История моей жены - Милан Фюшт

— Ты стала носить лорнет, дорогая?

В руках у нее был тот же лорнет, что и тогда на балу. Очень изящный, в золотой оправе. Она сразу же поднесла его к глазам — может, в растерянности, а может, чтобы убедиться, действительно ли это я. И тогда я вновь увидел, какими огромными могут стать эти глаза.

Поль де Греви выглядел чрезвычайно элегантно. Японский жилет, изящная сорочка и коричневый дорожный костюм — безукоризненно. После недолгих колебаний он вознамерился было вскочить, но я его мигом осадил. Не рукой — пнул его в лодыжку ото всей души, думаю даже, она сломалась, потому что он рухнул на сиденье, как подкошенный. И губки свои бантиком тотчас сжал — плотно-плотно.

— Чтоб не пикнули у меня, — приказал я. К тому времени сердце мое билось уже поспокойнее.

А когда он еще разок попробовал трепыхнуться, я лишь смазал его по носу, и этого оказалось достаточно. Изо рта и из носа моментально хлынула кровь.

И тут я наконец повнимательней разглядел этого кавалера.

До чего же у парня кишка тонка! Богом клянусь, руки чесались разделаться с ним по-палачески: представил себе, как выдавлю ему оба глаза, а потом сброшу с поезда на полном ходу. И все это здесь, на глазах у его любовницы. Только зачем спешить? Разберемся-ка с моей женушкой.

Она недвижно застыла на месте, не в силах проронить ни звука. Словно бы ждала, когда же на нее обрушится удар. А ее злой рок, то бишь я, вместо того, чтобы решать, как мне поступить, обратился к ним с речью:

— Славно же вы путешествуете на мои денежки. Первым классом! Какая наглость! А ну, давай сюда акции! — приказал я жене, неожиданно для самого себя.

Богом клянусь, до того момента я о них и не думал. Были у меня акции некоего общества «Цинциннати Рэйлвей», доставшиеся в наследство от отца, и я совсем недавно взял их из банка, аккурат перед поездкой. Собирался было прихватить их с собой в Брюгге, но потом передумал. И вот сейчас чутье мне подсказало, что эти голубки их украли. И правда.

Жалко было не только ценных акций. Но чтобы я же оплачивал их свадебное путешествие!

— Какие акции? — спросила жена мертвым голосом.

— Ты только не шустри, — цыкнул я, заметив, что она присматривается к стоп-крану. Да и Дэден завозился, прижимая к лицу окровавленный платок; видимо, нога очень болела.

— Я на расправу короток, — поднял я палец, на котором был ключ. — Все мои действия продуманы, а главное — обоснованы.

И тут я наконец посмотрел ей в глаза. До этого момента мы избегали встречаться взглядами. Впрочем, у меня такое впечатление, что она не очень-то хорошо и видела, словно сквозь туман: это чувствовалось и по выражению ее глаз, и по их цвету. Сама она была очень бледна, а белки глаз — сплошь в красно-розовых прожилках, вероятно, от волнения. Она уставилась на меня неуверенно и бессмысленно, точно слепая.

Но когда мне удалось перехватить ее взгляд, в нем что-то всколыхнулось. Судя по всему, до ее сознания все же дошло, что это я, потому как она встала с места. И сделалась послушной, точно ребенок. Все остальное прошло без сучка без задоринки, она подчинялась каждому моему приказу.

Колеса поезда ритмично постукивали.

Жена молча сняла сверху дорожный чемодан, даже ключи выудила без задержки и наконец извлекла на свет Божий акции. Ей, вероятно, так мучительно стыдно было доставать и вручать их, то есть самим жестом признаться в том, насколько подло и безнравственно она злоупотребила моим доверием даже в денежном отношении, что затуманенный рассудок продиктовал ей такие слова:

— Вот акции. Не сердитесь на меня. — И поскорей отвернулась в сторону, лишь бы не смотреть туда.

Я был удовлетворен и этим: один-единственный раз в жизни она почувствовала себя пристыженной. Наконец-то раз в конто веки. После этого я и затих.

К тому же была она полноватая, пухлая, совсем не в моем вкусе. Разнесло ее, что ли? Чужая какая-то. Или это всего лишь давнее явление? Ведь со мной и прежде так бывало: если я слишком много времени отводил ей в своем воображении, после этого она никогда не была мне нужна. Так и сейчас.

«А может, это вовсе и не моя жена», — даже такая нелепость мелькнула в голове. Хотя именно так оно и было.

«Пока они туда добрались, огонь уже погас», — было написано на одном плакате, который я видел на балу. Эти слова пришли мне на ум сейчас, когда я пишу эти строки. Проклятый я человек — иное трудно вообразить, — не дано мне испытать удовлетворения в чем бы то ни было. Судя по всему, такая моя доля: терзаться жаждой, покуда жив, и ни в чем не находить утоления.

