Зайди ко мне, когда уснёшь - Эдуард Еласов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Послушай, давай только не сейчас! Мне кажется это не безопасно!
Но Константин не слушал её. Он просунул одну ногу в стремя и с легкостью забросил вторую на спину жеребца. Облегченно переведя дух, и постепенно выпрямив спину, он помахал ей рукой.
– Смотри, он совсем ручной. Давай, забирайся сюда! Поедем вместе, на одном…
Конь действительно не выказывал какой-либо неприязни и даже, похоже, с удовольствием, красуясь, гарцевал по кромке поля. Катя на такой поворот событий была, несомненно, согласна и сейчас просто пыталась побороть в себе последние сомнения. Второй скакун, скучая, лениво жуя, бродил поодаль и всем своим видом показывал, что ему всё «фиолетово». Подходящая краска в окружающем пейзаже!
Костя пару раз объехал девушку вокруг, показывая, что конь совсем послушный. Вот только было непонятно, кто из них кем управляет. Потому что, едва Константин потянул поводья на себя, как животное, будто издеваясь, раздув ноздри, показало свой непокорный норов. Вороной стал вертеться, беспорядочно менять направление, словно его подстёгивал азарт. И на очередную более решительную попытку натянуть поводья, ответил яростным подъёмом на дыбы. В следующий момент чёрный силуэт с всадником рванул в белую пустошь, поднимая за собой облака искристого снега. Девушка в ужасе, сначала отпрянув, а затем, бросившись вдогонку, в снежную мглу, уже ничего не могла сделать. Её жених растворился, словно и не было.
Наступила отчаянная тишина, заполнившая не только округу, но самые укромные уголки души Катерины. Конь унёс парня туда же, куда ускакал первый всадник. Плохое предчувствие по поводу последнего оставшегося скакуна не покидало девушку. Несомненно, едва заполучив её на свою спину, он умчится в ту же сторону. Там чернел только лес на высокой горе, и никаких признаков людского пристанища не наблюдалось. Ни единого огонька или звука. И в то же время непреодолимое ощущение, того, что кто-то наблюдает за этим местом, не покидало её. Нет, она туда не пойдёт, ни за что. Екатерина бросила последний взгляд на гору, лес и решительно зашагала обратно, туда, где горели огни большого города.
«Я дойду пешком, чего бы мне это ни стоило. Какой же дурацкий сон! Как быстро он пройдет?!» – мысли роем носились в её голове. Словно в бреду, невозможность сконцентрировать внимание вообще ни на чём утомляла, и, в конце концов, её поглотило единственное желание, чтобы всё это прошло как можно скорее.
Дорога нырнула под гору, и здесь Екатерина чуть ли не бегом преодолела часть пути до низины и оглянулась. Никто её не преследовал. Разбитых машин, уже не было видно из-за крутизны склона. Последний жеребец, видимо, тоже остался там. Она перевела дух, и, немного успокоившись, широкими шагами направилась дальше. Запорошенное дорожное полотно взмывало вверх, и не было сомнений, что здесь они с Константином не проезжали, хотя пейзаж был узнаваем, с трудом, но узнаваем.
Там, на следующей самой высокой точке, она снова сделала остановку и вгляделась вдаль. Огни города не то что бы приблизились, они словно изменились. Теперь, они располагались уже по-другому, словно светлячки, расползлись по тёмному горизонту. Пытаясь угадать границы знакомых районов, девушка достаточно долго озиралась, пока не сделала для себя неприятное открытие. Пейзаж менялся. Он менялся с пугающей быстротой, будто все окружающее, не имея постоянства, двигалось как огромное облако. Да, неподвижный, на первый взгляд, окружающий мир на самом деле менялся, перетекая из одной фигуру в другую. Это можно было заметить, если привязать взглядом два ориентира друг к другу, допустим, дерево и холм. И вот, казалось, неподвижные вещи, изменились на глазах, дерево соскользнуло с холма и теперь пыталось достать до него своими ветками, а тот, словно уворачиваясь, прогибался, меняя формы.
Возможно, это были всего лишь иллюзии или результат возможной травмы, но, тем не менее, надо было продолжать путь. Девушка, то ускоряя шаг, то замедляя, двигалась по дивным склонам. Вдали, из леса, время от времени раздавались причудливые звуки, то ли смех, то ли рыдания, чем-то напоминающие птичьи, но девушка могла поклясться, что ни одной такой птицы раньше не слышала. Иногда серые тени проносились в небе среди огней сияния, но чьи это тени, и принадлежали ли они живым существам, было сложно сказать. Страха не было. Было одно желание, которое подавляло все остальные, во что бы то ни стало, скорее добраться до людей.
