Адлиг Швенкиттен - Александр Солженицын

Да уж есть ли смысл? Пока линии прокладывать - ещё что случится.

19

И прошло ещё с полчаса.

Зарева слева, по северной стороне, ещё добавились. Близких - уже три, а какое-то большое - сильно подал из передней лощины, он по совести не может на месте усидеть. Говорит: на том склоне копошились фигурки, две-три. Почти наверняка можно б застрелить, да воздержался.

Пожалуй, и правильно.

С местными проводниками немцы тут и каждую тропу найдут. А за рельефом - и батальон проведут, и с санями.

Видимость всё меньше. Кого пошлёшь - до метров ста ещё фигура чуть видна, больше по догадке - и всё.

В темноте - пехотной массой, без звука? На современной войне так не наступают, невозможно. Такое молчаливое наступление организовать - ещё трудней, чем шумное.

А - и всё на войне возможно.

Если немцы сутки уже отрезаны - как же им, правда, не наступать!

Мысли - быстро крутятся. Штаб бригады? Как могли так бросить?

Отступать - нельзя. Но - и до утра можем не достоять.

Да бесполезно тут стоять. Надо пушки спасать.

Рискнуть ещё одну батарею оттянуть? Уже не признают за манёвр: самовольное отступление.

Ну, хоть тут пока: стереотрубу, рацию, какие катушки лишние - на сани. И сани развернуть, в сторону батарей. Мягкову:

- Вторые диски к автоматам взять. Гранаты, сколько есть, разобрать.

Да разговаривать бы ещё потише, ведь разносится гомон по полю.

Конечно, может и танк быстро выкатить. Против танка - ничего нет. И щели мелкие.

Телефонист зовёт Боева. По их траншейке - два шага в сторону.

Опять комбат звукачей. Очень тревожно: его левый звукопост захвачен немцами! Оттуда успели только: "Нас окружают. В маскхалатах". И - всё.

- А у вас, Павел Афанасьич?

- Пока - не явно.

- У меня на центральной - пока никого. Но коробочки - сверну, не потерять бы. Так что - будьте настороже. И забирайте свою нитку.

Боев не сразу отдал трубку, как будто ждал ещё что услышать.

Но - глушь.

Это - уже бой.

Мягкову:

- Давай-ка всех, кто есть, - рассыпь охранением, полукругом, метров за двести. Оставь одного на телефоне, одного в санях.

Мягков пошёл распоряжаться тихо.

Рассыпать охранение - и риск: узнаешь - раньше, но отсюда стрелять нельзя, в своих попадёшь.

А держаться кучкой - как баранов и возьмут.

Волнения - нет. Спокойный отчётливый рассудок.

Проносились через голову: Орловщина, на Десне, Стародуб, под Речицей. Везде - разный бой, и смерти разные. А вот чего никогда: никогда снарядов не тратил зря, без смысла.

Ликование бобруйского котла. Гон по Польше. Жестокий плацдарм под Пултуском.

А ведь - одолели.

...До утра додержаться...

На северо-востоке - километра за два, протрещали автоматные очереди. И стихли.

А - примерно там, куда Балуев пошёл.

20

У Топлева на огневых - снаряды соштабелёваны близ орудий. Но стрелять, видно, не придётся раньше завтрашнего света. А вот приказал комдив всем расчётам карабины приготовить - их же никогда и не таскают, как лишние, сложены в снарядных кузовах. Для тяжёлых пушкарей - стрелковый бой не предполагается. Автоматы - у разведчиков, у взводов управления - они все на НП.

Не стало видно ни вперёд, ни в бока, всё полумуть какая-то.

Топлев и без того расхаживал в тревоге, в неясности, а после команды комдива разбирать карабины?..

Вот, стояли восемь пушек в ряд, как редко строятся, всегда батареи по отдельности, - и нервно ходил Топлев, маленький, вдоль этих громадин.

У каждой пушки - хорошо если полрасчёта, остальные разошлись по ближним домам и спят: сухо, тепло. Да кто и подвыпил опять трофейного. И шофера где-то спят.

Настропалил всех четырёх командиров взводов: разбирать оружие, готовиться к прямой обороне.

Одни подхватывались, другие нехотя.

Хоть бы был замполит при дивизионе, как часто околачивается, - егоб хоть побоялись. Так и его комиссар бригады оставил по делам при себе до утра.

Но и нападать же не станут без артподготовки, хоть сколько-то снарядов, мин пошвыряют, предупредят.

А - тихо. И танкового гула не слышно.

Слушал, слушал. Не слышно.

Должно обойтись.

Пошёл - в Кляйн, к штабной машине. Ведь там - все, всякие документы. Если что?.. - тогда что?

Велел шофёру быть при машине. А радисту - Урал дозываться.

Пошёл опять в Адлиг, на огневые.

- Товарищ капитан! - глухим голосом зовёт телефонист, где примостился в сенях. - Вас комдив.

Взял трубку.

