Последняя башня Трои - Захар Оскотский

ся шанс затеряться на просторах нашей бескрайней Рос-кони. Пока на моем «карманнике» не иссякли наличные, пока я мог не пользоваться своей пенсионной карточкой (чтобы ищейки, влезшие в сеть пенсионного фонда, не уловили, откуда пришел запрос), сохранялась возможность вырваться из Петрограда. Закатиться как можно дальше в глубь страны, за Урал, в Сибирь.

Я так и эдак обдумывал план побега. Правда, всё это походило на некое упражнение ума для отвлечения от горьких мыслей. В душе я прекрасно понимал, что никуда бежать не стану. И вовсе не потому, что перспектива превратиться в петляющего по-заячьи беглеца тоже казалась мне унизительной. Наоборот: для бегства, для игры с преследователями нужно было самому иметь характер азартного игрока, а уж на эту роль я годился меньше всего. Из собственной шкуры не вырвешься. Для меня – так опять получалось само собою! – было естественней оставаться дома, в привычных стенах, и ждать, что произойдет.

А не происходило пока ничего. Дни сменялись днями. Я продолжал по инерции свое прежнее существование. Ночевал в гостинице. Утром приезжал к девяти в квартирку-офис и часами тупо смотрел новости. Вот только обзоров больше не составлял, посылать их теперь было некому. Всё ждал (с ревностью и обидой) сообщения о том, что назначен новый представитель Службы информации и расследований ООН в Петрограде. А сообщение упорно не появлялось. Даже о моей отставке нигде не промелькнуло ни слова. Даже страничка нашего представительства в Интернете сохранялась без всяких изменений, украшенная моей физиономией. О статусе безработного мне напоминал только денежный счет на моем «карманнике»: сумма потихоньку начала уменьшаться вслед за ежедневными расходами.

Сияющую табличку с двери я отвинтил. Мои соседи по лестнице, арендовавшие остальные квартирки под офисы фирм и фирмочек, раскланивались со мной при встречах с той же равнодушной вежливостью. Никто не задал ни единого вопроса. Елена не звонила.

Страх не покидал меня, но оказалось, можно жить и с постоянным страхом. Он не ослаб, он просто сделался привычной составляющей моего бытия, как хроническая болезнь. Его нервное напряжение почти не мешало совершать необходимые житейские действия. Разве что давило и давило (при моем-то безделье) гнетущей усталостью, а по ночам не давало заснуть без снотворного.

В конце концов полупотайное сидение взаперти – то в гостинице, то в офисе, с короткими переездами между ними, – сделалось для меня невыносимым. Я стал выезжать в город. Без всякой цели, чтобы только занять время и немного размяться. Выбирал пешеходные зоны или просто малолюдные окраины и, припарковав свою «Цереру», подолгу там бродил. После таких прогулок по зимнему Петрограду мне лучше спалось. Никакой слежки за собою я пока не замечал.

Прошло уже больше двух недель после визита Андрея, а со мной всё еще ничего не случилось. И привычка к страху постепенно стала оборачиваться надеждой: бандиты поняли, что я не поддерживаю контактов с «РЭМИ», с меня нечего взять. Не идиоты же они, в самом деле, чтобы убить меня просто так! Наверное, это было не слишком достойно – надеяться на благоразумие негодяев. Но что мне еще оставалось? Я сам перед собой стыдился этих мыслей. Я никому, никогда бы их не открыл. Но я не мог от них отказаться.

Иллюзии мои были разбиты очень скоро и самым жестоким образом. В тот пасмурный январский день на пустынной набережной у Охтинского моста я вышел из «Цереры», чтобы пройтись. Стоял легкий мороз, падали редкие снежинки. Я привалился к чугунному ограждению и стал смотреть на Неву. Из-за мягкой зимы и теплых городских стоков она так и не покрылась льдом. Тускло блестела синевато-серая поверхность воды. Я подумал, что в старых книгах такой цвет называли свинцовым, и стал припоминать, видел ли когда-нибудь в своей жизни хоть кусочек чистого свинца…

В этот миг меня точно кнутом резко хлестнуло по левому плечу, перед глазами сверкнула вспышка и в реке,

среди плывущего мусора взлетела струйка пара. Только в следующую секунду я почувствовал острую боль. Я схватился за плечо, развернулся, успел еще увидеть силуэт какой-то удаляющейся машины и крикнуть: «Сволочи!»

На ладони, которую я прижимал к плечу, осталась кровь. От прожженной куртки пахло едким дымком горелой синтетической ткани. «Процесс пошел», – нелепо вспомнил я поговорку деда Виталия. Процесс пошел! Всего два месяца назад напавшие на меня бандиты были вооружены только ломиком и могли испугаться муляжного револьвера. А теперь у них уже появились лазерные пистолеты. Если дело и дальше покатит в таком бодром темпе, всеобщий пожар запылает гораздо раньше, чем я рассчитывал.

