Однажды весенней порой - Сьюзен Хилл

- Я никому не говорю, где их гнезда, - сказал Джо. - Я прихожу сюда один.

- Но ты же привел сюда меня.

- Ну да.

- И не боишься, что я расскажу кому-нибудь?

Джо, полу отвернувшись, глядел за ручей, туда, где полого поднимался вверх противоположный берег.

- Ты - нет, - сказал он. - Ты не расскажешь.

Так между ними возник первый секрет, и Рут хотелось сказать что-то, выразить ему свою благодарность, но у нее не нашлось слов. Это было три года назад. Джо только что сравнялось одиннадцать лет, он был совсем еще маленький мальчик, с короткой стрижкой ежиком, и все же уже тогда была в нем эта удивительная мудрость и умение постигать мир.

Джо съел яичницу, вымыл и вытер тарелку. Рут стояла возле стола. Воспоминание о том, как она возвращалась домой с рынка, и о последнем вечере, проведенном с Беном, светлым отблеском лежало на мраке, заполнившем ее мозг. Она чувствовала себя как бы отстраненной, отторгнутой от окружающего мира. Время остановилось в то мгновение в саду, когда ей передалось, что Бен умирает. И она не могла поверить, что оно когда-нибудь потечет снова.

Джо провел кончиками своих широких пальцев по граням кристалла.

- Розовый кварц.

- Да. Я раздобыла его в Тефтоне. В подарок Бену.

- Есть и желтый кварц, желтый, как масло, ты можешь купить и такой. Бывает и белый, и голубой. Но голубой редкий.

Бен-то ведь сказал, что Джо наверняка все знает о кварцах.

- Его тут могут нечаянно столкнуть на пол. Расколоть. Ты бы положила его на рабочий стол.

- Нет. Пусть лежит здесь.

Ничего не надо менять. Ничего. Она подумала, что Бен мог умереть днем раньше и никогда не увидеть кристалла, не узнать, какой она хотела сделать ему подарок. Но он узнал.

Когда плита раскалилась, Рут решила принять ванну и стала с судорожной поспешностью стаскивать с себя одежду, которая была на ней весь предыдущий день и всю ночь, и она чувствовала себя в ней неопрятной.

Едва тело ее погрузилось в горячую воду, ей показалось, что оно словно бы тает или уплывает куда-то далеко-далеко на этой мягкой, убаюкивающей волне, и это отвечало ее желанию; намыливая руки, ноги и живот и ополаскиваясь, она чувствовала удивительное успокоение, и ей вспоминалось при этом, как ее купали, когда она была еще ребенком.

Она подумала: "Пока я лежу здесь и вокруг меня вода, ничего не может произойти".

Она закрыла глаза, и сквозь веки просочился струящийся бледно-зеленый и голубой свет, а на фоне его что-то серебрилось и сияло, словно далекая звезда. Ноги ее в воде казались невесомыми. Может быть, именно так и тонут, и она, словно бы идя на дно, не испытывала ни страха, ни боли и не пыталась противиться погружению. Ей казалось, что Бен здесь, подле нее, и лицо его слегка хмурится, но не сердито, а словно бы недоумевающе. Ей хотелось протянуть руку, коснуться его лица, но он отдалился куда-то и стал для нее недосягаем. Но это не встревожило ее, она готова была лежать так в воде вечность и ждать его.

- Рут...

Голос донесся откуда-то из другого мира.

- Рут.

И стук в дверь. Она открыла глаза, но не могла сообразить, кто это зовет ее. Никто не должен был прийти сюда.

- Ты слышишь меня? Рут! С тобой ничего не случилось?

Джо.

Вода в ванне совсем остыла, поверхность ее подернулась тусклой мыльной пленкой. А кожа на пальцах Рут побелела и сморщилась.

- У меня все в порядке.

- Я схожу напою осла.

Рут совсем забыла про него.

Она вышла из ванны, полностью очнувшись, и почувствовала холод. Белизна стен, белизна фаянсовой раковины и ванны, блеск оконного стекла слепили ее, резали глаза, ей захотелось защититься рукой от этого слишком яркого света; она принялась вытираться, и полотенце было грубым и жестким и царапало ей кожу. Она вернулась из своего сна, где ей было так тепло и спокойно, в эту унылую комнату. И все было слишком реальным, чтобы это вынести.

- Может, мы сыграем с тобой? - сказал Джо. - В шашки или, если хочешь, в домино.

На дворе моросил дождь - мелкий, похожий на туман, - и небо было сизо-серым, как крыло чайки. Рут подумала, что уже далеко за полдень, а может быть, и того позже, кто его знает. Джо съел кусок холодного мяса, а она выпила молока, а потом еще чаю. Дом, казалось, полнился шипеньем, бульканьем (кипел чайник) и привкусом и запахом темных, прелых листьев. Когда она не пила чая, рот у нее становился сухим, как мел.

Что сказал Джо? Она поглядела ему в лицо, стараясь припомнить. И не могла. Дождь шелковыми нитями струился по стеклам окон.

