Розовый алмаз - Кэрол Маринелли

— Но это все равно не сравнится с той болью, что осталась внутри…

— Аариф упал в море, — продолжал Закари, — Калик бросился его спасать. Они пытались добраться до плота, но его уже унесло в море. Вместе с Зафиром… Контрабандисты их снова схватили… потом отец заплатил выкуп, но Зафир… — Дальше он не мог говорить.

— С тех пор о нем никто ничего не слышал, — закончила за него Эффи.

— Да… Ему исполнилось бы двадцать семь на этой неделе.

— Может, он жив…

Закари закрыл глаза и покачал головой.

— Сердцем я чувствую, что брат жив, но разум говорит, что Зафир мертв и я должен отпустить его… — Закари тряхнул головой — ему еще никогда не приходилось столько о себе рассказывать. Теперь ее сочувствие казалось ему в тягость. — Мне пора. — С этими словами Закари встал и вышел.

Сосредоточиться!

Закари никак не мог заставить себя это сделать. Тень еще лежала возле самых ног, которые, несмотря на полдень, настойчиво звали его вернуться. К ней.

Сначала его раздражало встревоженное лицо Эффи, выглядывавшее из-под полога шатра каждый вечер. Раздражала та неловкость, с которой она готовила для него ванну. Похожие на сказки истории о том времени, когда ее мать служила во дворце Аристо.

Да, сначала это его раздражало. Но теперь… Теперь он только и ждал этого.

День тянулся бесконечно. До заката еще оставалось несколько часов, но, как Закари ни пытался сосредоточиться, его мысли продолжали блуждать — то перед ним возникал образ пропавшего брата, то лицо Эффи, словно выплывающее откуда-то из туманной дымки…

— Ты сегодня рано.

Кристабель лежала бы сейчас на софе, потягивая вино и листая какой-нибудь глянцевый журнал, а теперь… теперь здесь была Эффи. Она стояла на низенькой лестнице, пристегивая к кольцам занавески.

— Прошу прощения, ваше величество, что я не успела сделать это до вашего прихода. Я выносила их проветрить, — объяснила Эффи.

— Ничего. — Закари нахмурился, но не потому, что она была занята работой. Что-то в ней изменилось, и он никак не мог понять что. Она потянулась вверх, и, когда ее платье поднялось, открывая гладкие ноги, Закари почувствовал, как сжалось его горло.

— Как прошел день? — спросила Эффи, справившись с очередной занавеской. — Хотя, конечно, это не мое дело…

— День… — Закари замялся. — Вряд ли его можно назвать продуктивным.

— О…

От усилий ее щеки разгорелись, синие глаза стали еще краше, рот казался мягким и свежим, как распустившийся розовый бутон.

Почему он раньше не замечал, как красива эта девушка?

Его глаза опустились к ее ногам, замечая ровный блеск покрытой кремом кожи. Только сейчас Закари понял, что она, должно быть, решила воспользоваться кое-чем из косметического арсенала Кристабель.

— Могу я спросить — почему?

Ее вопрос застал его врасплох. Он совершенно забыл, о чем они говорили.

— Почему ваш день не был продуктивным? — повторила Эффи.

— Ах да… Наверное, я слишком много думал о своем брате. — Он заметил, как дрогнуло ее лицо. Пряди волос, выбившись из-под заколки, темными кольцами взметнулись вокруг стройной шеи. — Я все пытался представить, каким бы он мог стать, если бы остался жив…

— Я вам так сочувствую… — И она поменяла тему: — Как только закончу с занавесками, приготовлю для вас ванну. Но перед этим принесу чего-нибудь освежающего…

Закари откинулся на подушки и задумался.

Женщины всегда хотели его. Они подавали ему знаки, и он почти автоматически им следовал. Этих женщин легко было просчитать — спокойных, нервных, озабоченных, раскованных. Он находил удовольствие в разгадывании непроизвольных сигналов их тел, в их приручении и покорении. Редко можно было встретить женщину, которая отказала бы королю, но именно они особенно привлекали Закари. Ему нравился этот поединок между мужчиной и женщиной. Ему нравилось использовать свою чувственность и мастерство, чтобы превратить чью-то упрямую неподатливость в дрожащее от желания желе.

Только Эффи он никак не мог просчитать. Было ли для нее просто развлечением, что она решила воспользоваться кое-чем из запасов Кристабель, или же она сделала это специально для него?

— Ну, вот и готово! — Эффи справилась с последней занавеской.

Спускаясь с лестницы, она на мгновение пошатнулась — для Закари это было достаточным поводом, чтобы протянуть ей руку.

— Спасибо…

Его рука лежала на ее запястье, он чувствовал нежную кожу, ее запах обволакивал его — но не запах духов, а ее собственный. И это, в сочетании с бьющимся под его пальцами пульсом, стало для него ответом.

…Маленькая серая птичка залетела во дворец, посеяв мгновенный хаос.

Зафир кричал от восторга, горничные, бестолково суетясь, бегали со швабрами, пока им, наконец, не удалось загнать ее в студию. Там птичка то кружила под высоким потолком, то беспомощно билась в стеклянные двери.

Энья, отослав горничных, наказала Зафиру сидеть тихо и наблюдать. Потом она подошла к старшему сыну и сказала:

— Когда начинается суматоха, когда вокруг все бегают и кричат, ты, Закари, должен сохранять спокойствие. Не надо говорить первое, что придет тебе в голову, не бегай и не кричи вместе со всеми. Если ты король, то должен просто сидеть и наблюдать: видишь, как дворец, который нам кажется таким большим, мал для нее; видишь, как она старается освободиться? Но скоро ее силы иссякнут, и она сдастся.

И они сидели и ждали, пока маленькая птичка, выбившись из сил, не нашла себе пристанище на стеллаже за книгами. Энья осторожно раздвинула их.

— Она здесь, Закари. Она испугана, но сидит тихо. Поэтому теперь ты можешь помочь ей.

В его ладони птаха казалась почти невесомой. Разглядев ее поближе, он заметил, что наряд ее состоял из восхитительных серебристых перышек самых разных оттенков. Держа в руке крохотное тельце, Закари чувствовал, как трепещет от страха ее сердце.

Он вынес птичку в сад и осторожно положил под дерево. Она просидела там почти полчаса, приходя в себя. А потом улетела…

Закари ощущал биение ее пульса под своими пальцами так же, как и тогда — трепет птичьего сердечка. И как бы Эффи ни старалась казаться спокойной, он знал, что она испугана. Отпустив ее руку, он почувствовал, как опустела его ладонь.

Она улыбнулась:

— Пойду приготовлю что-нибудь освежающее.

Ее лицо горело, запястье так жгло, что хотелось сунуть его под холодную воду, только это все равно не могло бы уменьшить опасный жар в теле… Просторный шатер казался ей теперь душной ловушкой, словно все лучи солнца, собранные гигантской линзой, вдруг обрушились на этот маленький клочок пустыни.