Паладин - Симона Вилар

Пора было уходить — Джоанна не забыла предупреждение Камили о диких зверях, приходивших к озеру на водопой. Да и от селения сюда мог кто-то прийти за водой. Похоже, племя бдул считало Дар Звезд своим сокровищем, и еще неизвестно, пустили бы ее сюда, если бы Мартин не выторговал для нее это разрешение. И женщина снова почувствовала благодарность к этому обманщику… своему спасителю и защитнику.

Джоанна вышла из расселины, и впереди открылось пространство с палатками бедуинов. Англичанка не спешила возвращаться на стоянку и, сев на склоне под пальмами, стала наблюдать за угасающим над горами закатом, наслаждаясь порывами теплого ветра, развевавшего ее распущенные черные волосы.

Есть в пустыне два восхитительных часа: один — утром, сразу после восхода солнца, другой — как сейчас, на исходе дня. В такое время спадает удушающая жара, небо приобретает нежный перламутровый оттенок, а воздух становится ласковым, мягким. Приятно ощущать, как тепло идет уже не от раскаленного неба, а поднимается от земли и обволакивает тело мягкими волнами. Джоанна сидела, обхватив колени, расслабленно покачиваясь, и думала о том, что рано или поздно ее утомительная одиссея закончится, она вернется к своим, сможет наконец-то расслабиться и все случившееся с ней будет вспоминать как страшный сон или невероятное приключение с хорошим финалом. Она вновь станет знатной дамой, ощутит заботу, ее будут защищать… Но кто сможет защитить ее лучше, чем Мартин?

Последняя мысль вдруг привнесла в ее душу смятение. Джоанна укоряла себя: разве она уже не решила, что они расстанутся сразу после возвращения? Однако почему-то сейчас почувствовала боль, думая об этом. Джоанна понимала, что Мартину опасно возвращаться к крестоносцам, но он ни разу не заговаривал с ней об этом, давая понять, что отвезет ее к ним, а остальное — его проблемы. И она приняла это, не задумываясь о его участи, как знатная дама не задумывается о проблемах слуг, исполняющих свои обязанности. Узнав, что Мартин даже не рыцарь, она стала принимать его заботу как нечто само собой разумеющееся, но он все делал для нее, он взял на себя всю ответственность, служил ей не за плату, даже не из-за того обещания, какое дал ее брату, а только потому, что она была ему дорога. Она сочла его негодяем, но разве негодяй защищал бы ее в пути, стремился бы спасти?.. Он оберегал ее для… Да, для кого он ее оберегал? К кому вез? К крестоносцам? К супругу? Но для себя Джоанна уже решила, что не станет жить с Обри, что останется в свите Иоанны Плантагенет, ее должницы, а потом при первой же возможности отправится домой, в Англию. И будет там жить одна. Но всегда ли одна? Джоанна понимала, что ласки Мартина разбудили в ее теле такие ощущения, без которых она уже не сможет жить. И это будет напрягать и искушать ее, она будет испытывать беспокойство, какое она ощущала, будучи пленницей в Монреале. И однажды… Джоанна понимала, что ей опять захочется близости, любви… Как с Мартином. Но его уже не будет рядом. Она сама так решила…

От подобной мысли ее вдруг охватила такая тоска, что все краски прекрасного вечера померкли. Джоанна неожиданно осознала, что как бы ни был тяжел и опасен их путь по враждебным землям, она все время подспудно верила, что это еще не конец. Как можно ощущать одиночество, если знаешь, что тот, кого отвергла, все равно рядом и только ей решать, как сложатся их отношения. Она могла гневаться на Мартина, таить обиду и презрение, но знала, что вот он, рядом, смотрит на нее, ждет хотя бы малейшего знака с ее стороны. Наверное, это ее успокаивало. Но когда они наконец расстанутся… Хочет ли она этой разлуки? Что у нее тогда останется, кроме ее высокого положения? Представив, что Мартин больше никогда не прижмет ее к себе, что однажды она забудет о нем… Будущее внезапно показалось ей одиноким и безрадостным.

Джоанна резко поднялась, пошла к стоявшим неподалеку шатрам. И тут же увидела его. Мартин шел в ее сторону. Она замерла. И вдруг поняла, что для нее мало кто и что значат в жизни больше, чем этот человек.

Мартин поднимался по склону от стоянки бедуинов, двигаясь легко и грациозно, словно породистый скакун, но при этом в нем угадывалась немалая сила. У Джоанны вдруг проснулось огромное желание очутиться в его руках. Вот оно — то, чем он привлек ее к себе. Она думала, что освободилась от этой зависимости, но поняла, как много теряет, отказавшись от соединения с тем, кого любила. Любовь не умирает в один миг, как бы ни травили душу обида и разочарование, любовь пытается выжить и доказать, что имеет право на существование. И если влюбленные находят силы сохранить чувство, оно может стать великим счастьем.

Мартин был без ставшего уже привычным для Джоанны тюрбана и широкого бурнуса, только в холщовой рубахе с короткими рукавами, а за опоясывающим его кушаком торчала рукоять кнута. Бурнус он нес, перекинув через плечо, озирался по сторонам, пока не увидел ее. Он замер на какой-то миг, но потом пошел ей навстречу. Джоанна чувствовала на себе его взгляд, видела эти печальные голубые глаза под ниспадавшей наискосок пушистой прядью выгоревших волос. Похоже, Мартину тоже удалось смыть пыль и песок пустыни у источника Дар Звезд, но сейчас она думала только о том, что он попросил в награду, — позволить его спутнице посетить источник в оазисе.

Мартин остановился в нескольких шагах от нее.

— Миледи, вас долго не было. Уже смеркается, я заволновался.

Джоанна глубоко вздохнула и, откинув голову, подставила лицо порыву ветра. Ее волосы взвились, заплескались за плечами.

— Я не спешила возвращаться в кочевье. Вон уже вспыхнули первые звезды, а пустыня так тиха, что мне просто хотелось побыть немного одной. Странную жизнь ведут эти кочевники, вода для них — величайшее богатство, Дар Звезд, но, кажется, я их понимаю. Интересно, смогла бы я так жить? Они бедны, но свободны, живут среди опасностей, но ценят каждый миг. Их женщины рано стареют, но никогда не ощущают себя одинокими. И это куда лучше, чем жить в роскоши в гареме, быть лелеемой пленницей, изо дня в день взирая сквозь решетку на неизменный мир. О, я совсем не знаю, зачем это говорю! Но столько всего произошло, что меня переполняет необыкновенная радость. И ты… ты здесь, со мной. Мне спокойно, когда ты рядом.

Лицо Мартина осталось столь же бесстрастным, только дыхание стало прерывистым. Джоанна впервые так заговорила с ним после его признания. А до этого все время отворачивалась и сторонилась. Но сейчас… Он боялся поверить, что она изменилась. И все же решился сделать к ней еще шаг.

— Я всегда буду заботиться о вас, миледи. Вы для меня все.

— Тогда обними меня!

Он, казалось, не поверил и, когда она шагнула к нему, даже отступил.