Триада - Евгений Чепкасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понимаю.
– Сейчас главная проблема – деньги на нормального адвоката.
– Ничем помочь не могу.
– Может, у него друзья остались, родственники?
– Только кредиторы. Один уже года четыре ходит и спрашивает, когда папка долг отдаст. Я писал про него. Друзья – если только институтские, из «Натюрморд».
– Каких «Натюрморд»?
– Из театра, который папка основал. Но там сейчас из того поколения никого не осталось, это молодежный театр.
– Тоже глушняк, – заключила она и глубоко затянулась. – Придется в Москве рыть.
– А как у него вообще? – спросил Гена расплывчато.
– Вообще – лучше всех! – ответила женщина резко. – Сидит в «пятерочке», светит лет восемь. А если докажут группу и особо крупный размер, то может и больше получиться.
– Он мне писал, что года четыре…
– Четыре – это если шесть дадут и если выйдет по УДО. Такое может быть. Только адвокат нужен очень хороший. И начальнику колонии надо будет дать, тоже в особо крупном.
– А оправдать его не могут?
– С поличным взяли. Подослали провокатора, а когда заказ передавал, его и взяли. Суки! – прошипела Наташа и, бросив окурок на асфальт, шаркнула по нему, после чего отвернулась от Гены, сглотнула и произнесла с болью и нежностью: – Конечно, он гений… Если бы не провокатор… Какая разница, сколько этих пятисоток по стране ходит…
– А вы не знали?
– На день раньше тебя узнала. В себя пришла – тебе позвонила. И ведь ничего с этого не поимел, кроме срока. Он даже мне ничего ни разу не подарил, я правду говорю!
– Да я верю, – сказал Гена с невеселой улыбкой. – Маме он тоже ничего не дарил. Сам подарок.
– Мне пора. Вот твои письма и два рассказа.
– Читали?
– Письма?
– Рассказы.
– Не до рассказов как-то.
– Ясно. Ему передать что-нибудь?
– Не надо. У него сотовый, мы на связи. Только на свиданке про сотовый не говори: разговоры прослушиваются.
– Учту. Спасибо за всё.
– На здоровье. Как добраться – знаешь?
– Вы говорили, у меня записано. «Водный стадион» и так далее.
– Правильно. Иди к восьми или пораньше и сразу пишись в список.
– Хорошо. До свидания, Наташа.
– Пока. Удачи. Так и быть, привет передай – не тяжело нести будет?
– Справлюсь.
* * *
После встречи с Наташей Гена отправился к Рудаковым и поспел как раз к ужину. Ужин был много сытнее завтрака и состоял из макарон с гуляшом, причем для приготовления макарон использовалась микроволновка. «Макароны из микроволновки! – иронично думал Гена и старался не морщиться, проглатывая склизкие комки разварившегося теста. – Стоило ради такого микроволновку придумывать!» А вот гуляш был классный.
– Ген, а может, ты супчику хочешь? – предложила Варвара Семеновна. – С обеда супчик остался.
– Нет, спасибо.
– Ты ведь не обедал, – настаивала она. – А супчик хороший…
– Не уха случайно? – уточнил Гена.
Валентин Иванович рассмеялся и посмотрел на жену и дочь, но те не поняли.
После ужина пили чай и за чаем разговаривали о Владимире Валерьеве, Володе Красном Солнышке, Генином отце.
– Его, наверное, просто подставили, – говорил Валентин Иванович смущенно. – Он открытки разные шуточные делал, у него реклама была – виртуальный фотохудожник, в метро даже висела. Всё в оргтехнику и рекламу вкладывал… Может быть, он просто пошутил с этими деньгами, а его подставили. Он ведь очень доверчивый…
Валерьев вспомнил, какую открытку папка прислал ему на прошлый день рождения: на основе черно-белой паспортной фотографии Гены было сотворено нечто чудесное – фокусник, достающий белого кролика из черной шляпы, вот только румянец на лице фокусника был какой-то нездоровый, вроде чахоточного.
– А твоя профессия как-то называется? – спрашивал юноша в тот день рождения в телефонном разговоре.
– Файкер, – отвечал отец. – В переводе означает что-то вроде обманщика.
– Похоже на факира, – заметил сын.
– И на факера, – дополнил Володя Красно Солнышко.
– Он к нам часто заходил: они с Наташей рядом жили, – сообщила Варвара Семеновна.
– Мама! – укоризненно произнесла Юля.
– Я знаю про Наташу, не волнуйтесь, – сказал Гена, краснея.
– Дядя Володя по жизни с Толькой тусовался, книжки ему советовал, фильмы, – проговорила Юля с некоторой поспешностью и задумчиво продолжила: – А теперь обоих забрали. Почти одновременно забрали – и Толю в весенний призыв, и дядю Володю. А как на Новый год они с Толькой с балкона ракеты пускали – помните? – продолжила она весело.
