Буря мечей. Пир стервятников - Джордж Мартин

Да, странный город, но далеко не столь многолюдный, как во дни своей славы: до Кварта, Пентоса и Лисса ему далеко.

На перекрестке носилки остановились, чтобы пропустить процессию рабов, подгоняемых кнутом надсмотрщика. Это были не Безупречные, а обыкновенные, совершенно голые мужчины и женщины с бледно-коричневой кожей. Детей среди них не было. Позади на белых ослах ехала пара астапорцев: мужчина в красном шелковом токаре и женщина в голубом полотняном покрывале, вышитом ляпис-лазурью, с костяным гребнем в рыжих с черным волосах. Мужчина прошептал ей что-то и засмеялся, обращая на Дени не больше внимания, чем на своих рабов или надсмотрщика с плеткой-пятихвосткой. На мускулистой груди надсмотрщика, коренастого дотракийца, красовалась татуировка – гарпия с цепями.

– Из кирпича и крови выстроен Астапор, – пробормотал Белобородый, – и люди в нем из кирпича и крови.

– Что-что?

– Этому изречению научил меня в детстве мейстер, но только теперь я понял, насколько оно правдиво. Кирпичи Астапора красны от крови сделавших их рабов.

– Охотно верю, – сказала Дени.

– Тогда покиньте это место, пока и ваше сердце не превратилось в кирпич. Прикажите отплыть нынче же, с вечерним приливом.

Хорошо бы, подумала Дени.

– Сир Джорах говорит, что Астапор я должна покинуть не иначе, как во главе армии.

– Сир Джорах сам занимался работорговлей, ваше величество, – напомнил ей старик. – В Пентосе, Мире и Тироше есть наемники, которых вы можете взять к себе на службу. У людей, убивающих за деньги, нет чести, но они по крайней мере не рабы. Наберите вашу армию там, молю вас.

– Мой брат побывал и в Пентосе, и в Мире, и в Браавосе – почти во всех Вольных Городах. Магистры и архоны угощали его вином, кормили обещаниями и морили голодом его душу. Не может мужчина кормиться всю жизнь из чашки для подаяний, оставаясь при этом мужчиной. Я попробовала вкус милостыни в Кварте, и с меня довольно. В Пентос с нищенской чашкой я не явлюсь.

– Лучше уж быть нищим, чем рабовладельцем.

– Это слова человека, которому не довелось быть ни тем, ни другим. – Ноздри Дени раздулись. – Знаешь ли ты, каково это, когда тебя продают, оруженосец? Ну а я знаю. Мой брат продал меня кхалу Дрого за обещание золотой короны. Ну что ж, Дрого в самом деле увенчал его золотом, хотя и не так, как ему бы хотелось, а я… мое солнце и звезды сделали меня королевой, но будь на его месте другой мужчина, вся моя жизнь сложилась бы по-другому. Думаешь, я забыла, что это значит – все время бояться?

Белобородый склонил голову.

– Я не хотел обидеть ваше величество.

– Меня может обидеть только ложь, но не честный совет. – Дени погладила сморщенную, в старческих пятнах руку Арстана. – У меня драконий нрав, только и всего. Пусть это тебя не пугает.

– Постараюсь запомнить, – улыбнулся Арстан.

У него хорошее лицо, и в нем чувствуется большая сила. Дени не понимала, почему сир Джорах относится к старику с таким недоверием. Быть может, он ревнует из-за того, что у нее теперь появился другой собеседник? Мысли Дени помимо ее воли вернулись к той ночи на «Балерионе», когда рыцарь-изгнанник поцеловал ее. Он не должен был этого делать. Он втрое старше меня, слишком низкого для меня рода, и я не давала ему на это позволения. Ни один истинный рыцарь не должен целовать королеву без ее разрешения. С тех пор Дени стала заботиться о том, чтобы никогда не оставаться наедине с сиром Джорахом. На корабле при ней всегда находится кто-то – служанка или один из кровных всадников. По глазам рыцаря Дени видела, что он жаждет новых поцелуев.

Дени не могла сказать, чего хочет она сама, но поцелуй Джораха пробудил в ней что-то, накрепко уснувшее после смерти кхала Дрого. Лежа на своей узкой койке, она представляла, что вместо служанки рядом с ней лежит мужчина, и мысль об этом волновала ее больше, чем следовало. Порой она закрывала глаза и предавалась мечтам, но ее воображаемый любовник никогда не походил на Джораха: он был моложе и красивее, хотя его лицо всегда оставалось в тени.

Однажды, измаявшись этими мечтами и не в силах уснуть, Дени коснулась себя между ног и вздрогнула, ощутив там влагу. Чуть дыша, она стала водить пальцами по своим нижним губам, медленно, чтобы не разбудить спящую рядом Ирри. Потом она нащупала особенно чуткое место и остановилась на нем, теребя его сперва робко, затем все быстрее, но желанное облегчение все не наступало. Драконы закопошились, один из них закричал. Ирри проснулась и увидела, что делает ее госпожа.

