Ограниченный контингент - Тимур Максютов

Танк внезапно останавливается. Марат от неожиданности влетает лбом в броню.

– Блядь! Чего там, почему встали?

Насмешливый Витькин голос трещит в наушниках:

– Всё, первый рубеж обороны взяли, тормоз.

– Чего-то быстро.

– А танковые войска – это натиск и стремительность. Теперь отражение контратаки противника. Сколько снарядов осталось?

– Последний зарядил. Витя, вруби воздушку. Ни хрена не видно из-за газов.

Загудел, набирая обороты, вентилятор, но легче не стало. Дым становился только гуще и вроде бы изменил запах и цвет.

– Мы чего, горим, что ли?!

Почти сразу вызвал Бородин по рации:

– «Береза», я первый! Почему дымите?! Доложите обстановку!

Витька чертыхнулся и приказал:

– Так, осмотрелись все! Что горит?

– Внутри чисто. Блин, сзади дым валит, с моторного отделения вроде.

Счастливо хихикающий Игорь Прухин полюбовался на чадящую дымовую шашку, уложенную на крышу трансмиссии.

Вытер слезящиеся красные глаза, спрыгнул на землю и пошел к передней части танка, бормоча: «Сейчас я вас с обоих концов подпалю. Назначили во враги – так получайте теперь…»

Все заговорили одновременно:

– «Берёза», блядь, что там у вас? Ответьте первому!

– Шляпин, там кто-то у танка бродит!

– «Берёза»!!! Приступить к отражению контратаки противника!

– Наводчик, стреляй!

– Витя, ё-моё, там человек перед танком! Я в триплекс вижу.

Довольный собой Пруха положил большую дымовую шашку у переднего катка «шестьдесят двойки» и начал разбивать автоматным прикладом запал.

Наводчик нащупал электроспуск и нажал кнопку.

Прогрохотал выстрел, танк присел на катках…

Витя, матерясь, открыл люк и выскочил из башни.

Перед машиной, раскинув руки, лежал на спине крепко контуженный Пруха, идиотски улыбаясь небу.

Первое на выпускном курсе теоретическое занятие по тактике начиналось необычно. Для начала секретчик группы приволок опечатанный фанерный чемодан, вскрыл его и раздал под роспись прошитые суровой нитью секретные тетради.

За спиной полковника Бородина висел большой самодельный плакат, склеенный из четырех листов ватмана. Курсанты жадно впитывали глазами надписи: «Совершенно секретно», «План-схема боя 1-го мотострелкового батальона 682-го мотострелкового полка 30 апреля 1984 года»…

Полковник постучал указкой по столу.

– Товарищи курсанты! Схему в тетрадь перерисовывать категорически запрещаю! Положите ручки и карандаши на стол.

Мы украдкой бросаем взгляды на план. Беззащитные красные ленточки ротных колонн наших мотострелков идут по извилистым тропкам ущелья. К ним хищно тянутся синие стрелы огня «моджахедов», занявших господствующие высоты.

Распахнутые пасти вражеских секторов обстрела не оставляли нашим никаких шансов. Внизу перечислены причины разгрома батальона, в глаза бросаются «отсутствие полноценных разведки и боевого охранения», «слабое руководство боем», «отсутствие авиационной поддержки»…

– Требую внимания, товарищи курсанты. В Министерстве Обороны на основании опыта боевых действий в Демократической республике Афганистан принято решение о внесении изменений в планы тактической подготовки.

Гораздо больше внимания уделим тактике боя мотострелковых подразделений в горных условиях. Наши коллеги с кафедры огневой подготовки и преподаватели матчасти и эксплуатации машин сейчас занимаются тем же – дополняют учебные планы.

Скачек поднял руку:

– Товарищ полковник, разрешите вопрос! Так нам, танкистам, зачем усиленная пехотная подготовка? Да ещё и горная?

Полковник молчал и смотрел куда-то в стену, над нашими головами. У него было явно хреновое настроение. Ни прибауток, ни анекдотов…

– Садись, сержант. Тут такое дело… Война, которая идёт в Афганистане – совсем не то, к чему мы готовились последние сорок лет. Никаких танковых прорывов линий обороны, ядерных ударов и масштабных фронтовых операций на половину Европы… Где место, силы и цели противника предельно понятны. Наши боевые действия в ДРА – это, по сути, контрпартизанская борьба. Без линии фронта. Без правил и в необычных условиях. В горах против «духов» танкам делать особо нечего. Как и зенитчикам, химикам, стратегическим ракетчикам и бомбардировщикам… И колоссальное военное превосходство Советского Союза тут не поможет. Скорее, наоборот. Как не помогло американцам во Вьетнаме. Поэтому вся война там, в Афганистане – это действия небольших подразделений, от взвода до усиленного батальона максимум. Причем война – пехотная. Пешком, по горам. Все мы там, по сути, мотострелки. Или даже скорее – горные стрелки.

