Приключения Шоубиза - Ира Брилёва

— Вы не переживайте. Вас все равно помнят. Многие любят.

Она снова взглянула на меня с любопытством. Ее взгляд постоянно менялся — боль и отчаяние то появлялись в нем, то исчезали из него по ее желанию. Хотя даже мне невооруженным взглядом было видно, что она страдает по-настоящему. И не знает, как с этим бороться. Старость для женщины вообще штука непереносимая. Для нее это уже почти конец ее истории. Что впереди? Неизвестность и забвение или что-то еще? Любой испугается. Но держится она замечательно! Сильная женщина.

— А ты занятный, — она снова откровенно разглядывала меня, словно увидела во мне какие-то новые незнакомые ей доселе черты. — Слушай, почему я тебя не встретила раньше? Ты ведь старый, — я обиженно выпятил губу. Она поправилась: — Ну, в смысле, не юнец желторотый. Мы бы сработались.

У меня по спине пробежал холодок. Нет уж, спасибочки. Я как-нибудь сам о себе позабочусь. Я был наслышан о ее стилях и методах. Да и вообще, с начальством у меня как-то всегда не складывалось. Я по природе был волком-одиночкой. Но, соблюдая приличия, я широко и фальшиво улыбнулся, поблагодарив Донну за любезность. Впрочем, она снова погрузилась в свои мысли и моей благодарности просто не заметила. Так мы молчали минут десять. Рокеры, наконец, перестали перебирать струны. Они теперь похрапывали на своих диванах, обхватив руками гитарные грифы, словно держали в руках прекрасных женщин.

Я размышлял о том, что происходило со мной сейчас. О таких моментах пишут в биографиях. Или в энциклопедиях. Лично я видел такое по телевизору. Называется это «откровением». Такие откровения находят на великих людей редко, и повезло тому, кто окажется в этот момент рядом. Можно узнать что-то такое, что потом будешь передавать как легенду из уст в уста своим потомкам, благоговейно сопровождая этот рассказ комментарием на тему «Как я случайно оказался там».

Донна полулежала в кресле, прикрыв глаза. И если бы не подрагивание ресниц, можно было подумать, что она задремала. Одиночество — вот что обгладывало ее душу. По этой же самой причине все мы, и, прежде всего, я собственной персоной оказался в этом доме. Этот факт был немыслим для простого смертного. Да и много других, тоже известных людей никогда не переступали этот порог. Я размышлял о странных прихотях судьбы, об удивительных подарках, которые тебе иногда преподносит жизнь. Донна была интересна всем. Всегда интересна. Даже теперь, когда многие решили, что она в тираже, она все равно была интересна всем. И я не был исключением. Я ведь, прежде всего, обычный человек, а потом уже все остальное.

Внезапно она открыла глаза и, потянувшись, словно большая мягкая кошка, восстала из кресла. Именно восстала, словно богиня, выбирающаяся утром из облака, где она спокойно почивала всю прошедшую ночь.

— Слушай, Шоубиз, а давай кофейку сварим. Ты умеешь кофе варить?

— Умею.

Я действительно замечательно варю кофе. Меня на дежурных гастролях в Италии научил этой премудрости один пожилой трактирщик с внешностью старого грузина. Он сказал мне на чистом русском языке с явным кавказским акцентом: «Уважаемый, чтобы сварить хороший кофе надо вспомнить старый еврейский анекдот: «Евреи, не жалейте заварки!» И тогда у тебя, как и у них, будет полный цимес». Вот такой интересный итальянский трактирщик.

Мы с Донной переместились на кухню. Это помещение размерами соперничало с обеими прежними комнатами, помноженными на два. Зачем эти аэродромы? Я набрался наглости и решил спросить об этом в лоб. Донна задумалась.

— Наверное, это детские комплексы. Отсутствие чего-то очень нужного именно в детстве. Я даже не знаю, чего именно. Может, вкусной пищи или красивой одежды. А может, это какие-то нереализованные мечты. Ты наверняка и сам знаешь, что мечты иногда приобретают самые разные формы, когда хотят сбыться. Вот как-то так. — И она развела руками, словно бы обхватывая это бесконечное пространство. Ее пространство.

Кофе закипел, и я вовремя подхватил турку с огня, не давая убежать вкусной густой пенке. Пенка в кофе — главный элемент. Без нее кофе — обычная столовская бурда. А я так насобачился его варить, что все мои друзья, приходя ко мне в гости, тут же заказывали мне чашечку кофе. Донна была в восторге.

— Да ты и впрямь мастер на все руки! Знаешь, а я ведь лукавила. Я много слышала о тебе. Но все как-то недосуг, все некогда, все бегом. Даже если хочешь с кем-нибудь познакомиться, то если это впрямую не касается работы, то — все. Не познакомишься. Весь день расписан. Ой, да чего я тебе это рассказываю, — она расхохоталась искренним, свежим, почти детским смехом. — Это же и есть твоя работа.

