Здравствуй, муха (рассказы) - Дан Маркович

Стою в передней в темноте, по голым ногам холодный ветер дует - и думаю. Почему так жизнь повернулась? Тараканом быть не хотел, а для паука навыков не хватило?.. Ничего, теперь у меня есть свой паук. Тараканов не жаль, их много, а Сергей один. Пусть он хищник, но вызывает симпатию. Он один, и я - один. Он сам по себе живет. Может ему тоже скучно... или тоскливо по ночам... или по дням, кто его знает... Несу таракана и потихоньку опускаю в сети.

Удачно! Паук встрепенулся, мигом очутился рядом с таракашкой и очень изящно, одной мохнатой лапкой его обвязал, чтобы не вывалился на пол... знаете, таким движением - "давай, тебя перевяжу...", как артист Филиппов в старом-престаром фильме - "...летят по небу бомбовозы, а я израненный лежу, ко мне подходит санитарка, звать Тамарка, давай, тебя перевяжу..." - и делает вот точно такой небрежный и изящный жест... Ну, думаю, имя твое Сергей, а фамилия теперь будет Филиппов. Сергей Филиппов - совсем неплохо.

Тем временем Филиппов таракана обвязал и отправился в угол. Не хочет при мне есть, тонкая натура. Он прав, ничего красивого в этом нет, особенно, если зубы износились. Но в столовой люди друг на друга не смотрят, почти как в общественной уборной. Я-то привык, но Сергея понять могу. Говорят, живут целые народы, которые стесняются есть на людях, религия не позволяет, не знаю... Я ушел, а утром смотрю - в сетях болтается еле заметная тараканья тень. И Сережа снова сидит в углу, ждет...

Теперь я каждый день, как приду домой, сразу в туалет - "привет, Филиппов!". Он на месте, сам, конечно, ничего не поймал, но это не беда. Подождем до ночи, тараканы пойдут на водопой, и все будет, Сергей, все будет... Скоро пенсия, и мы с Сергеем дома такую еду разведем - пальчики оближешь. Будут к нам мухи прилетать - и оставаться. Что такое тараканы...очень жесткая еда, а муха... о-о-о, муха... Ничего, Сергей, все впереди!..

ПОВЕЛ УСАМИ.

Больше всего мы спорим о том, чего не видим, не знаем - о Боге, истории и свободе. Наконец, устанем, угомонимся - и к карте. Она у нас вместо клеенки на кухонном столе. Очень удобно - ешь и глазеешь на разные страны. За едой они хорошо запоминаются, так и впитываешь глазами. Есть еще одно место, где карты изучать интересно, но о нем неприлично говорить. Мой сосед там все стены Африкой обклеил. Спросишь - где он?.. - жена отвечает в Африке, путешествует... А мы странствуем за столом. Когда-то Монтень говорил, правда, давно это было - если, мол, какая-нибудь самая захудалая страна не пустит меня в свои пределы... да что не пустит, пусть только объявит о таком решении - я так оскорблюсь, что всю жизнь помнить буду... Видно карт у него не было подходящих, а теперь они на каждом углу путешествуй. Сижу, рядом Океания, так уж надоела, что проси меня на коленях - поезжа-а-й... - не поеду! Успел Австралию разлюбить, с Новой Зеландией - выглядят неопрятно. Жена говорит - "варенье аккуратней ешь..." - а у самой на Мадагаскаре дырка, километров триста в диаметре. Говорит, не знаю, как получилась, спрашивала у кота - не признается... Вот как-то сидим, везде побывали, устали, валюты не осталось - пора домой. А неохота, чувствую, что не догулял. Вот бы, думаю, как-нибудь в размерах уменьшиться, чтобы границ не признавая, всю землю исследовать, ногами исходить...

Не успел подумать, как стал уменьшаться, уменьшаться... вижу - лечу, вернее, падаю с большой высоты и на меня надвигается земля, как будто я из космоса выпал. На морской берег шлепнулся, желтый, плоский и твердый, но не ушибся, даже не испугался, будто обычное дело свершил. Вскочил, побежал вглубь страны, и, странное дело, изо всех сил бегу, лапки мелькают, а все почти на месте... Скользко... Впереди бархан, кое-как вскарабкался, смотрю - черная дыра... Нагнулся - глубоко... внизу прохладно, темно, приятно... Мадагаскар! На задние лапки поднялся - всю землю разом увидел. Плоская она! гладкий плоский мир - лежит, не шевелится. Докитовый период. Земля на китах живей была - колыхалась. Куда теперь?.. По скользким странам-морям бегать?.. Подумал, повел усами - и спрыгнул в дырку...

Чувствую - лечу, вернее, падаю в темноте, а внизу слабый свет пробивается, растет, приближается - и вдруг влетаю, врываюсь в светлое теплое помещение, шлепаюсь на стул - и опять цел, жив и здоров. Перед стулом стол, на столе карта, на ней остров Мадагаскар с дыркой, километров триста в диаметре. Свет горит, жена за столом, чайник на плите кипит... Кто-то за дверью шуршит, скребется. Жене, как всегда, лень - "иди, взгляни..." Крошки с усов смахнул - пошел. В коридоре сосед, на полу возится, под ковриком ключ свой ищет.

