Я, презирая смерть, шагал вперёд, или Сесть я готов на трон. Пародии на стихи Михаила Гундарина. Часть II - Владимир Буев

опять звезда.

Значит, чего-нибудь.

Еле ползёт рука.

Хочется газануть.

Скромно сижу и жду.

Чувство зову любви.

Рою словес руду,

Но все слова мертвы.

Где ты романтика?

Мне извинительно.

…Ты ж руку франтика

Берёшь решительно.

В грёзах

Михаил Гундарин

ПИСЬМО

Двадцать девять коротких слов,

и ещё одно, сверх программы.

Слишком мало для книги снов,

слишком много для телеграммы.

Но достаточно для письма,

завершающего десяток

обещаньем свести с ума,

или просто сменить порядок

ожиданья даров простых,

предвкушенья большой награды…

Слишком частой для остальных,

слишком редкой для тех, кто рядом.

Владимир Буев

В ГРЁЗАХ

Подсчитал слова, как педант.

Ровно тридцать. Изъять какое?

Слово каждое – что глава.

Слово каждое – ключевое.

Говорят: в телеграмме текст

слишком длинен – словцо сверх штата.

Безусловный во мне рефлекс:

сразу хочется крыть всех матом.

Так и сделал: дары понёс

всем, кто рядом и кто далече.

Слава Богу, всё утряслось:

сон прервался – не покалечен.

Свобода для звезды

Михаил Гундарин

Чу – спутник пролетел!

Оседлая звезда,

ну что ты предпочла своей свободе?

Пастуший посох, пыльные стада,

да дудочку, да пять простых мелодий,

где первая «Пора на водопой»,

вторая – «Сбор командного состава»,

«Опасность – третья – будет славный бой!»,

Четвёртая – «Чужак, грядёт расправа».

И, наконец, томительная трель,

которая и манит, и тревожит –

«Я вижу цель! Вперёд, я вижу цель!»

А, в общем-то, все пять одно и то же.

А, в общем-то, и твой фатальный дрейф

индифферентен лишь до слов отказа –

а там посмотрим, феникс или блеф,

а там решим, возмездье или разум.

Владимир Буев

Свобода для звезды

возможна лишь со мной.

Я из богемы и

способен дать свободу.

Твой выбор мелок: хулиган тупой –

тюрьма душе и поклоненье сброду.

Там жарят спирт, но не стихи поют.

Там мат на мате матом полирует

(не трёх- – пятиэтажный неуют).

Там с дамой не флиртуют, а лютуют.

А в общем-то один и тот же чёрт:

что я, что кто другой – оно едино.

Познала ты число такое орд,

что все мужчины для тебя – овчина,

не стоящая выделки земной.

Но ведь и вас таких вокруг – что грязи.

Дрейфуй, блефуй, кажись себе звездой.

Мой возраст не таков, чтоб быть в экстазе.

Сесть я готов на трон

Михаил Гундарин

Этак блесни и так

в пятом слове с конца,

многоугольный знак,

иероглиф Дворца.

Выпяти белый лист:

подтолкни изнутри.

Был он безмолвен, чист –

нынче поговорим.

Если захлопну том,

не исчезай во тьме,

бегай с гурьбой, гуртом,

но откликайся мне.

Буква моя, двойник!

Научилась душа

говорить напрямик,

отвечать не спеша.

Владимир Буев

Сесть я готов на трон

в зале тронном, как царь.

Выпил, впадая в сон,

не один я стопарь.

Чтоб престол Хуанди

негой согрел меня,

ты на колени пади

и полежи полдня.

Так покайфую я,

целый освоив том.

Из огня в полымя

я гарцую умом.

Кто ты в моих руках?

Дева иль книжица?

Буква-мираж в глазах?

…Пыжится ижица.

Обожаю я нежиться в ванной

Михаил Гундарин

Книжку «Правила жизни в саванне»

как-то ночью, задумчив и пьян,

я листал в остывающей ванне

(помню, в частности, клич обезьян

«акакАчча-угИрру-игИрру»,

что-то вроде "вперёд, командир!").

Я забыл ту чужую квартиру

как и прочую сотню квартир,

где для нас открываются краны

и по трубам течёт благодать…

Основное из правил саванны –

никогда в неё не попадать!

Владимир Буев

Обожаю я нежиться в ванной

(где тьма тьмущая гурий живьём).

Да, я спутал нирвану с сованной,

как и райские кущи – с хламьём.

Обожаю я сомнище гурий,

но вокруг обезьяны кружат.

Организм от таких бескультурий

вместо рая отправится в ад.

Мало водки в желудке, похоже.

Смог же в сотне я прежних квартир!

Благодать жертвы требует тоже.

…Но сегодня я – чур! – дезертир.

Круть на заборе!

Михаил Гундарин

СЕРДЦЕ

Чёрным и белым написано: «двадцать пять лет».