Лучших из вас скоро будут отбирать в элитные войска – в ВДВ, в морпехи, в пограничники. Так вот, боевые в Афганистане продлятся ещё долго, многие попадут туда. И там все вы станете пехотой, независимо от цвета петлиц, берета и тельняшки. Самым древним родом войск. Там вообще всё как-то по средневековому…

Над аудиторией висела мёртвая тишина.

Суббота. Взводные маются в канцелярии. Колчан привычно ноет:

– Вот я самый старый капитан в Вооруженных Силах, может быть. А от вас никакого уважения, блин. Ты, Цаплин, тоже капитана получил, а разве ж можно сравнить наши заслуги? Красавкин второй год уже в Академии бронетанковых войск учится, так хотя бы вспомнил, что через бывшего моего курсанта Прухина себе такое счастье поимел.

– Кончай, Миха, Толик сам поступил.

– Это неважно! Не перебивай меня, не мешай мне страдать и требовать любви и почтения!

Писарев смеется:

– Ну давай, этого, мы тебе пятую звездочку на погоны пришпандорим. И обзовем «старшим капитаном».

– Лучше отпустите меня домой пораньше! У меня ревматизм, который не позволяет исполнять службу. А ещё воспаление среднего уха, загиб пальца…

Цаплин перебивает:

– Напоминаю, что офицер может быть освобожден от службы только по двум медицинским причинам: отрыв головы и прободение матки! Головы у тебя и так никогда особо не имелось, а как насчет матки? Ха-ха-ха!

– Смейся, смейся! Я сейчас тебе быстренько настроение испорчу. Ты в курсе, что Прухин из окружного госпиталя возвращается?

Цаплин грустнеет.

– Блин, это как, Миша? Он же полгода лежал с контузией… Комиссовать обязаны!

– Ну-ну. Саня, ты давно журнал «Коммунист Вооруженных Сил» читал?

– Давно. С самого рождения не читал. Это здесь с какого боку?

– Партийная пресса всегда с правильного боку! Вот смотри. На тридцать второй странице.

Ничего не понимающий Цаплин берет из рук Молчанова журнал, читает вслух:

– «… на партийной конференции представителей тыловых организаций КПСС обсуждали передовой опыт по осеменению коров и опоросу…» Тьфу ты, ну молодцы тыловые коммунисты, своевременно осеменяют коров и поросятся без задержки – причём тут наш придурок контуженный?

– Ты, Саня, поосторожней с формулировками. Подпись глянь под статьёй.

– Ну подпись, и чего? «Начальник политуправления Тыла Вооруженных Сил генерал-майор Прухин»… Ёксель-моксель! Папашка наш! Генерал уже.

– Вот именно! Так что теперь даже если твой Игорёк подорвёт училище и сожжет Боевое Знамя – всё равно до выпуска продержится. Ну что, настроение я тебе испортил, Саня? Пошел я домой?

– Да валите оба. Писарев, ты тоже иди, я посижу. Мои всё равно в культпоходе на Химмаше, на танцульки, небось, завалились. Дождусь уж. Пострадаю…

Сашка Ершов подождал, пока веселые Колчанов и Писарев скроются за поворотом, и проскочил в дверь казармы. Поднялся на свой этаж, капая кровью на ступени.

Дневальный ахнул:

– Санька, ты чего! В крови весь.

– На Химмаше отоварили гражданские, в «полтиннике». Ещё четверо наших там, заперлись в туалете. Зови сержантов. Только тихо, чтобы офицеры не просекли.

Сигнал «Наших бьют» в уставах не прописан, но исполняется в военном училище свято. Все, кто был в роте, в пять минут добежали до ворот.

– Открывай, молодой!

Второкурсники из наряда по КПП мгновенно распахнули створки. Вытянулись, отдавая честь.

Витька Шляпин выскочил на проезжую часть, остановил троллейбус. Испуганный водитель открыл переднюю дверь.

Витька проорал с площадки:

– Товарищи гражданские! Транспортное средство немедленно поступает в моё распоряжение. Приказываю покинуть салон. Водитель, гони на Химмаш без остановок, до Дома культуры имени пятидесятилетия Октября.

Забились в салон, тронулись. Испуганное мирное население на остановках провожало растерянными взглядами пролетающий мимо троллейбус.

Подлетели, выскочили, построились повзводно.

Шляпин командовал:

– Первый взвод остаетесь здесь, на приеме и сортировке. Второй и третий – внутрь, выгоняйте всех. Ершов, бери своё отделение, вытаскивайте наших из гальюна. Упавших не добивать, аккуратно. Баранов! Юрка, ты поосторожнее, убьёшь ещё кого-нибудь.

Полутяж Юрка хмыкнул.