«Обманывала она меня, не обманывала — какая разница? — думал я там, в поезде. — Допустим, даже не обманывала, просто любила этого жалкого хлыща. Какая же это ерунда, все вместе взятое: француженка, влюбленная в другого. Сколько их таких на свете? Черт все побери!»

Тогда я достал самопишущую ручку и на обороте одной из акций заставил ее написать следующее заявление:

«Эти акции я украла у тебя вместе со своим любовником, но ты настиг нас в поезде на Дувр во время побега такого-то и такого-то числа. К сожалению, жизнь свою я прожила бесчестно». И велел ей поставить подпись.

— Бумага понадобится при бракоразводном процессе, — объяснил я ей. — Выплачивать тебе содержание я не намерен.

И тут наконец она расплакалась: беззвучно рыдала, а я наблюдал, как слезы текут по ее лицу. Конечно, мало приятного выдать самой себе такую характеристику.

Я удобно расположился на сидении, и у меня была возможность вновь разглядеть месье де Греви.

Он откинулся назад, с закрытыми глазами, — этакий страждущий Онегин. Должно быть, его очень донимала боль в ноге.

«Господи, вот он какой?» — неотступно билась мысль. И признаюсь, мне было очень стыдно за все свои переживания из-за него, за себя, за всю свою жизнь. Даже на балу он выказал себя с лучшей стороны.

И теперь я должен лишить его жизни? Это ничтожество? Да не сделаю я этого, Господи! Пусть остается здесь.

— Прощай, Лиззи, — встал я с кушетки. — Вряд ли мы еще свидимся. А этот господин пусть женится на тебе, иначе я доберусь до него. Это мое предупреждение, поскольку здесь затронуты мои интересы. Я не потерплю, чтобы моя бывшая жена стала шлюхой. Но у меня нет ни малейшей охоты содержать тебя после всего случившегося. Деньги мне и самому пригодятся, милая моя.

— Слышите, господин де Греви? — повысил я голос.

И сидевший в углу господин де Греви послушно кивнул. Я принял его согласие с полным удовлетворением жизнью.

— Если вы не выполните это условие, почтеннейший, я устрою вам такое представление, какого вы еще не видывали, — с этими словами я попятился к двери.

Что до моей жены, то она по-прежнему стояла недвижно и смотрела, смотрела на меня, словно разглядывала некую диковинную куклу. И глаза ее все еще были глазами незрячего человека. Только в слезах.

Поскольку я счел дело улаженным и сказать мне больше было нечего, я вышел из купе. Оба не пикнули, позволив мне уйти.

«Так-то оно лучше, — подумал я, сойдя с поезда. — Все же я не весовщик, чтобы стать палачом собственной жены».

(Как видим, человек не перестает рассуждать, так и сяк ворошить, прикидывать дела своей жизни, пока не отринет от себя последнее. И тогда умолкает.)

Я больше не испытывал боли. Вернее, чтобы быть точным, болью отозвалось одно: произнесенное мною ее имя — Лиззи. Это странное, завораживающее имя. Не нужно было выговаривать его вслух.

Но затем я принялся насвистывать.

Утро стояло дивное, совсем весеннее. Дул свежий ветерок, а лучи солнца, яркие, сияющие, словно покалывали кожу.

— Я свободен, — сказал я себе, — наконец-то свободен ото всех. Ни с кем не связан. — Чувство было приятным. Я ощущал себя огромным, пространным, одиноким и заброшенным, как небосвод над головой. Я сбросил с себя тяжкое бремя.

— Выходит, мы так устроены? — хорошо было бы спросить Грегори Сандерса. — Связаны по рукам — по ногам? Больны навязчивой идеей?

Факт, что всего лишь несколько дней назад я был совершенно счастлив с нею, развеялся в непостижимой дымке — смутный сон, не веришь даже, что приснился. Да и к чему оно нам, счастье? Ведь это, пожалуй, самая стойкая навязчивая идея, сидящая в человеке.

Я и не помышлял о нем, желая лишь покоя. И очень надеялся, что так оно и будет. Более того — уже достигнуто. Ведь, повторяю: было очень приятно смотреть вслед уходящему поезду.

Насколько оправдались мои надежды, насколько — нет?.. Устроим небольшую передышку, а остальное я доскажу в следующих главах.

Часть четвертая

обственно, и рассказывать уже почти что нечего.

Поработал я на фирму «Мичанг и Надольны», в особенности на господина Мартона Надольны, поставлял ему химические вещества, парафин и всякое-разное, поплавал по различным морям, на пару с венгром, неким Каролли, и мы весьма неплохо справлялись. Но стоит ли входить в подробности?