Что расстилается, то и под стать утюгу.

Нам было меньше, но мы уже знали секрет

И уцелели на самом февральском снегу.

Всё, что прошло мимо этих припудренных глаз,

было свободно остаться в зрачках ледяных.

Эта свобода и лечит, и мучает нас,

но не свободой, а сердцем узнаешь своих.

Оптику мутной зимы разобрав по зерну,

линзу исправив, приладив надёжный прицел,

заново видишь: совместную нашу вину

может судить только тот, кто заполнит пробел.

Владимир Буев

Круть на заборе! Написано несколько слов.

Что расстилается – вовсе не то же, что льстец.

Тайны познав, мы на снежный ступили покров.

Не перенёс бы собачьих морозов юнец.

Эти глаза о свободе молят и вопят:

те и другие, и третьи, чтоб сердце взорвать.

Что эти пудра и лёд с мужиками творят!

Будто на кол насадили меня умирать.

Зёрна посеяв зимой, соберу урожай

летом иль даже весною: прицел подберу.

Ниши, пробелы, лакуны и дыры пускай

ма́нят иль даже маня́т перед сном детвору.

Весь список выкати зараз

Михаил Гундарин

проходя как рябь по воде

(вот именно: проходя

как весенний грипп), не у дел

оказываясь, дитя,

зачитай мне сводки простых обид

немудрёный кодекс нашей любви

посмотри наверх, сделай вид,

по горячему оборви

Владимир Буев

весь список выкати зараз

своих обид-претензий,

публичным сделаем показ

белья и ждать рецензий

начинаем прямо с минуты сей,

вспомним, что бельё у нас есть грязней,

потому намного модней,

для людей ещё горячей.

Ты дама яркая, как пламя

Михаил Гундарин

Люблю октябрьские аллеи

С листвою мокрой под ногами!

В те дни, когда асфальт темнеет,

Твой рыжий плащ похож на пламя.

Я в сером, я сливаюсь с небом

На фоне опустевших улиц.

И кто из нас в том парке не был,

Да только многие ль вернулись?

И ты проходишь мимо, мимо

Под обветшалой кровлей года,

И купиной неопалимой

Трепещет нищая природа.

Твой след невидимый прекрасен.

Я тру замёрзшие запястья.

Лампаду в сумерках не гасят,

Хотя и это в нашей власти.

Владимир Буев

Ты дама яркая, как пламя,

Я серой мышкой подбираюсь

К тебе в надежде, что не к яме.

Хочу тебя, аж задыхаюсь.

Я предлагаю (как романтик)

По парку погулять под вечер

В лице твоём брезгливый смайлик:

Мол, что за нищий тут тинейджер!

Я говорю: щедра природа!

Ты нижнюю губу топыришь,

Другого требуешь подхода.

Кривишься вся и дебоширишь.

Руками шарю по карманам,

Но денег нет и на столовку,

Не говоря о ресторанах.

…На ночь надеяться неловко.

От тьмы и от мрака лишь шуба спасает

Михаил Гундарин

РОМАНС

Мой ветреный друг, нынче в городе ветер –

не тот ли, ломавший сосульки вначале?

Впустив темноту, я надену свой свитер

и выйду проветриться в город печальный.

Как жаль, что на улицах пахнет апрелем,

что наша разлука всё радостней длится,

что старые стены так быстро сгорели,

а в новых, весенних, вдвоём не укрыться.

В нелепом стечении медленных судеб

не больше коварства, чем в зауми марта.

Сегодняшний праздник особенно скуден

на фоне цветной, словно кухонный фартук,

отставшей от всех целлулоидной стаи,

которая год как над городом кружит,

над чьим-то запястьем со свистом сплетая

и ветер печальный, и ветер снаружи.

Владимир Буев

От тьмы и от мрака лишь шуба спасает.

От ветра и шума спасают бульвары.

Гулять по ночам мне ничто не мешает

(в апреле поедет не всяк на Канары).

Твой дом в эту зиму был съеден пожаром.

Мой тоже, но есть у меня запасная

квартирка (спасибо моим гонорарам),

пусть даже убогая и угловая.

Тебя не пущу, как бы ты ни просила.

Без шубы гуляй по бульварам в апреле

и в марте, и в мае, покуда есть силы,

мечтая о номере в тёплом отеле.

Я рад, что сегодня ты стала бездомной

и кружишь по городу в поисках пищи

(обычной, съедобной, совсем не духовной)

что целых два ветра по улицам свищут.

Строка с утра сбежала от меня

Михаил Гундарин

Бегущая строка моей любви

Над городом, над гаванью пустой!

Единственное имя назови,

Блесни своей подвижной наготой.

А мы меняем молодость на жизнь

По курсу двадцать восемь к одному,

И нам не интересны миражи,

Колеблющие праздничную тьму.

Там вместо звёзд – раскрашенная твердь,

Там не луна, а дуло у виска.

Но