Писарро - Ричард Шеридан

Алонсо. Он унаследовал, надеюсь, от отца презренье к распре, гнету, лицемерию, от матери - чистоту, доброту и правдивость, и на него, конечно, по наследству перешла вся ненависть Писарро!

Писарро. Несомненно! И все же мне жалко бедного сиротку. Потому что завтрашнее солнце увидит этого младенца лишившимся отца. Алонсо, твои часы сочтены.

Эльвира. Писарро, нет!

Писарро. Уходи или страшись моего гнева.

Эльвира. Я не уйду. И мне твой гнев не страшен.

Алонсо. Прекрасная и великодушная! Не расточай понапрасну жалость. Ты не остановишь тигра, когда он запускает когти в свою добычу.

Писарро. Дерзкий мятежник! Ты отступился от государя и от бога.

Алонсо. Это ложь.

Писарро. Разве ты не изменил, скажи, полкам отечества... не перешел к подлым язычникам, не воевал против родной страны?

Алонсо. Нет! Я не отступник! Я не создан жить среди разбойников! Пиратов! Убийц!.. Когда эти полки, обольщенные мерзким блеском золота и гнусным твоим властолюбием, забыли честь кастильцев и предали человеческий долг, тогда они отступились от меня! Не против родины я воевал, а против тех, кто захватил ее державную власть. Когда я стал впервые под знамена моего отечества, это были: справедливость, вера, милосердие. Если они низринуты, втоптаны в грязь, то нет у меня отечества и нет державной власти, которая вправе меня обвинить в мятеже.

Писарро. Но еще существует власть, чтобы тебя предать суду и покарать.

Алонсо. Где мои судьи?

Писарро. Ты взываешь к суду военного совета?

Алонсо. Да. Если в нем еще заседает Лас-Касас; если нет - взываю к небесному суду.

Писарро. А взывая к дурости Лас-Касаса, чем оправдаешь ты свою измену?

Эльвира. К дурости Лас-Касаса? Понятно! Его кроткую проповедь твоя бессердечная мудрость зовет скудоумием. О, зачем не жила я так, как я готова умереть - разделяя дурость Лас-Касаса!

Алонсо. Ему я мог бы и не рассказывать о гнусных зверствах, прогнавших меня от вас; я только ласково взял бы его за руку и провел бы по всем привольным полям вокруг Кито; там, во многих местах, где недавно была бесплодная пустыня, я показал бы ему пашню, и луг, и расцветающий сад пусть видит, как травы, цветы и колосья всем дыханьем своим приветствуют светлое солнце и утверждают надежду трудолюбивого пахаря. Это, провозгласил бы я, создано мной! А потом рассказал бы, как древние обычаи, губительные предрассудки, упорные, странные, нередко смущают суеверный ум обманутых, этих детей. Затем я повел бы его по бесчисленным деревням, где живут они все, словно братья, общиной, в доверьи друг к другу; показал бы, как под знойным солнцем Довольство румянцем горит на ясном лице Труда и как радостный Досуг со смехом ведет их потом к веселью и отдохновению - это тоже сделано мною! Но с еще большей гордостью - в тихий час между трудами и сном, посвященный не веселью, не работе, не отдыху, а тому, кто все это освятил и установил, - я показал бы ему сотни глаз, сотни рук, добротою отвоеванных у заблуждения, в чистой вере воздетых к единому богу! Это тоже, я мог бы сказать ему, дело Алонсо! И тогда престарелый Лас-Касас заключил бы меня в объятия. Из глаз его, глядящих в небо, скатилась бы на мою склоненную голову слеза благодарности, и одна эта чистая капля была бы для меня самым лучшим доказательством, что я поступал правильно здесь, на земле, - вернейшим залогом, что милость создателя будет мне наградой за гробом!

Эльвира. Счастливый, благородный Алонсо! И ты хочешь, Писарро, заразить страхом смерти того, кто так мыслит, так действует?

Писарро. Дерзкий, упрямый мечтатель! Но знай, здесь тебя не ждут умильные слезы твоего покровителя: он бежал, как ты, и, я не сомневаюсь, примкнул к врагам Испании! А ждет ли тебя та награда, на которую ты так рассчитываешь, это ты узнаешь раньше, чем ты, пожалуй, думаешь; клянусь обидами моей страны и собственной обидой, завтрашний рассвет увидит твою смерть.

Эльвира, Нет!.. Писарро, выслушай меня! Пусть не всегда справедливо поступай всегда великодушно. Не ссылайся ты на обиды отечества - не из-за них ты злобствуешь, они тут ни при чем. Ярость твою против этого юноши разжигает твоя личная ненависть, личная месть. Если так, - а взор твой сейчас изобличает, что это правда, - не кощунствуй, не говори о праведном суде, о деле родины: дай пленнику в руки оружие и выйди в поле, сразись с ним на равных.

Писарро. Услужливый адвокат, защитник измены - молчи!.. (Отходит в глубину сцены.) Уведите его. Он знает приговор.