- Ты откуда?..

- Из Африки... - говорит и усами шевелит. Спинка у него в известке, лапки в пыли...

ТАРАКАНИЙ БОГ.

Я взял тетрадь, из нее выпал таракан. Довольно крупный, мясистый, звучно шлепнулся на стол - и побежал. Я смахнул его на пол. Он упал с огромной высоты на спину, но ничуть не пострадал - отчаянно болтал ножками и шевелил длинными усами. Сейчас перевернется и убежит... Он раскачивал узкую лодочку своего тела, чтобы встать на ноги - мудрость миллионов лет выживания спасала его. Я смотрел на него, как небольшая гора смотрит на человека - с досадой - существо, слишком близко подбежавшее к ней. Сейчас он думает о том, как удрать. Он не понимает, что от меня не уйти. Пусть не бегает по столам, по любимым моим тетрадям. Он думает, что перевернется - и дело сделано. Он только предполагает, а я - располагаю. Чем я не тараканий бог? Я наперед знаю, что с ним будет. Я накажу его за дерзость... Смотрю, как он барахтается - сейчас встанет... Все-таки, неприятное существо. Зато у него есть все, чтобы выжить - он быстр, силен, бегает, прыгает - почти летает. Не хватает только панциря, как у черепахи. Представляешь панцирь... Я его ногой, а он смеется - вдавливается в подошву, как шляпка гвоздя, выступающего из пола, - освобождается и убегает. Да, панцирь ему не даден... И ум у него точный и быстрый, но недалекий. Он предполагает, а я располагаю.

Я сижу за столом, повернувшись к таракану. Пожалуй, я поступлю как бог - дам ему поверить в шанс. Переворачиваю его. Он бежит через комнату в дальний угол. Чудак, я же его догоню. Не спеша встаю - и вижу - совсем рядом с ним щель в линолеуме. Таракан вбегает в щель, как в большие ворота, и теперь бежит себе где-то в темноте по известным ему ходам... А я, назначивший себя его богом, непризнанный им - остаюсь, беспомощный, один в огромном пустом и гулком пространстве.

ЗДРАВСТВУЙ, МУХА...

Мне рассказали эту историю, сам бы я ее никогда не придумал. А если бы и придумал, то не осмелился написать. В сущности очень простой случай. Пожилая женщина, старая и больная, привязалась к мухе. Она одна жила, старушка, никто к ней не заходил, и вот как- то раз залетела к ней муха. Залетела и осталась. Была осень, я думаю, потому что скоро ударили холода... Как мы любим это выражение - холода! да к тому же ударили... Ладно, наступили, свалились внезапно, как снег на голову... Ну, опять... но снег, действительно, выпал сразу, в одну ночь, и утром проблема - нужно срочно заделывать окно, зима ударила, свалилась на старушку и рвется в комнату через ветхое окно. Женщина кое-как окно закрыла, заклеила, поминая неприятными словами ЖЭК... Нет, не так - она просто вздохнула из-за больших щелей и притока свежего воздуха в комнату. И аккуратно щели заклеила, не заметив муху, которая от внезапного мороза лежала, одурев, на подоконнике. Если бы она, женщина, муху увидела, то, конечно, выпустила бы на волю. Нет, она просто взяла бы муху и выкинула в окно... или веником - на совок - и в мусорное ведро. А муха, будучи в плохом состоянии, ничего не заметила, а может специально сделала вид, чтобы в доме остаться... Итак, мороз, снег, ветер, старая женщина хлопочет у окна - это зима.

Старушка одна, иногда выходит за хлебом в магазин, который поближе, и обратно. Ковыляет. Мне трудно описать, как ей по лестнице подниматься. Обычно я пишу от себя - "я", хотя не всегда это действительно я, скорей даже наоборот. Просто представляешь себя человеком, о котором пишешь, он болен - и ты болен, и если почувствуешь, что заболел, то можешь спокойно писать - "я...". ...". Может быть, это не совсем просто, и не спокойное дело - стать другим, но ведь рассказ короткий, можно и потерпеть. Но вот этой старушкой я стать не могу. Мне легче стать мухой. Что-то я все-таки вижу, конечно - палка у нее в руках, и болит нога. Тупая такая боль, и нога тяжелая и холодная. Дальше? Не работает лифт, это понятно, это уже штамп. Вот она идет наверх, на третий этаж, скоро ей дышать абсолютно нечем, сердце бьется гулко и тяжело, вырывается из груди, хочет упасть с лестницы, и чтобы его, сердце, удержать, успокоить как-то и отвлечь, руки должны сжимать что-то, сжимать и разжимать пальцы, руки хватаются за все и ничего удержать не могут. А тут в руке палка, в другой сумка, в ней хлеб, он тяжел, как кирпич. И нечем сердце удержать и отвлечь... Стоим на второй площадке, усмиряем сердце, набираемся сил, крепко сжимаем палку, сумку теперь без остановок до двери. Дошли, открываем, в передней тихо, темно, никого нет и не будет, ни сегодня, ни завтра - никогда. Но вот муха...