– Забудешь такое! – проворчал Валентин Иванович. – Целую ракетную установку притащил, фауст-патрон какой-то, и додумался – с балкона!
– А потом утку в духовке жарил целых два часа. Такой дым стоял – дышать было невозможно, – пожаловалась Варвара Семеновна.
– Но утка получилась вкусная, – отметил Валентин Иванович.
А Гена вспомнил, как папка нахимичил пакетик белого порошка, называвшегося «пероксикетоном», что ли. Это была чудесная взрывчатка: если на ладонь насыпать махонькую кучку этого вещества и поднести спичку, то на секунду из ладони произрастет красный огненный куст и мгновенно пропадет, не оставив после себя ожога – только кисловатый запах. А если забить чудесную взрывчатку в бумажный патрон – один из тех, которые были наделаны Володей и сыном путем оборачивания бумажки вокруг фломастера и склеивания того, что топорщится, – если забить взрывчатку в такой патрон, вставить самодельный бикфордов шнур из чем-то пропитанной кордовой нити, сверху поместить заглушку из смеси взрывчатки и клея, потом прийти в лес, поджечь шнур и отбежать подальше, – то можно было с восторгом наблюдать, как разлетается в щепу трухлявый пенек, а на его месте остается внушительная воронка… Готовить Володя Красно Солнышко тоже умел, да и вообще мог сделать всё, за что брался. «За бизнес вот только зря взялся, – подумал Гена грустно. – Не его это».
– Ген, а тебя в суде про нас не спрашивали? – полюбопытствовала Варвара Семеновна.
– Про вас?
– Ну, мало ли. Родственники, заходил он к нам. Может быть, думают, что мы знаем чего-нибудь. Могли ведь спросить…
– Варя, иногда ты такую чушь порешь! – раздраженно заметил Валентин Иванович. – Извини, Гена. Передавай завтра отцу привет от всех нас.
– Передам. Мне завтра в шесть встать надо.
– Ляжешь пораньше, мы тебе будильник дадим – не беспокойся, встанешь.
Гене постелили в Толиной комнате. Стол с компьютером, кровать, шкаф, плакаты на стенах, впечатляющий вид из окна. «Высоко!» – подумал Гена и, переместив взгляд из заоконных просторов вглубь комнаты, стал размышлять, что за человек Толя. Применяя методу Шерлока Холмса, Гена сделал значительное количество умозаключений, но к главному эти умозаключения почти не имели отношения, главным же было то, что он завидовал Толе. Толя виделся с Гениным отцом в течение последних трех лет, о чем-то говорил с ним, чему-то учился у него, а Гена в течение последних трех лет отца не видел: лишь письма, лишь открытки, лишь недолговременные телефонные разговоры.
«Так бы, наверное, и не увидел, – подумал Валерьев с невеселой улыбкой. – Сплошная конспирация: письма до востребования, звонки на сотовый… Москва – город большой. А тут всё просто: ИЗ-77/5, это вам не абонентский ящик, это место вполне конкретное».
После вечернего правила Гена помолился, чтобы завтра всё прошло благополучно, а затем выключил свет, лег и уснул.
Глава восемнадцатая
Гена проснулся на несколько минут раньше, чем зазвонил будильник, и подумал: «Ангел разбудил».
Когда юноша заканчивал утреннее правило и молился о духовном отце, родителях, сродниках, наставниках и благодетелях, в дверь постучали и он, прервавшись, сообщил, что уже встал, после чего, улыбнувшись, включил в заздравный список и обитателей дома сего.
Доберман Тэдди уже не рычал и не лаял – то ли признал гостя безопасным и невкусным, то ли не хотел будить маленькую Дашу.
Завтрак по-московски вполне удовлетворил Гену: сладкий чай и бутерброд с сыром, вполне достаточно, мне бежать надо.
– Спасибо, что приютили. Передам от вас привет. Я оттуда сразу на вокзал, а то неизвестно, на сколько затянется. Сумка у меня маленькая. Если интересно, приезжайте на вокзал, я вам всё расскажу, поезд и вагон знаете.
– Повзрослел, – пробормотал Валентин Иванович, закрывая дверь за Геной, и, зевнув, отправился досыпать.
Валерьев вышел из метро на нужной станции и некоторое время следовал в ту сторону, куда направилось большинство пассажиров, но довольно быстро большинство разбрелось кто куда и Гена в растерянности остановился. Посмотрев на карту, а затем оглядевшись, он понял, что окружающие его дворы не очень-то похожи на широкую прямую улицу, по которой надлежит идти вплоть до «Санэпидемстанции», а потом налево. Вернувшись к метро и направившись в другую сторону, он обрел искомое.