Боев - грозным голосом:

- Топлев! Нас тут окружают! Готовь оборону!

И ещё, знать, клапана на трубке не отпустил - услышался выстрел, выстрел!

И - всё оборвалось. Больше нет связи.

И Топлев ощутил на себе странное: коленные чашечки стали дрожать, сами по себе, отдельно от колена, стали попрыгивать вверх-вниз, вверх-вниз.

Да на всю огневую теперь не закричать. Вдоль пушечного ряда оббегал командиров взводов: готовьтесь же к бою! на комдива уже напали!

Теперь-то - и все зашурудились.

А штабная машина? если что? Послал бойца: обливать бензином, из канистр.

Не уйдём - так сожжём машину.

21

Верность отцу - была ключ к душе Олега. Мальчику - кто святей и возвышенней отца? И какая обида была за него: как его в один из тридцатых (Олегу - лет 10, понимал) беспричинно ссунули из комбрига в полковники, из ромба в шпалы. И жили в двух комнатах коммунальной квартиры, а в третьей комнате - стукач. (Причина была, кто-то, по службе рядом, сел - но это мальчик лишь потом узнал.) А с подростом: так и следовать в армейской службе? В 16 лет (в самые сталинградские месяцы)- добился, напросился у отца: натянул на себя солдатскую шинель.

Верность отцу - чтобы тут, у двух своих пушек, не посрамиться, не укорили бы отца сыном, лучше - умереть. Олег даже рад был, как это всё повернулось, что их поставили на мост охранять на невиданную для 152х прямую наводку. И скорей бы эти немецкие танки накатывали из полумглы!

Сегодня - небывалая для него ночь, и ждалось еще большее.

Хотя по комплекту полагается на каждое орудие 60 снарядов - но сейчас и с двух взводных орудий набрали - половину того. И в расчёте - семь человек вместо восьми. (Вот он, Лепетушин...) Но не добавил лейтенант бойца из другого расчёта, это неправильно, достанется ещё и тем. Лучше подможет этому, своими руками.

Ни той самоходки, ни того грозного полковника уже и близко не было, а орудия 6й батареи - стояли у моста, сторожили.

Впереди - пустое тёмное пространство, и, кажется, нет же там никаких наших частей - а стали люди набегать.

Несколько топографов из разведдивизиона - один хромает, у одного плечо сворочено. Послали их на топопривязку, когда луна светила, и застряли на тьму: ждали, может разойдётся. Вперебив рассказывают: странное наступление, только молча подкрадываются - кто лопатой, кто даже ножом, изредка выстрел-два.

А какие-то топографы - ещё и сзади остались.

Проехали сани звуковиков с разведоборудованием, успели утянуть. Только трофейные битюги и вызволили, а машина их - там застряла, вытаскивают.

Так это - ещё сколько там звуковиков?

- Павел Петрович, как же стрелять будем, если свои валят?

- Придётся подзадержаться.

Там, на восточном берегу, вглуби, - перестрелка то вспыхнет, то смолкнет.

Велел Кандалинцев двум свободным расчётам готовиться к стрелковому бою. И сейчас - послал в охранение, слева и справа.

Ещё подымались наши с моста.

А вот - несли раненого, на плащпалатке. Полковые разведчики.

Еле несут, устали. Кто бы их подвёз?

Тут - поищем, снарядим.

Олег наклонился над раненым. Майор. Волоса как лён.

Недвижен.

- Ваш?

- Полковой. Новый. Только прислали его вчера.

- Тяжело?

- В голову и в живот.

- А где же полк ваш весь?

- А ... его знает.

Наши батарейцы подменили носчиков, до господского двора.

Кандалинцев им:

- Пусть на наших санях довезут до Либштадта, и сразу назад.

Городок Либштадт, на скрещении шести дорог, пушечный дивизион беззаботно проехал вчера вечером. А если немцев туда допустить - у них все дороги.

- Павел Петрович, а ведь наш перебежчик - не соврал.

- Велел я его покормить, - проворчал Кандалинцев.

- А что наш комбат? И по рации не отвечает?

А - что весь дивизион?

От дальних зарев тоже чуть присвечивает. И глаза пригляделись в мути. Вон, чернеет ещё группка наших. Сюда.

И вон.

И вон.

Да, тут не постреляешь.

И вдруг: справа, спереди - да где наши 4я-5я батареи! - густая громкая пулемётная стрельба.

И - крупная вспышка! вспышка! - за ними взрыв! взрыв!

22

Из смутного ночного брезга, из полного беззвучья - грянуло на 5ю батарею сразу от леса справа, но даже и не миномётами - а из трёх-четырёх крупнокалиберных пулемётов - и почему-то только трассирующими пулями. Струями удлинённых красных палочек, навесом понеслась предупреждающая смерть - редкий случай увидеть её чуть раньше, чем тебя настигнет.

И сразу затем от того же лесу раздалось - "hur-ra! hurra!" - густое, глоток не меньше двести.