BRONZA - Ли Майерс

«Теперь-то твоя душенька довольна?» – хотел съерничать Марк, но промолчал. Отвернулся, как только Оуэн встал с кровати. Мысленно прогоняя, прислушивался к поскрипыванию портупеи, удаляющимся шагам, стуку захлопнувшейся двери.

Оуэн вернулся уже собранный в дорогу. В руках перчатки. Откинув полы плаща, присел на кровать. Марк догадался, что тот зашел попрощаться.

– Мне бы не хотелось оставлять тебя одного, но я вынужден уехать на некоторое время… – сказал Оуэн, слегка взъерошив его кудри.

«Подумаешь, какое горе… Переживу…» – отстранился Марк.

Оуэн понимающе улыбнулся.

– Оставляю тебя на попечение Оливера. Веди себя прилично, не вымещай на нем свою неприязнь ко мне. Он просто слуга, но очень хороший слуга. Я по-своему привязался к нему…

– Неужели кто-то смог полюбить и тебя?! – не задумываясь, съехидничал Марк. И получил перчатками по лицу. Это не было больно. Это было унизительно. Он оскорбленно дернулся.

– А не нужно вести себя, как плебей! – строго отчитал его Оуэн, вставая с кровати. – Будь послушным мальчиком, чтобы мне не пришлось наказывать тебя, когда вернусь, – он направился к двери, но на пороге обернулся. – Обещаю, на задницу присесть не сможешь… еще очень долго!

Услышав его веселый и такой заразительный смех уже из-за двери, весь раскрасневшийся, Марк сполз под одеяло. Хотел расплакаться, но передумал. «Езжай, езжай… Чтоб у тебя машина сломалась в дороге! Чтоб ты до своего Берлина пешком тащился! Чтоб ты ноги до крови стер! – представив себе хромающего по дороге Оуэна, оставляющего на асфальте окровавленные следы, испытал чувство мстительного удовлетворения. – Чтоб тебя в лесу загрызли волки! Нет, лучше африканский лев-людоед, сбежавший из зоопарка! – пожелал злорадно, но вспомнил, что для Демона Кайи хоть все африканские львы – что слону дробинка, и огорчился. – А тут еще набегут славные песики… на помощь хозяину…» – свернувшись клубочком под одеялом, он так и заснул с этим своим огорчением.

Улыбаясь своим мыслям, Оуэн быстро шагал по коридору. На его замечание «прогуляться до Берлина пешком» Герхард тут же подскочил с кровати и бросился голышом в ванную, сверкнув татуировкой над самыми ягодицами. Дворецкий невозмутимо отвел взгляд от голой задницы молодого барона, а он весело хмыкнул.

Как же тот извивался и скулил (бедный мальчик совсем не выносит боли), когда он разложил Герхарда на постели, собираясь от скуки попробовать себя в роли татуировщика. Хотел сначала наколоть свастику, но передумал. Решил, что эти паучьи лапки со временем начнут раздражать его и остановил свой выбор на орле. Теперь его любовник щеголял на своей заднице стилизованным изображением орла с армейских штандартов вермахта. Оуэн рассмеялся.

До Рождества оставалось два дня, а у него прекрасное настроение. Даже то обстоятельство, что придется сделать приличный крюк, чтобы отвести молодого Эгерна домой, в то время как его с нетерпением ждали Людвиг и остальные охотники, не вызывало сейчас досады.

Он был счастлив, возбужден и внутренне натянут звенящей струной. Его распирало от тысячи желаний. А еще безумно хотелось убивать. Погружать клыки и когти в трепещущую плоть. Напиться свежей крови, искупаться в ней. И жажда эта гнала его в дорогу голодным зверем. Натягивая на ходу перчатки, он спускался по лестнице вниз, мурлыча под нос арию ревнивца Хосе. Впервые предстоящее Рождество, кажется, могло порадовать и его тоже.

В холле его дожидался дворецкий вместе с Герхардом, доедающим бутерброд с ветчиной. В глазах Оуэна сверкнул лукавый огонек. В отличие от Марка, его адъютант сегодня проспал свой завтрак.

На улице холодный, пробирающий до костей ветер заставил их поднять меховые воротники плащей. С нависшего над головой серого неба сыпало ледяной крупой. За те несколько минут, что автомобиль простоял у подъезда, его перекрасило из черного в белый цвет. Дворецкий раскрыл зонт и, загораживая хозяина от колючего, секущего лицо снега, проводил до машины. Придержал дверцу. Пожелал благополучно добраться до столицы. В такую непогоду его пожелание не было излишним.

– Я позвоню от Веберов, сразу же… – успокоил слугу Оуэн, уловив его тревогу. Завел мотор.

Обогнув замерзший посреди двора фонтан, осветив его фарами, «майбах» выехал в предупредительно распахнувшиеся ворота. Даже зная, что в этом нет нужды, дворецкий по привычке осенил крестом скрывшийся за круговертью снежинок автомобиль.

Герхард оглянулся назад. Мрачный, а теперь казавшийся еще и зловещим особняк прямо на глазах исчез за пеленой снегопада. Его передернуло. Чувствуя себя совершенно разбитым, он был рад, что на этот раз ему досталась роль пассажира. «Может, Генрих был прав, не приглашая сюда…» – зябко поежившись, подумал он. Ночью ему приснился жуткий кошмар, и он не был уверен, сумеет ли когда-нибудь забыть этот так похожий на явь странный сон. Засунув руки поглубже в карманы своего нового плаща, уткнувшись носом в мех воротника, Герхард сделал вид, что задремал…

Как только они переступили порог спальни, Генрих нетерпеливо толкнул его к стене. Не было ни ласк, ни поцелуев. Он хотел утолить только свой голод. Протестующий возглас вырвался у него помимо его воли. Но уже скоро Герхард позабыл про все свои терзания и обиды. Доверившись нежной жестокости сыто мурчащего довольного зверя, его тело могло лишь сладко вздрагивать от наслаждения в умелых руках Генриха. А после, опустошенный страстью, счастливый, как никогда, он лежал рядом с ним, и тела обоих блестели от пота. Но стоило Генриху потянуться за сигаретами, и тень ревнивого сомнения отравила радость в сердце Герхарда. В который уже раз, не удержавшись, он спросил, любит ли тот его. Помедлив, Генрих поднес сигарету к пламени свечи и сказал, что любит. При этом лицо его осталось эмоционально невыразительным, как и голос. Равнодушным. Казалось, задумчиво разглядывая сизый дымок тлеющей в его пальцах сигареты, он был уже где-то не здесь. Но его «люблю» все равно прозвучало для Герхарда обещанием блаженства. Он поверил, даже зная, что тот лжет. Он хотел быть обманутым.

За окном, вызывая непонятную тревогу, по-волчьи тоскливо завывала метель. Прислушиваясь к вою ветра и сонному дыханию Генриха, он вздыхал, ворочался и все никак не мог заснуть. Ему впервые позволили остаться до утра. Он впервые видел его спящим. Растянувшись на спине, Генрих спал, прикрыв тыльной стороной ладони глаза. А он и не подозревал, насколько беззащитным может выглядеть его божество, когда спит. Это растрогало его до глубины души. Осторожно, чтобы не разбудить, он прижался щекой к груди Генриха и закрыл глаза, считая ровные удары его сердца.

Наверное, он все же уснул, потому что за ним пришли демоны. Четыре красноглазые твари бесшумно выступили из темноты, напугав его до смерти. Вытащили из постели и поволокли к дверям. Он закричал, забился, вырываясь из когтистых лап. Но его громкие, отчаянные крики почему-то не разбудили Генриха.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});