Избранное - Бела Иллеш

Суд, прокуратура, общественное мнение и печать были беспомощны против грабежа, происходившего на глазах.

Решающий удар этому нанес один из выдающихся адвокатов, Липот Вадас, которого избрали, очевидно за этот подвиг, депутатом парламента от Марамарош-Сигета. Он был заместителем министра юстиции в правительство Иштвана Тисы и, как таковой, — главным организатором большого русинского процесса.

Липот Вадас был еще адвокатом в Марамарош-Сигете, когда Иштван Карпати, трактирщик и заместитель председателя общества католической молодежи имени св. Имре, возбудил иск против торговца мебелью Пинкаса Брудермана. Карпати утверждал, что он дал Брудерману взаймы две тысячи пятьсот форинтов.

Брудерман обратился за юридическим советом к Липоту Вадасу.

— Значит, вы, господин Брудерман, не брали у Карнати взаймы? — спросил адвокат у своего клиента.

— Ни одного крейцера, господин адвокат.

— Хорошо. В таком случае на суде вы должны признать, что Карпати действительно дал вам взаймы две тысячи пятьсот форинтов.

— Позвольте, господни адвокат! Как я могу признать то, чего в действительности не было? Зачем я буду признавать долг, которого у меня нет?

— Для того, чтобы вам не пришлось его уплатить! — ответил адвокат.

Брудерман не понял, в чем дело, но, доверяя своему адвокату, последовал его советам. На суде он признал, что Карпати действительно одолжил ему две тысячи пятьсот форинтов. Вадас просил допросить двух свидетелей. Свидетели — Ласло Виг и Микола Допатка — под присягой показали, будто присутствовали при том, как Брудерман уплатил эти две тысячи пятьсот форинтов Карпати вместе с процентами в сумме ста двенадцати форинтов. В иске Карпати суд отказал. Ведь хотя факт займа двух тысяч пятисот форинтов был доказан, но суд установил также, что Брудерман вернул эту сумму Карпати.

Смелый и удачный ход Липота Вадаса положил конец самому популярному типу марамарошских процессов. С этого времени собиравшемуся ограбить кого-нибудь с помощью двух свидетелей приходилось вооружаться большой дозой фантазии и применять более сложную технику, и в этой, более высокой, технике некоторую роль играл тот же Липот Вадас. Он был представителем мадам Шейнер и Фердинанда Севелла в одном из самых интересных процессов. Чья это была выдумка — мадам Шейнер, Севелла или Вадаса — останется, по всей вероятности, вечной тайной. Главную роль играл Фердинанд Севелла. Доход был общий. Счет оплатила мадам Шейнер.

Одна из будапештских фирм — поставщиков леса — подала иск в марамарошский окружной суд на пеметинскую жительницу мадам Шейнер и жителя города Кашши Фердинанда Севелла, требуя возврата уплаченной ею суммы в тридцать две тысячи форинтов. Та же фирма подняла против мадам Шейнер и Фердинанда Севелла уголовное дело, обвиняя их в мошенничестве. Согласно поданному этой фирмой в уголовный суд заявлению, мадам Шейнер и Севелла уступили на три года этой фирме право эксплуатации находящегося в комитате Марамарош лесного участка площадью в двести двадцать семь хольдов. Заверенными выписками из книги недвижимостей было установлено, что означенный лес действительно был собственностью продавцов. Все двести двадцать семь хольдов были покрыты прекрасным, ценным дубовым и сосновым лесом. Это было установлено экспертами фирмы-покупательницы, которые находили цену тридцать две тысячи форинтов вполне справедливой. После того как сделка была оформлена и продавцы получили деньги, выяснилось, что проданный ими лес эксплуатировать невозможно, так как вырубленные деревья вывезти оттуда никак нельзя. Дело в том, что участок этот был окружен государственными лесами, через которые никаких дорог не было и прокладывать их не разрешалось. Когда покупатели об этом узнали, они пытались «договориться» с одним из советников лесного ведомства и высокопоставленным лицом из министерства земледелия. Оба эти господина охотно приняли предложенные им взятки, но права на проведение дорог дать все же не могли, потому что леса, о которых шла речь, были забронированы за членами императорского дома в качестве заповедников для охоты. Таким образом, право, приобретенное будапештской фирмой, не имело никакой цены. Когда фирма окончательно убедилась в этом, она передала дело в суд.

Уголовный процесс был отложен до разрешения гражданского иска.

В гражданском деле нужно было выяснить прежде всего два вопроса. Первый — знали ли продавцы, что их участок отрезан от внешнего мира? И второй — сообщили ли они об этом покупателям? Что мадам Шейнер и Севелла хорошо знали о неблагоприятном расположении лесов, их адвокат, Липот Вадас, признал. Но, по его утверждению, продавцы предупредили об этом своих покупателей, на что последние, смеясь, ответили:

— Это ничего не значит! Дороги мы добьемся!

Говоря это, представитель фирмы ударил себя по тому карману, в котором носил бумажник. Так, по крайней мере, утверждал Липот Вадас.

Адвокат будапештской фирмы отрицал, что продавцы говорили что-либо его клиентам относительно отсутствия дороги. Он отрицал приписываемые представителю фирмы слова: «Дороги мы добьемся», а также, что представитель ударил себя по карману с бумажником.

Вадас предлагал доказать свои утверждения. Доказать, конечно, свидетельскими показаниями. Свидетеля звали Федор Верховин.

Федору Верховину, согласно документам процесса, было сорок два года, он был лесным рабочим, родившимся и прописанным в Пемете, вдовцом, русинской национальности, греко-католического вероисповедания.

Как сейчас помню Верховина — подвижного, низкорослого и худощавого человека. Все его лицо было в морщинах. Разговаривая с кем-нибудь, он часто моргал глазами.

На суде Федор под присягой показал, что присутствовал при том разговоре мадам Шейнер и Фердинанда Севелла с представителем фирмы, на который ссылался Вадас. Он даже продемонстрировал перед судом, как представитель фирмы ударил себя по карману с бумажником.

— Где произошел этот разговор? — спросил у Верховина адвокат потерпевшей фирмы.

— На квартире господина Шейнера, — ответил Верховин.

— Каким образом вы попали на квартиру господина Шейнера в то самое время, когда там велись деловые переговоры?

— Я, ваша милость, всегда имею свободный доступ в дом господ Шейнеров, потому что я — шабесгой господина Шейнера.

— А что такое шабесгой? — спросил председательствующий.

— Шабесгой — это христианин, который по субботам выполняет в семье хозяина иудейского вероисповедания те работы, которые евреям в этот день запрещены религией, например, топить печи, тушить свечи и тому подобное. Шабесгой — это до некоторой степени доверенное лицо семьи, — объяснил суду адвокат Вадас.

— В таком случае свидетель действительно мог присутствовать во время переговоров, — установил судья.

Но адвокат фирмы не сдавался. Наоборот. Поправив свой съезжавший набок галстук, он поставил подготовленный им для свидетеля самый щекотливый вопрос:

— На каком языке велись переговоры?

— На еврейском, — спокойно ответил Верховин.

— Как же вы поняли, о чем они говорили?

— Я, ваша милость, — сказал Верховин, подмигивая левым глазом Липоту Вадасу, — я говорю по-еврейски лучше, чем иной раввин. Даже по-древнееврейски немножко знаю. Если вы, господин адвокат, не верите…

Для того чтобы показать свое знание еврейского языка, Верховин начал петь:

— Иша, Исроель, адонай элохеню, адонай эход!

— Хватит! — крикнул судья.

Но заставить Верховина замолчать было не так легко.

— Борух ато адонай! — орал он.

— Хватит!

— Поскольку высокоуважаемый представитель противной стороны подвергает сомнению достоверность показаний свидетеля Верховина, я прошу пригласить экспертов, — предложил Липот Вадас. — Прошу установить путем экспертизы, что Федор Верховин действительно понимает по-еврейски. В качестве экспертов предлагаю главного раввина города Марамарош-Сигета и председателя еврейской общины города.

По требованию суда главный раввин города Марамарош-Сигета и председатель городской еврейской общины основательно проэкзаменовали Федора Верховина. Результат экзамена господа эксперты суммировали в следующем заключении:

«Федор Верховин отлично понимает еврейский язык и свободно говорит на нем. Единственным его недостатком является то, что звук „х“ он часто заменяет звуком „г“. Это придает особый оттенок его произношению, но пониманию речи ни в коей мере не мешает».

Эта экспертиза решила судьбу процесса. Достоверность показаний Верховина была установлена. Когда судья огласил приговор, Фердинанд Севелла не мог сдержаться.

— У нас в Америке линчевали бы за такую клевету! — воскликнул он.