Стефан Цвейг - Сергей Романович Федякин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дед, прадед и прапрадед писателя по отцовской линии поколениями оседло проживали на северо-западе Моравии (Оломоуцкий край, город Просниц), а поскольку их край, да и вся Моравия веками считались центром высококачественной текстильной и швейной промышленности, то его предки профессионально занимались тем, что было им по плечу, – производством и сбытом мануфактурных изделий.
В 1855 году дальновидный и талантливый фабрикант Герман Цвейг принял решение переехать в Вену. Его супруга Нанетта (Nannette Wolf, 1815–1882) поддержала предложение, и уже вскоре вся их большая семья (детей осталось шестеро, четверо из десяти скончались в раннем возрасте) с гувернантками и помощницами по хозяйству переберется в бурно расширявшийся город с твердым намерением дать детям и всем будущим внукам несравнимо другие возможности. Стремительное развитие технического прогресса в области промышленного производства Герман Цвейг, разумеется, хорошо понимал. Не случайно в мемуарах его прославленный внук с чувством гордости писал: «Благодаря различным усовершенствованиям ткацкие и прядильные станки, завозимые из Англии, невероятно удешевили производство тканей, прежде вырабатывавшихся вручную, и еврейские коммерсанты с их деловой сметкой, с их международной осведомленностью были первыми в Австрии, кто понял необходимость и прибыльность перехода на промышленное производство».
К моменту переезда из провинциального Просница в деловитую Вену, население которой в пятидесятые годы XIX века уже составляло полмиллиона человек, пионеры градостроительства Отто Вагнер и Камилло Зитте предлагали свои урбанистические идеи относительно благоустройства города. Широкий, полноводный, могучий Дунай, столетиями досаждавший городу устрашающими наводнениями, наконец-то был укрощен сооружением сети каналов. Тогда же запустили в эксплуатацию систему городского водоснабжения и канализации, что постепенно помогло снизить количество заболеваний туберкулезом и всплесков эпидемий.
Первое либеральное правительство Вены, сформированное в шестидесятые годы, произвело ряд положительных перемен относительно культурных ценностей для среднего класса. По обе стороны от кольцевой Рингштрассе архитекторы, словно наперегонки, проектировали и предлагали возведение новых зданий – банков, театров, музеев, ратуши. За тридцать лет (1840–1870) число экономических предприятий увеличилось вдвое. Всему этому бурному градостроительному всплеску Карл Эмиль Шорске подводит справедливое и точное сравнение: «Благодаря однородности стиля и масштабу застройки “Вена Рингштрассе” сделалась для австрийцев термином, символизирующим эпоху, наподобие “викторианства” для англичан, “грюндерства” для немцев или “Второй империи” для французов». Светлана Бушуева в своей книге «Моисси» пишет об архитектуре венской кольцевой, знаменитых зданий, друг за другом появлявшихся к концу восьмидесятых годов при всем торжественном параде своих нарядных фасадов:
«Здания Рингштрассе – Опера, новый Бургтеатр, Торговая академия, Дом художников, Дом союза музыкантов, ратуша, парламент, Академия художеств, Музей истории искусств – внутри функциональные и комфортабельные, снаружи осанистые и бесстильные, воплотили в себе новую эстетику – эстетику богатства и пустой парадности. Гранит, мрамор, лепнина, позолота, тяжелые пропорции, вот это и был стиль Рингштрассе, и все его попытки подделаться под прочие стили были тщетны, так как “исторический” декор (античность, готика, ренессанс – все равно что!), пущенный поверх объемных форм так, как поверх торта “запускают” кремовые розы, – оставался не более чем отпиской, формальным знаком, свидетельствовавшим об эрудиции его создателей»{28}.
* * *
Морицу Цвейгу, отцу Стефана, на момент переезда семьи было всего десять лет. Получать образование он будет в Вене, но сразу по окончании гимназии, отдавая дань уважения ремеслу своих предков, решит посвятить свою жизнь проторенному направлению и ни много ни мало стать лучшим текстильным фабрикантом города. Уже к тридцати трем годам (1878 год), используя долю семейного состояния и первые деньги, которые Мориц самостоятельно заработал, он приобретает небольшую ткацкую фабрику в богемском городке Райхенберг (современный Либерец), одновременно открыв управленческий офис фабрики и магазин тканей в торговом районе Вены на Эслинггассе, 15. «Мой отец уже без колебаний шагнул в новое время, основав на тридцатом году жизни небольшую ткацкую фабрику в Северной Богемии, из которой он затем неспешно, за несколько лет, создал солидное предприятие»{29}.
К этому периоду чета Бреттауэр уже восемь лет благополучно проживала в Вене. Самуэль Людвиг с супругой и повзрослевшими дочерями переехал в город в 1870 году. Он приобрел просторную квартиру на Фюрихгассе, 6, как и мечтали девочки, недалеко от Музея истории искусств и просторных зеленых парков. В Вене Ида Бреттауэр двадцати двух лет от роду познакомится с Морицем, с согласия строгих родителей будет с ним помолвлена и в сентябре 1878 года, обручившись, переедет с ним в отдельную квартиру на Шоттенринг, 14, – в тот же район, где Мориц намеревался открывать офис и магазин своей богемской фабрики.
Морица Цвейга, не боясь ошибиться в определениях, можно смело назвать мечтой любой женщины. Во-первых, он никогда не выходил из себя, а в быту был абсолютно непритязателен. Старался во всем и со всеми придерживаться порядка, честности, достоинства, благородства. К любым почетным титулам, званиям, членствам в советах не стремился, был лишен тщеславия и чувства зависти – «за всю свою жизнь не принял ни одного звания, ни единого поста, хотя ему, как крупному промышленнику, их предлагали не раз». Вместо шумных застолий предпочитал весь вечер провести в одиночестве за роялем, допоздна читать книгу или раскладывать в понятном ему одному порядке любимые игральные кости и карты. Не имел привычки брать долговых обязательств в банках, при этом, приумножая капитал, одевался скромно и недорого, лишь бы было комфортно. Однажды отсутствием каких-либо эмоций и душевных волнений Мориц сильно удивил своих домашних, когда в декабре 1881 года в окне своего кабинета безучастно наблюдал за чудовищной трагедией театрального мира Вены…
Гром среди ясного детства
Если говорить честно, все мои школьные годы – это сплошная, безысходная, всё возрастающая тоска и нестерпимое желание избавиться от каждодневного ярма{30}.
«И сказал Бог Аврааму: ты же соблюди завет Мой, ты и потомки твои после тебя в роды их. Сей есть завет Мой, который вы должны соблюдать между Мною и между вами и между потомками твоими после тебя: да будет у вас обрезан весь мужеский пол; обрезывайте крайнюю плоть вашу: и сие будет знамением завета между Мною и вами. Восьми дней от рождения да будет обрезан у вас в роды ваши всякий младенец мужеского пола, рожденный в доме и купленный за серебро у какого-нибудь иноплеменника, который не от твоего семени» (Быт. 17:9—12).
Этот важнейший религиозный ритуал в жизни каждого еврейского мальчика, день, когда сыновьям, следуя тысячелетнему закону и традиции, дают имя, не