Поднимаясь на очередную возвышенность, Катя отметила, что город совсем не приближался. Она уже прошла продолжительный путь, может, километров пять. По расчетам, должна уже дойти до пригорода или хотя бы одну из многочисленных заправок. Но ничего подобного. Казалось, что она была пешкой в чьей-то игре или головоломке, пытаясь пройти некие уровни дьявольского ребуса.
Ещё один подъём, и её глаза уцепились за какой-то ориентир, впереди по дороге. Нечто похожее на строение или скульптуру, а может быть, памятник. Чуть припорошенное снегом возвышение маячило возле обочины. Как хорошо, если бы это оказалось тёплым жилищем, где можно было бы отдохнуть, лечь выспаться и назавтра встретить новый день, вырвавшись из этого мучительного бреда. Фигура приближалась к путнице, и вот уже стали проскакивать узнаваемые черты чего-то знакомого. Машины!
Разбитые машины! Те самые, которые она оставила более часа назад! Они как стояли одинокими остовами, так и оставались не потревоженными до сих пор. Каким образом они оказались впереди, когда она пыталась уйти от них, разум отказывался понимать. Единственное, что изменилось, так это окружающий пейзаж, словно эту груду железа аккуратно перенесли на новое место. И гора! Теперь она, словно хрустальная, неправдоподобно переливалась холодным светом множества бликов и сияний. Лес на её вершине тёмным зверем шевельнулся и затих, словно в засаде. Сама гора, как будто живая, уже приблизилась к месту аварии, так что почти нависала над головой бедной девушки.
Катя медленно подошла к знакомым останкам автомобилей и посмотрела на них другим взглядом. Только теперь она поняла, что остаться живым в этом месиве из железа и пластика было невозможно. Это было так же очевидно, насколько и ужасно. Металл был страшно искорёжен и теперь напоминал фантастическое чудовище, прилёгшее у дороги в ожидании жертвы.
И этот окружающий мир был совсем не тот, в котором она жила. И жила ли она сейчас? Кто послал за ними коней вороной масти, и куда они увозят своих седоков? Куда бы ни увозили, но только не домой, и, похоже, безвременно! Ужас и отчаяние подавили её волю.
И тут, словно призрак, за спиной девушки из темноты выплыла еще более тёмная фигура того самого последнего коня. Он терпеливо ждал. Екатерина медленно повернулась. На её щеках блестели слезы. Она всё поняла, и теперь была готова принять последнее решение. Обреченно опустив голову, она подошла к животному, обняла его за морду и тихо прошептала ему на ухо:
– Отвези меня, пожалуйста, к Косте…
Затем, осторожно поставив ногу в стремя, поднялась в седло, свесив обе ноги по левому боку коня. Тот бережно, словно боясь уронить свою ношу, медленно двинулся вверх, к сверкающей вершине. Гора молча приняла гостью.
Глава 5. Волки в голове
Это было трудно назвать сном. Скорее, короткие провалы в беспамятство. Сильнейшая головная боль выдернула Леонида из спасительного забытья и снова бросила его к мучительному сознанию. Моральное и физическое состояние было настолько плачевно, что Лёня понимал, ему остается только одно, лежать бревном, умолять себя изо всех сил впасть в сон, чтоб отключить мысли. Вот рту был такой отвратительный привкус, что хотелось, как можно скорее заглушить его.
Лёня вставал, плёлся на кухню, набирал стакан воды прямо из-под крана и трясущимися руками пытался поднести кружку к губам. Амплитуда колебания рук была такая, что вода, словно буря в стакане, плескалась так, что выливалась наполовину, пока он мог сделать хотя бы глоток. Это раздражало. Очень. В бессилии Лёня снова падал на постель. Любой громкий звук с улицы или в подъезде заставлял его вздрагивать, а сердце, как у спортсмена-марафонца бешено колотилось.
Замок в двери щелкнул. Кто-то вошел в прихожую. Это была мама. Единственный человек на всём свете, кто еще держался за своего сына, она верила, надеялась вытащить его из плена бесшабашной жизни. Лёня прекрасно понимал, как страдает его близкий человек. В трезвые дни, когда наступали моменты прозрения он искренне жалел её, пытался успокоить. Видя, как становятся всё печальнее и печальнее её глаза, он горячо давал себе зарок всё исправить и облегчить груз на сердце матери, но, увы, пагубная привычка брала верх.
Мама прошла на кухню, выложила на стол пакет с молоком, хлебом и ещё какой-то нехитрой едой. Потом прошла в комнату, где, распластавшись в бессилии, лежал сын. Спать ему не хотелось и не моглось, поэтому он просто уставился немигающим взглядом в потолок. Женщина устало опустилась на стул: