Как спасти жизнь - Ева Картер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Есть там кто-нибудь, с кем мне нужно поговорить? – спрашиваю я медсестру. Лора, Луиза – что-то вроде того. Наверное, мне уже следовало бы запомнить, я работаю с ней уже пару месяцев.
– Она приехала одна, в машине «Скорой помощи».
– Слава богу, а то мне срочно нужен кофе.
Медсестра хмурится. Это прозвучало жестоко? Может быть. Они все равно думают, что я бессердечная стерва, и они правы.
Но важно оставаться отстраненным. Пара моих сверстников из медицинской школы уже разбились и сгорели.
Это не поможет моим пациентам (или мне), если я стану проявлять слишком большое участие.
– Они сносят бунгало!
Я не часто прихожу домой, поэтому даже не видела вывески «ПРОДАЕТСЯ» или надписи «ПРОДАНО», нанесенной четыре дня назад, когда место было куплено. Я не видела, как въезжали строители и устанавливали ограждение.
– Разве это не грустно? – восклицает мама, стоя позади меня, когда мы смотрим из своей гостиной на остов бунгало: его окна демонтированы, и любимые обои Элейн туаль де жуи[74] видны через прямоугольные отверстия, оставшиеся на их месте.
– Нисколько. Хотя у нас там были хорошие времена.
Когда Тим спросил о продаже, чтобы они с Марией могли купить постоянное жилье сейчас, пока они проходят процесс усыновления, у меня не было никаких возражений. Он настоял на том, чтобы отдать мне процент, хотя я никогда не думала об этом месте как о своем.
– Тетя Керри, идите сюда, мы поем под караоке! – зовет Ава из гостиной. Она мини-копия моей сестры, но все качества, которые сводили меня с ума в Мэрилин, когда мы были детьми, – ах, я драгоценность, я всегда должна быть в центре внимания! – кажутся совершенно очаровательными в моей племяннице.
Она уже загружает Don’t Cha[75] на игровую приставку. Я пропустила настоящую вечеринку по случаю ее шестого дня рождения, а также ее крестины, феерию в честь 35-й годовщины свадьбы мамы и папы и бесчисленное множество других событий. Семья в конце концов перестала доставать меня из-за этого, хотя я уверена, что Мэрилин думает, будто я делаю это нарочно.
Может быть, я и впрямь так делаю…
Не только непредсказуемые часы работы отделяют меня от «нормальных» людей. Иногда я чувствую себя солдатом, вернувшимся с войны, – то есть неспособной объяснить то, что довелось повидать, или получить удовольствие от рутины жизни в семье Смитов. Идет второй год моей интернатуры, я наконец-то получила смены в неотложной медицинской помощи, и это все, о чем я мечтала. Как я могу сказать им, что, как бы ни было приятно находиться дома, он кажется монохромным по сравнению с ярким, шумным хаосом работы, которую я люблю?
В наши дни люди не используют слово «призвание», но для меня это медицина, стоящая всех трудов, ожидания и жертв.
Может быть, я могла бы рассказать своей семье кое-что из своей повседневности: осмотр ран, рентген, обнаружение кровотечения, удаление тромбов, разгадка тайн.
Приложив немного больше усилий, я, возможно, даже смогла бы вспомнить некоторых людей, стоящих за этими симптомами. Пьяный мужчина, моложе моего отца, чье покачивание оказалось вызвано не алкоголем, а едва заметным давлением опухоли в его мозгу. Женщина моего возраста, которая приняла не те таблетки, и ее отправили в отделение интенсивной терапии, чтобы попробовать обеспечить ей уход, пока ее органы отказывают один за другим.
Это был сознательный выбор – не позволять эмоциям затуманивать мое суждение, но даже я никогда не предполагала, что это будет так эффективно. Это даже привело к появлению моего последнего прозвища: Рободок. Не то чтобы меня это волновало. Палки и камни…
– Don’t cha!
– Don’t cha!
Мы с Авой как раз приближаемся к немелодичному финалу, когда я оглядываюсь на бунгало и вижу, как разрушительный шар мощным ударом сносит угол. За ним виден сад с качелями, которые отец Тима соорудил за несколько месяцев до того, как свалил, оставив сына опекуном Элейн и куклой для эмоционального битья.
И я действительно что-то чувствую – незнакомую боль от непонятной потери. Слезы наворачиваются у меня на глаза, и мне приходится прикрыть срыв в голосе визгом.
Оказывается, я все-таки что-то чувствую.
Перед отъездом мама дает мне стопку писем, чтобы я прочитала их в поезде на пути обратно в Лондон. За последние несколько лет я меняла места дислокации полдюжины раз, так что все важные материалы отправляются в Брайтон вместе с нежелательной почтой.
Один конверт выделяется: формата А4, с моим именем, написанным от руки на лицевой стороне. Керри, а не Грейс.
Но это наверняка еще одна брошюра, и я собираюсь добавить ее в кучу макулатуры, когда вижу, что прикрепленная к ней бумага для сообщений персонализирована.
«Дорогая Керри,
Не выбрасывай это на ветер. Потому что это не просто информационное письмо, это единственная в жизни возможность научиться летать».
Я раздраженно качаю головой из-за этих глупых маркетинговых трюков. Но на всякий случай читаю дальше:
«Вы получили в подарок 3 индивидуальных урока пилотирования самолета Piper PA28 от – Ваш благодетель предпочел остаться анонимным.
Это Ваш шанс подняться в воздух. Многие из наших студентов-испытателей PPL продолжили получать свои лицензии: некоторые сейчас даже зарабатывают на жизнь в качестве коммерческих пилотов.
Ваш ваучер действителен в течение шести месяцев, так что НЕ откладывайте. Мы с нетерпением ждем возможности помочь Вам максимально использовать этот удивительный подарок».
Я сразу же звоню маме.
– Это так мило с твоей стороны. Но почему ты не отдала его мне лично?
Она прикидывается непонимающей, а когда я наконец зачитываю письмо, она настаивает, что не имеет к этому никакого отношения.
– Мы не могли позволить себе ничего подобного. Это, должно быть, стоило сотни долларов. У тебя есть тайный поклонник?
Я очень в этом сомневаюсь.
– Значит, благодарный пациент? Это куда лучше, чем коробка шоколадных конфет.
– На самом деле я не такой врач.
– Что ты имеешь в виду?
– Я всего лишь младший врач, – и слишком суровый, чтобы кто-то мог дарить мне подарки. – Я, наверное, откажусь.
– Чушь собачья, Керри! Раньше ты любила совершать сумасбродные трюки. Ты можешь честно сказать, что тебе это не нравится?
Я переношусь из душного вагона куда-то высоко наверх, вспоминая, как сильно мне нравился полет во время прыжка с парашютом. Насколько хорошо было бы на этот раз посидеть в кресле пилота?
– Это было бы круто!
– Ну что ж, сплошная работа и отсутствие развлечений сделали Керри скучной девочкой. Это твой шанс завести себе хобби. И если ты откажешься, я пойду сама!
Пройдет еще четыре недели, прежде чем я вернусь в Сассекс, чтобы взять свой первый урок. Я пытаюсь убедить своего инструктора Деса рассказать, кто сделал мне такой подарок, но он говорит, что об этом может знать только офис, «а они более скрытны, чем Аль-Каида»[76].
Когда я забираюсь в кабину рядом с ним, тело покалывает, словно кровь начинает закипать. Я совершила несколько полетов с побелевшими костяшками пальцев во время моего факультатива в Африке, но это совсем другое дело. Это хороший страх.
Чистый.
Пока Дес выруливает на взлетную полосу, он объясняет мне, как управлять, а я изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на его комментариях. Я просто хочу быть высоко, в холоде и синеве! Самолет набирает скорость, и я осознаю наш вес и вес металла. Несмотря на то, что я понимаю законы аэродинамики, кажется невозможным, что мы вот-вот покинем землю и взлетим…
Но мы это делаем, и это кажется таким правильным.
Дес все еще бормочет о подъемной тяге и торможении, и, конечно, все это имеет значение, только если я когда-нибудь сделаю это сама – а я этого хочу! И все же есть что-то почти кощунственное в том, что кто-то вмешивается в такое мгновение.
– Пожалуйста, могу я просто…
– Что? Ты здесь, чтобы учиться и…
Наконец он замолкает. Двигатели ревут, но в остальном момент идеален.
Настолько идеален, что я просто не могу в него
