Убейте льва - Хорхе Ибаргуэнгойтия

— Пепе Куснирас был ее женихом. Она ждала его пятнадцать лет. Понятно, что у нее нет больше сил, у бедняжки.

Пепита Химерес открывает глаза и спрашивает:

— Где я?

Убивон ее поднимает:

— Сильное волнение. Рюмку коньяка, и все пройдет.

Гости успокаиваются. Дон Карлосик спешит из салона с криком:

— Рюмку коньяка!

Кто-то замечает: «Как ты нас испугала, девочка!» Простофейра трогает за руку Ангелу, прижимающую к носу Пепиты надушенный платочек, и говорит:

— Я ношу башмаки двадцать шестого размера.

Этим же вечером Простофейра входит втемную гостиную своей тещи, неся с собой футляр со скрипкой, портфель с нотами, костюм в полосочку и двухцветные штиблеты. Поспешно скидывает во тьме одежду и башмаки. Остается в исподнем. Вне себя от радости натягивает двухцветные штиблеты. Застегивая пряжки, слышит, как кто-то рыдает в соседней комнате. Он встает и, как был, в кальсонах и штиблетах, входит к себе в спальню. При свете керосиновой лампы видит в кровати плачущую Эсперансу.

— Ты чего плачешь?

— Ты меня больше не любишь.

Простофейра запирает дверь и направляется к жене, скороговоркой повторяя:

— Нет, люблю! Нет, люблю!

И несколько резким, но величественным жестом срывает с жены простыню. Она обнажена. Он кидается к ней, не сняв штиблет.

— Нет, люблю! — говорит.

Она отвечает:

— Поосторожней, у меня болит печень.

Глава VII. День на природе

Мсье Распалэн, суперкарго парохода «Наварра» компании «Трансатлантик франсэз», следующего рейсом Шербур — Нью-Йорк — Буэнос-Айрес с заходом в Пуэрто-Алегре, стоит возле трапа с багажным реестром и наблюдает за выгрузкой двух английских скакунов и двенадцати баулов, принадлежащих инженеру Куснирасу. Рядом с ним — Мартин Подхалуса, коренастый испанец в черной шляпе и в черном костюме, с двумя охотничьими ружьями за плечом. Распалэн просит его расписаться в получении груза.

— Вы собственник всего этого? — спрашивает он на гнусавом испанском языке.

— Нет, сеньор, но я уполномочен подписать документ, — говорит Подхалуса, ставит свою подпись с завитушкой и добавляет: — Я мажордом сеньора Куснираса. Он прибудет на остров завтра, на своем аэроплане.

— На своем аэроплане? — спрашивает Распалэн, делая большие глаза.

— Он первоклассный пилот, — важно говорит Подхалуса и спускается вниз по трапу, отсчитывая ступени толстыми ножками.

По пути в Пуэрто-Алегре, на свою родную землю, Пепе Куснирас, вылетевший из Уайт Плейна на собственном биплане «блерио», приземлился в Балтиморе, переночевал в Карлотте, купил сигары в Атланте, позавтракал в Тампе, провел две недели в Гаване, получая доходы с недвижимой собственности, и увидел берега Пончики в десять утра 23 мая 1926 года, в начале дня, вошедшего в пончиканскую историю.

Долина Ветров находится к северу от Пуэрто-Алегре, в трех километрах от конечной остановки трамвайной линии «от Покаволи к Стенке». Там пасут скот на лугу с желтоватой травой и с ручьем посередине, по берегам которого цветут тамаринды, а с трех сторон высятся холмы — Дикий, Зеленый, Вонючий, где соответственно произрастают какао, кофе и табак.

Следуя приказу президента подготовить благополучное приземление «блерио» Куснираса, армейские части выгнали с пастбища коров, с корнем вырвали юкку, разросшуюся в центре луга, и оцепили посадочную площадку, чтобы местная ребятня случайно не попала под колеса аэроплана. Женщины из соседних хижин спешно жарили рыбу и лепешки-тамали для многочисленной публики, желающей поглядеть на приземление.

Тем утром, в первый и последний раз за время своего существования, трамваи прибывали битком набитые к Покаволе. Управляющий Трамвайной компанией мистер Фишер даже перевел сюда два вагона с линии «в Дребесину — в Чиулан».

Простофейра — костюм в полосочку, чужая соломенная шляпа, двухцветные штиблеты — прибыл в Покаволю с трамвайным рейсом девять тридцать и отправился пешком вместе с беднотой, принарядившейся и обливающейся потом, по немощеной дороге к долине Ветров.

Вскоре его обогнал Гальванасо на полицейском мотоцикле, уцепившийся сзади за водителя, — с доньей Роситой в коляске, — поднявший тучу пыли и руку в знак приветствия.