Алонсо. Твоя месть нетерпелива, благодарю: для меня твоя ненависть милость. А ты, прелестная заступница несчастного, прими мое прощальное благословение. Этот лагерь - не место для тебя. Когда бы ты жила среди моих дикарей, как их зовут, ты там нашла бы подруг с таким же сердцем, как твое.

Писарро. О да! Поручим ей доставить Коре весть о твоей смерти.

Алонсо. Бесчеловечный! Хоть от этой пытки ты мог бы меня избавить! Но злоба твоя меня не поколеблет. Я иду на смерть, и память мою многие благословят, никто не проклянет. Ты останешься жить - и останешься тем, кто ты есть: Писарро!

Стража уводит Алонсо.

Эльвира. Ты видишь? Щеки мои горят огнем презрения. Низость твоей мести терзает мне душу стыдом.

Писарро. Как понимать твое романтическое безумие? Он - мой противник, и он в моих руках.

Эльвира. Он в твоих руках - значит, не противник. Писарро, я не требую от тебя добродетели, не жду благородства души - я только прошу, чтобы ты уважал, как подобает, свою славу; не становись же убийцей собственной чести. Как часто ты клялся мне, что жертва, на которую твоя великая доблесть склонила Эльвиру, была самым гордым твоим торжеством! Ты знаешь, мне чужд обычный женский склад ума. Моя душа не склонна к смиренной любви в тесном домашнем кругу. Ей не довольно среди хозяйственных хлопот болтать с ребенком и ждать скучных утех, какими дарит женщину безвестный любовник. Нет! Мое сердце создано, чтобы припадать, благоговея, к стопам того, кого оно полюбит; для моих ушей существует одна только музыка - хвала его славе; мои губы улыбнутся не на любовный лепет, а только при рассказе о подвигах любимого; голова моя закружится, когда прочту я о благодарственной дани ему от его государя и родины. Я должна всем существом трепетать от восторга, когда приветственный клик толпы возвещает приход моего героя. Должна любить его всей душой - ревностно, благоговейно. Видеть пред собой одну лишь цель, признавать лишь эти узы, чтобы весь мой мир был в нем одном! Такая любовь это по меньшей мере не обычная женская слабость... Писарро, разве не была такою моя любовь к тебе?

Писарро. Была, Эльвира.

Эльвира. Так не делай же так, чтобы я сама себя возненавидела, остерегись сорвать маску, обнажая подлый обман, который меня сгубил! Не совершай поступка, который, может быть, сейчас, пока у власти, ты сможешь обелить перед людьми, но за который в грядущих веках ты будешь заклеймен презрением... Потомство отвергнет тебя и проклянет.

Писарро. А если потомство восславит мои дела, ты думаешь, бренные кости мои загремят "от восторга в гробу? Такою славою бредит мечтатель-юнец - мне она непонятна. Я ценю иное; пусть слава при жизни даст мне почет, поддержку народа против злобы врагов... приблизит к цели... усилит мою власть!

Эльвира. Каждое слово твое, каждый миг, что я тебя слушаю, рассеивает ту волшебную дымку, сквозь которую я глядела на тебя. Ты - человек большого имени и маленькой души. Я вижу, ты не рожден понимать, что значат истинные слава и величие. Иди! Меняй на льстивый лепет своего мимолетного дня сверкающий ореол бессмертного имени. Иди и уставься взором на песчинку под своей стопой и презри звездный балдахин над головою. Славе, державной богине гордого честолюбия, служат не так: кто ищет почета при жизни, стоит только жалким зазывалой в дверях ее храма и, не брезгуя, ловит в грязном дыхании каждого проходимца слово хвалы. Он не посмеет подойти к алтарю, не возложит на него благородную жертву, и никогда не будет воздвигнут над алтарем его боготворимый образ, никогда для памяти своей он не добьется славного бессмертия.

Писарро. Эльвира, оставь меня.

Эльвира. Писарро, ты меня разлюбил.

Писарро. Это не так, Эльвира. Но что мне странно - этот неуместный интерес к другому! Возьми назад свой упрек.

Эльвира. Нет, не возьму, Писарро! Я еще для тебя не потеряна, еще цела последняя нить, которая связывает мою судьбу с твоею. Не разрывай ее - не проливай кровь Алонсо!

Писарро. Мое решенье твердо.

Эльвира. Хотя бы в тот же час ты потерял навек Эльвиру?

Писарро. Хотя бы и так.

Эльвира. Писарро, когда не чести, не человечности, послушайся хоть голоса любви; припомни жертвы, какие принесла я ради тебя. Не бросила я разве для тебя родителей, друзей, доброе имя, родную страну? При побеге разве я не шла на то, что, кидаясь в твои объятия, похороню себя в пучине гибели? Не делила я с тобою все превратности, грозные штормы на море, опасные встречи на берегу? Даже сегодня, в этот страшный день, когда шумела битва, кто стоял, непоколебимый и преданный, рядом с Писарро? Кто свою грудь подставил щитом под удары врага?