У Дени пылали щеки, но в темноте Ирри этого видеть не могла. Служанка молча положила руку ей на грудь, взяла в рот сосок. Другая рука скользнула вдоль легкой выпуклости живота, прокралась сквозь поросль серебристо-золотых волос и стала двигаться между ног Дени. Всего через несколько мгновений бедра Дени напряглись, грудь поднялась, и по всему телу прошла дрожь. У нее – а может быть у Дрогона – вырвался крик. Ирри, все так же молча, свернулась калачиком и в тот же миг уснула опять.

Наутро все это показалось Дени сном, и уж сир Джорах, во всяком случае, не имел к этому никакого отношения. Ей нужен Дрого, ее солнце и звезды. Не Ирри и не сир Джорах, а Дрого. Но Дрого мертв. Она думала, что и чувства ее умерли вместе с ним там, в красной пустыне, но одного предательского поцелуя оказалось довольно, чтобы вернуть их к жизни. Он не должен был меня целовать. Он возомнил себе невесть что, а я это допустила. Это не должно повториться. Дени, сжав губы, решительно тряхнула головой, и колокольчик в ее косе тихо звякнул.

Ближе к заливу город немного похорошел. Вдоль берега стояли кирпичные пирамиды, самая высокая из которых насчитывала четыреста футов. На их широких террасах росли всевозможные деревья, вьющиеся лозы и цветы, и ветер нес оттуда аромат зелени и свежести. Над воротами гавани стояла еще одна гигантская гарпия, уже не из бронзы, а из обожженной красной глины. Она сильно раскрошилась, и ее скорпионий хвост стал совсем куцым. Цепь, свисающая с ее глиняных когтей, совсем проржавела. У воды стало прохладнее, и плеск воды у гниющих свай пристани казался успокаивающим.

Агго помог Дени выйти из носилок. Силач Бельвас сидел на тумбе с большим куском жареного мяса.

– Собачатина, – радостно сообщил он, увидев Дени. – В Астапоре собаки вкусные, маленькая королева. На, попробуй! – И он улыбнулся ей сальными губами.

– Спасибо, Бельвас, но я не хочу. – Дени уже приходилось пробовать собачье мясо, но сейчас у нее из головы не шли Безупречные с их проклятыми щенками. Пройдя мимо громадного евнуха, она поднялась по сходням на «Балерион».

Сир Джорах Мормонт ждал ее на палубе.

– У нас побывали работорговцы, ваше величество, – сказал он, склонив голову в поклоне. – Трое, и при каждом дюжина писцов и столько же рабов для услуг. Эта челядь облазила все наши трюмы и переписала все, что у нас есть. – Он проводил Дени на корму. – Сколько человек они предлагают к продаже?

– Нисколько. – Дени сама не знала, что ее так злит – Мормонт или этот город с его удушливой жарой, зловонием и выкрошенным кирпичом. – Они продают не людей, а евнухов. Евнухов, сложенных из кирпича, как и весь Астапор. Как по-твоему – купить мне восемь тысяч кирпичных евнухов-истуканов с мертвыми глазами, которые убивают грудных младенцев, чтобы получить остроконечную шапку, и душат собственных собак? У них даже имен нет. Не называй их людьми, сир.

– Кхалиси, – молвил он, пораженный ее яростью, – Безупречных отбирают еще в детстве и обучают…

– Я вдоволь наслушалась о том, чему их обучают. – На глазах у Дени выступили непрошеные слезы. Она вскинула руку и ударила сира Джораха по лицу, чтобы не расплакаться.

Мормонт потрогал ушибленную щеку.

– Если я чем-то вызвал неудовольствие моей королевы…

– Да, вызвал – и очень большое неудовольствие, сир. Будь ты моим истинным рыцарем, ты никогда не привез бы меня в этот злой город. – (Будь ты моим истинным рыцарем, ты не посмел бы целовать меня, и смотреть на мою грудь, и…)

– Как вашему величеству будет угодно. Я прикажу капитану Гролео, чтобы он отплыл с вечерним приливом в не столь злое место.

– Нет. – Гролео смотрел на них с полубака, и его матросы тоже. Белобородый, ее кровные всадники, Чхику – все бросили свои дела при звуке пощечины. – Я хочу отплыть не вечером, а прямо сейчас, уплыть подальше и никогда больше не оглядываться – хочу, но не могу. Здесь продаются восемь тысяч кирпичных евнухов, и я должна найти способ купить их. – С этими словами Дени оставила Мормонта и спустилась вниз.

Драконы беспокойно шебаршились за резной дверью капитанской каюты. При виде Дени Дрогон поднял голову и закричал, пуская дым из ноздрей, а Визерион захлопал крыльями и попытался сесть ей на плечо, как делал, когда был поменьше.

– Нет, – сказала Дени, осторожно отпихивая его, – для этого ты стал слишком большой, моя радость. – Однако дракон, обвив кремово-золотистым хвостом ее руку и вцепившись когтями в рукав, не желал уступать, и Дени со смехом плюхнулась в кожаное кресло Гролео.