- Джо, я не хочу, чтобы они снова приходили сюда. Я не хочу их видеть. Никого из них.

- Понятно.

- Если они придут сюда... - Она крепко сжала кулаки, и ногти до боли впились в ладони.

- Ладно. Я скажу им.

- Но ты не уйдешь, Джо?

- Конечно, нет.

- Вчера... Вчера вечером... - Она глубоко перевела дыхание, стараясь, чтобы слова улеглись в голове, прежде чем она вымолвит их вслух.

- Ты был там? Когда они пришли в Фосс-Лейн, после того как это случилось? Они сказали тебе?

- Я отворил дверь. Это был мистер Рэнкин.

Она пыталась увидеть это своими глазами.

- Мама лишилась чувств, и они дали ей коньяку и нюхательной соли. Ее пришлось уложить в постель.

В его голосе звучала отчужденность, словно он рассказывал о ком-то чужом.

- А ты? Что ты сделал?

Она с ужасом подумала, что никто не позаботился о нем, не попытался его утешить.

- Я ушел из дома. Я шел, поднялся на гору и спустился по другую сторону. Я шел долго.

- Совсем один?

- Да. Я думал. Больше ничего. Мне не хотелось плакать. Хотелось просто побыть одному и подумать.

Джо припоминал, как это было. Он нащупал в кармане перочинный ножик, оправленный в кость, - подарок Бена в прошлогодний день его рожденья - и то и дело сжимал его в руке, стараясь почерпнуть в этом мужество.

По ту сторону горной гряды все было пустынно и мирно, покоясь в лучах заходящего солнца. Он лег в траву ничком и поглядел поверх маленьких лужаек, похожих на зеленые подушки, и поверх медно-коричневых перелесков между ними. Вдали - лиловатые и голубовато-серые в гаснущем свете - лежали холмы и плато соседнего графства.

Джо сказал:

- Мне казалось... - И умолк. Как мог он объяснить Рут это странное чувство гармонии, пронзившее его тогда: словно что-то стало на свое место - что-то искомое, как составная часть головоломки, и вдруг связавшее все воедино. Никогда мысль о смерти не пробуждала в нем таких чувств. Это было за гранью здравого смысла, разве не так? Он должен был испытывать горечь и чувство утраты и что все рушится, все бессмысленно и бесцельно. Так что же мог он поведать ей?

- Я знала, когда это случилось, - сказала Рут. - Я была в саду, и мне показалось... У меня было такое чувство, словно я сама умираю. И мне было страшно. Я знала, что произошло что-то ужасное.

- Люди иногда знают это. А животные и подавно.

- Но как же так, Джо? Как могла я знать?

Но она, в сущности, не ждала от него ответа. Любовь к Бену одарила ее способностью читать его мысли, знать (где бы он ни находился, как бы далеко ни был от нее), что он чувствует, хорошо ему или плохо. Так было и когда он умирал.

Джо встал, задернул занавески.

- Дома не ждут тебя? Тебе не надо вернуться?

- Ты хочешь, чтобы я ушел?

- Нет.

- Ну так... Они не беспокоятся.

- Ты сказал им, куда идешь?

- Я оставил записку. Но им не так уж и важно знать, что я делаю.

А ему это было словно бы безразлично.

Он разыскал шашки, и они стали играть, сидя у самого огня, прислушиваясь к шуму дождя. Рут казалось, что это не она играет в шашки, что она как бы смотрит со стороны на это существо в пшеничного цвета блузке и юбке и что не ее руки передвигают маленькие красные кружочки с клетки на клетку. Джо играл хорошо и без обмана, не поддавался ей нарочно, чтобы она выиграла, и в конечном счете она не выиграла, ни разу, что, впрочем, не имело значения. Ничто не имело значения теперь.

- Ты устала?

При звуках его голоса два существа, которые были ею, слились в одно.

- Я не знаю.

- Может, теперь приготовить тебе поесть?

- Нет.

Но когда он приготовил еду себе, она взяла кусочек сыру у него с тарелки и половинку помидора, и этого было вполне достаточно, они насытили ее, хотя она совсем не ощутила их вкуса.

- Я лягу спать здесь, если хочешь, - сказал Джо.

Спать. Да, она почувствовала, что снова сможет уснуть. Но не наверху не лицом к лицу с той комнатой, с комодом, со стенными шкафами, полными вещей Бена, с запахом его волос на подушке. Она останется здесь, внизу, и снова будет спать в кресле, возле очага. А если она не уснет, ей легче будет от сознания, что Джо здесь, в доме.

- Я постелю тебе. В маленькой комнате.

- Я могу сам.

- Нет.

Потому что нельзя же все время сидеть и сидеть вот так, не двигаясь, словно кровь застыла у нее в жилах.

Но когда она отворила дверь маленькой комнаты, ей опять показалось, что она снова лицом к лицу с Беном. Она громко произнесла его имя. Легкий ветерок шевельнул ситцевые занавески, и на нее повеяло запахом напоенного дождем папоротника и дерна.