Я щелкнул каблуками и кивнул гусарским лихим поклоном — вот, мол, я, весь к вашим услугам. Она была права. Это действительно была моя работа. Я расписывал звездам весь их день по минутам, если они этого хотели. Я был профессионалом, и поэтому недовольных не было. Я работал с разными артистами, но Донна была звездой первой величины. Такие во мне не нуждаются. У них есть свои собственные директора, с острыми зубами в пять рядов и мертвой акульей хваткой — они однажды вцеплялись в свою «звезду» всеми своими челюстями и конечностями, и после этого там давно все было расписано на годы вперед. А «звезды» ленивы и не любят менять персонал. Поэтому даже средненького менеджера терпят много лет, прощая ему все возможные «косяки» и промахи в работе. «Звезды» не любят новых лиц. Их можно понять — слишком много в их жизни этого добра каждый день. Это сильно утомляет.

Зная все это, я даже не рыпался в эту сторону. И как оказалось, напрасно. Хотя… Как знать? Пусть все идет, как идет. Может, просто пришло время?

Я разлил кофе по красивым, почти прозрачного фарфора, чашечкам. Напиток был божественным. Донна наслаждалась им, прикуривая одну сигарету от другой. Время висело над нами как паутина, которую продолжал ткать невидимый паук. Оно опутывало нас, и в эту ночь делало все ближе и ближе. Нет, не физически. В этом никто из нас не нуждался. Есть близость намного интереснее и важнее. Я ждал «откровения». И я дождался. Кофе оказал на Донну магическое действие, и она окончательно расположилась ко мне. Мне хотелось расставить все точки над «и», пока еще можно было остановиться и не делать последний решающий шаг, о котором потом многие жалеют. Я пошел ва-банк.

— Можно задать вам вопрос?

— Валяй, — ответила она бесшабашно и растрепала свои густые волосы жестом, который я тысячу раз видел по телевизору.

— Я хочу знать, зачем вам все это? Зачем вам я? Эти рокеры? Девчонки? Смею предположить, что когда кончится эта волшебная ночь, то вы поступите со мной и с ними так же, как поступает самка паука со своим супругом-пауком. Вы нас просто съедите. Потому что мы узнали нечто такое, чего нам знать нельзя. И никому нельзя.

Донна снова смотрела на меня этим своим странным взглядом, слегка наклонив голову. Казалось, что она исподтишка высматривает во мне нечто такое, чего я и сам про себя не знаю. Прошла пара минут, и тишина стала тягостной.

— Ты думаешь, что я все еще чего-то боюсь? — Ответ ее был исчерпывающим. Какой же я осел. Я молча встал, подошел к ней, стал на колени и поцеловал ей руку.

— Вы действительно мегазвезда. — Я вложил в это слово все, что я знал о ней, все, что чувствовал всегда, когда слышал, как она поет. Донна погладила меня по голове.

— Какой ты, в сущности, еще пацан, — она положила свободную руку мне на голову и так и держала ее там, словно была епископом, а я грешником, пришедшим к ней за отпущением грехов. — И сколько же тебе еще предстоит узнать. — И мы оба затихли, думая каждый о своем. Наше уединение неожиданно прервало само время. Здоровенные напольные часы вдруг ожили, зашебуршились внутри своей большущей деревянной лакированной коробки и пробомкали два раза.

Я поднялся с колен и снова поцеловал ей руку.

— Свари еще кофе. Он божественный.

— Он достоин вас, — сказал я искренне. Пока я варил кофе, Донна выкурила еще пять сигарет. Пригубив горячий напиток, она цокнула языком, выражая свое восхищение.

— Ты в чем-то, конечно, прав. Но только отчасти. Я бы не хотела, чтобы о моей жизни трепались все, кому не лень. Пресса — это отдельная страна. Они сами себе навыдумывают и публике все это и расскажут. Я к этому процессу никакого отношения не имею. И это всех устраивает — и прессу, и меня. Главное, чтобы они не писали правду. Вот этого я никому не прощу. И тебе не простила бы, если бы ты вздумал трепать языком. Но ты не будешь. Ты умный, — Донна спокойно пила кофе, обсуждая со мной свою жизнь. — Ты прав. Мне просто не с кем поговорить. Просто так. Излить душу. Раньше было с кем. А теперь нет. Я всегда сама выбирала, с кем пить, — она снова хохотнула. Юмор у нее всегда был чуточку солдатский. — Теперь, вот, с тобой. И считаю свой выбор правильным. Мы с тобой друг другу ничего не должны. И поэтому дружба наша может быть крепкой. Раз жизнь свела, значит, это для чего-то нужно. Жизнь вообще штука мудрая. К ее подсказкам надо прислушиваться. Вот только жизнь-то жизни рознь. — Донна вытащила из пачки последнюю сигарету — с ума сойти — пачку за два часа! — Я вот всю свою жизнь думаю над одним вопросом и никак не могу найти на него ответ. Может, ты поможешь? — я весь обратился в слух — со мной советовалась сама Донна! — Повезло или нет тому, кто прожил только одну жизнь.