Впрочем, это будут уже не мои заботы. Я получил последнее предупреждение. Именно предупреждение: хоть поражающая способность у лазерного оружия слабей, чем у пулевого, если бы меня сегодня хотели убить, убили бы и из него, стреляя в голову. Так они сделают в следующий раз, если я не начну на них работать. Сделают обязательно, потому что работать на них я не стану ни за что! Сволочи, сволочи!!

Кровотечение как будто остановилось, но левая рука висела плетью, и при попытке шевельнуть ею плечо обжигала адская боль. Я вспомнил перебитую левую ключицу господина Чуборя. Тогда мне повезло: я уничтожил двух подонков, а сам остался цел. Больше такое везение не могло повториться. Но и покорно подставлять себя под финальный выстрел я не собирался!

Во мне кипело бешенство. Вот теперь я готов был бежать – не в поисках спасения, мне всё равно не спастись, – для того, чтобы создать убийцам хоть какие-то проблемы. И хорошо бы, когда они рано или поздно меня настигнут, не дать захватить себя врасплох и попытаться подороже продать свою жизнь.

Неужто эти нелюди и вправду надеются без вселенского кровопролития осуществить «великий раздел» и сплотиться в высшую касту? Заменить свою грызню мирным третейским судом и уцелеть? Утопия дельцов и гангстеров! Если только они попытаются воплотить ее в жизнь, как

раз и начнется та самая, настоящая, всеобщая гражданская. Потому что они умеют только убивать. И потому что в условиях бессмертия у них всё равно нет выбора. Они будут убивать тех, кого объявят низшими и начнут загонять в гетто для париев, вызывая ответную ненависть и бешеное сопротивление. Они будут убивать друг друга, пытаясь объединиться в свой мафиозный интернационал. И если даже один клан, частью истребив, частью подмяв под себя остальные, окажется наверху, он не установит и подобие вымечтанного порядка: его участники продолжат побоище между собой, до полного самоуничтожения.

Задыхаясь от боли, я добрел до своей «Цереры», кое-как втиснулся на сиденье:

– Антон, закрой дверцу, я не могу, я ранен!

Он захлопнул дверцу, мгновенно выбросил на экран карту Петрограда с горящим на ней созвездием больниц и затараторил:

– Ближайшее к нам травматологическое отделение находится…

– Отставить!

Добросовестный Антон истолковал это по-своему:

– Ближайшее отделение, в котором тебя обслужат бесплатно, по страховому полису, находится…

– Прекрати! Слушай маршрут! – и, вглядываясь в карту, я продиктовал ему кружной путь по «собачьим» районам, выводивший из города в северном направлении. – Веди сам, Антон, и следи за обстановкой. Если увидишь, что какая-то машина движется за нами слишком долго, сразу сообщи мне. Поехали!

Заурчал мотор, «Церера» сорвалась с места. Я достал из автомобильной аптечки обезболивающие таблетки и таблетки, дезинфицирующие кровь, проглотил сразу по две тех и других. Потом устроился полулежа на сиденье, расслабив раненую руку, и стал наблюдать, как на экране сменяются видеокадры кругового обзора. Антон, с его локатором и объективами, конечно, сам контролировал ситуацию, но мне надо было чем-то себя занять, чтобы отвлечься. Наша дорога пролегала по самым пустынным кварталам. Мы несколько раз пересекали свой собствен-. ный след и затем оказывались на открытом пространстве.

Мне казалось, так у меня больше шансов обнаружить преследование.

Наконец Петроград остался позади, а «хвоста» за нами как будто не было.

– Куда теперь? – спросил Антон.

– Гони в Приозерск. Там должна быть частная клиника доктора Завлина. Адрес не помню, где-то у Соборной площади, уточни сам в Интернете.

– До Приозерска сто тридцать километров, – доложил педантичный Антон, – а при ранении необходимо срочно…

– Гони, гони, Антоша, миленький!

Заметенный снегом городок Приозерск был погружен в сонное спокойствие. «Церера» остановилась у двухэтажного домика со скромной эмалевой табличкой на дверях: «Доктор Завлин Г.С.». Он сам, высокий, рыжеволосый, длиннорукий, в белом халате выскочил на крыльцо, когда я посигналил. Узнал меня сразу, хоть мы не виделись больше двадцати лет, с тех пор как он ушел из полиции:

– Виталий?!

Когда Гоша служил полицейским врачом, он вечно сетовал на нехватку денег, был худ, небрит и со своей рыжей щетиной и зеленоватыми глазами напоминал тощего дворового кота. Зато сейчас он прямо-таки лоснился сытостью и благополучием – розоволицый, весь какой-то округлый. Видно, дела у него шли неплохо.