Шофер Беррихабалей с помощью лакея, садовника и прислуги бережно укладывает в багажник «дюссемберга» две корзины сандвичей с вестфальской ветчиной, жареного индюка, сыр «грюер», банку консервированных орехов, три коробки мармелада «Родель», дюжину апельсинов, шесть бутылок вина «Сан-Эмильон», три термоса с черным кофе, бутылку коньяка «Мартель», футляр со столовыми приборами, складной столик и скатерть.

Сестрицы Даромбрадо, одетые в голубое и белое, с воланами, вышедшими из моды, и в соломенных шляпках, вывезенных из Италии, уже с полчаса торчат на заднем сиденье.

Ангела в платье от Уорта, дон Карлосик в спортивном костюме и с биноклем, болтающимся на впалой груди; доктор Убивон в неподходящей случаю фетровой шляпе; вконец истомленная Пепита Химерес и подпрыгивающая от волнения донья Кончита Парнасано выходят из дому, не забыв заглянуть в туалет, готовые провести день на природе.

— А где же Тинтин? — спрашивает наименее удачная из сестриц Даромбрадо.

— Отправился в «роллсе» Ройсалесов, — отвечает дон Карлосик.

— Здравствуйте, красавицы! — говорит Убивон сестрицам, с трудом задирая свою подагрическую ногу, чтобы влезть в автомобиль.

— Наконец-то мы увидим аэроплан! — говорит Кончита Парнасано.

— И Пепе Куснираса, — говорит Ангела, — которого мы не видели пятнадцать лет!

— Если только он не разобьется по пути, — говорит Пепита Химерес в предчувствии самого худшего.

— Не дай бог! Постучи по дереву! — восклицает Кончита Парнасано.

— Он благополучно явится к нам и будет любить тебя по-прежнему, — говорит Ангела поэтессе, ласково потрепав ее по плечу.

Дон Карлосик озабоченно считает приглашенных и указывает каждому, где сесть, но тут же меняет решение и заставляет спутников по нескольку раз пересаживаться. Шофер тихо говорит Ангеле:

— Я все поставил в багажник, сеньора.

Ангела говорит по секрету Кончите:

— Мы взяли с собой кое-что вкусненькое.

Кончита, любительница покушать, закатывает глаза:

— У меня слюнки текут от одной лишь мысли о твоих деликатесах.

— Дорогие сеньоры, не могли бы вы перестать шептаться и сесть на задние места? — спрашивает дон Карлосик.

Женщины и Убивон стискиваются на задних сиденьях. Дон Карлосик карабкается на переднее место, рядом с шофером, и открытый «дюссемберг» делает рывок с места, дамы хватаются за шляпки и испускают легкий визг.

По немощеной дороге движется полчище бедноты, все более увеличиваясь в размерах, все более истекая потом, покрываясь пылью и замедляя шаг. Время от времени толпа раздается и пропускает автомобили, которые нагло рявкают и зверски пылят.

Мимо Простофейры проезжает президентский «студебеккер» с Мордоной — постное лицо и полное одиночество. Затем следуют Благодилья, Пиетон и сеньор Де-ла-Неплохес в чьем-то «мерседесе», и наконец — чета Беррихабалей с компанией, не останавливаясь и на ходу сердечно приветствуя Простофейру, которому приходится скинуть шляпу.

В центре долины Ветров — пустота, а по краям — несусветная толчея. Простофейра пробирается среди мисок с фритангой, ревущих младенцев, бранящихся матерей, плюющих себе под ноги мужчин и добредает до тамаринда, облюбованного для пикника еще накануне, где в тени располагаются супруги Беррихабаль со своим автомобилем, своими гостями и с провизией на столике.

— Когда мы вас увидели, — говорит ему Ангела, вытирая каплю майонеза батистовым платочком, — мы хотели остановиться и пригласить вас ехать с нами, но не успели. Вы уже были за километр от нас.

— Ну что ты, Ангела, милая, что ты говоришь? Простофейре полезно упражнять конечности, — говорит Убивон с полным ртом, куда ухитряется сунуть еще один сандвич с вестфальской ветчиной.

— Вам очень идет этот костюм, — говорит Ангела, оглядывая Простофейру сверху донизу. Берет его под руку и подводит к столику, где шофер обслуживает присутствующих. — Возьмите бутербродик. Вы, наверное, проголодались после прогулки.

Благодилья, Пиетон и сеньор Де-ла-Неплохес, присоединившиеся к пикнику, стоя жуют неподалеку от столика. Шофер торжественно приподнимает влажную салфетку, покрывающую сандвичи. Простофейра глядит на них, не зная, на какой решиться. В нескольких метрах от них маленький негритенок, сопливый и оборванный, следит, засунув палец в нос, за церемонией угощения. Ангела его замечает и, растроганная до слез, исполненная материнских и чисто человеческих чувств, берет с подноса сандвич и дает малышу, который, прежде чем впиться в него зубами, недоверчиво разглядывает кусок. Ангела оборачивается к гостям, извиняется и говорит: