрельное оружие достаточно быстро вошло в практику, несмотря на долгое время отрицательное к нему отношение. Как писал военный писатель 2-й половины XVI в. Фрёнсбергер, «…не понадобится больше ни настоящего человека, ни храбрости, раз всевозможная хитрость, обман, предательство вместе с этими омерзительными орудиями получили такой перевес, что ни умение фехтовать, бороться, драться, ни оружие, ни вооружение, ни сила, ни искусство, ни храбрость уже ничего не могут, ничего не значат. Ибо часто случается, что храбрый герой бывает убит из пушки никуда не годным, отовсюду выгнанным малым, который не посмел бы в другое время с ним заговорить или даже взглянуть на него…»64. Преимущества, которые давало обладание этим оружием, были слишком велики, чтобы им пренебрегать из моральных побуждений.

Во 2-й половине XIV – 1-й половине XV в. процесс развития технологий и приемов использования огнестрельного оружия привел к его дифференциации, что нашло отражение в соответствующей терминологии. Как указывал Ф. Контамин, если в XIV в. во Франции было известно два термина для обозначения огнестрельного оружия – «пушка» и «бомбарда», то к началу 80-х гг. следующего столетия в обиход входит по меньшей мере 10 его наименований65. Что, как не этот факт, свидетельствует в пользу его широкого распространения и совершенствования? Во 2-й четверти XV в. начался постепенный переход к использованию зерненого пороха при очевидном снижении его цены примерно вдвое в сравнении с концом XIV в. Тогда же в обиход наряду с прежними каменными ядрами стали входить отлитые из железа.

Но и это еще не все. Наряду с тяжелым огнестрельным оружием, артиллерией, во 2-й половине XIV в. на свет появляются и первые образцы более легкого, не столь громоздкого и более удобного в обращении. Еще в 1364 г. магистрат Перуджи поручил изготовить 500 ручниц длиною в одну пядь, которые можно было бы удерживать одной рукой и пули которых пробивали бы доспехи. В 1381 г. Совет Аугсбурга решил выставить в числе прочих воинов против франконского и швабского дворянства 30 стрелков из ручниц, а в 1388 г. милиция Нюрнберга насчитывала 48 стрелков, способных к обращению с ручницами. В. Бехайм не без оснований полагал, что эти первые «ручницы», «огневые трубки» (нем. feuerrohr) представляли собой переходный тип от легких пушек к ручному огнестрельному оружию66. К середине XV в. от этих ручниц, требовавших в обслуживании двух человек – стрелка и наводчика, перешли к «нормальным» ручницам, обслуживавшимся одним стрелком. В Италии такие ручницы, принятые первоначально на вооружение конницы, получили название скопитусы (от лат. scopitus), а во Франции – петриналь (фр. petrinal). Серьезным шагом вперед стало изобретение в Германии примерно в середине XV в. фитильного замка, благодаря чему отпала необходимость включать в расчет ручницы второго человека, а сам процесс стрельбы из нее стал более удобным и простым.

Таким образом, к середине XV в. сформировались определенные предпосылки для того, чтобы перейти на новый, более высокий уровень развития европейского военного дела. Этот шаг был сделан в ходе последнего этапа Столетней войны и Бургундских войн, а особенно во время многочисленных войн, бушевавших в Италии в конце Средневековья67. Именно к этому времени относятся первые попытки создания по-настоящему постоянных армий.

Одним из первых это попытался сделать король Франции Карл VII. Cтремясь избавиться от банд «живодеров»-наемников, чьи услуги стали менее востребованы после заключения в 1435 г. Аррасского мира между ним и бургундским герцогом Филиппом Добрым, Карл приступил к реорганизации своей армии. Она проходила поэтапно. Сперва в ноябре 1439 г. королевским ордонансом было введено монопольное право короля на набор солдат, ограничена численность «компаний» и сделана попытка посадить их гарнизонами в приграничных крепостях. Затем в 1445 г. Карл приступил к проведению 2-го этапа реформы. Характерно, что он вовсе не создавал постоянной армии – она уже была, образовавшись сама собой как следствие непрекращавшейся на протяжении нескольких десятков лет войны. Скорее, французский король провел, по словам Ф. Контамина, «…операцию сортировки, отбора зерна от плевел среди всей массы имеющихся воинов, придав официальный статус лишь определенным людям и одинаковым по составу отрядам…»68.

На первых порах было создано 15 «королевских ордонансовых рот» (companies de l’ordonance du roi) во главе с отобранными капитанами, в преданности и верности которых король не сомневался. Каждая такая рота насчитывала 100 копий-«ланс» (lances). «Ланса» включала в себя конного латника (homme d’armes), 2 конных стрелков-аршеров (archers) и 2–3 слуг. В 1447 г. в состав «лансы» был включен кутилье (coutillier) – конный латник, но имевший более легкий доспех, нежели жандарм. К этому времени число «ланс» выросло до 20. Одновременно Карл приступил к созданию так называемых «рот малого ордонанса», которые должны были нести преимущественно гарнизонную службу, а также серией ордонансов 1445, 1448, 1451 и 1460 г. учредил пехоту франк-аршеров (franc-archers), набиравшуюся из числа крестьян69. И если последние не оправдали себя и к концу века были вытеснены наемниками, то ордонансовые роты сохранились до 1600 г., достигнув своего расцвета благодаря деятельности бургундского герцога Карла Смелого. Создав по примеру Карла VII в 1471 г. собственные ордонансовые роты, Карл изменил их структуру, равно как и численность «лансы», одновременно попытавшись придать им большую регулярность посредством введения более или менее постоянного обучения.

Тем не менее, оценивая ордонансовые роты Карла VII и Карла Смелого, все-таки стоит согласиться с мнением немецкого историка Г. Дельбрюка, который писал, что эта военная организация «…не представляет собой ничего современного, а наоборот, это – последний, можно было бы даже сказать, самый надежный побег Средневековья… Ордонансовые роты, поскольку они составлялись из конных, представляют собой известный переход от рыцарства к кавалерии, но до последней еще очень далеко… Решающей характеристикой, благодаря которой ордонансовые роты должны быть отнесены именно к средневековому военному делу, является сама основа организации – то, что она построена на понятии «копье». В основе «копья» лежит то, что бойцом является рыцарь, а все прочее – лишь подсобное оружие (выделено нами. – П.В.)… «Копье» внутри ордонансовых рот является лишь, так сказать, утонченным средневековьем, а именно стремлением в смешанном бою создать поддержку рыцарям со стороны вспомогательных родов войск…»70. Одним словом, создание ордонансовых рот еще не означало революционного переворота в военном деле Западной Европы. По существу, речь шла о том, чтобы использовать с максимально возможной эффективностью прежние средневековые структуры.