Дошкольное воспитание. Вопросы семейного воспитания и быта - Надежда Крупская

В этих стихах Пушкин клеймил закон, направленный против «незаконнорожденных»:

Закон неправедный, ужасныйК страданью осуждает нас.

В этом стихотворении рассказывается, как девушка подкидывает своего «незаконнорожденного ребенка».

Я помню, когда в детстве я жила в Угличе, там была кухарка — добродушнейшая женщина. И вдруг я узнаю, что через несколько дней эта добродушная кухарка убила своего «незаконнорожденного» младенца и пошла на каторгу. Это так не вязалось с представлением о ней, что чувствовалось, насколько Пушкин прав, когда он обличал закон «о незаконнорожденных». А закон этот долго держался.

Отмена крепостного права отражалась на быте. И вот многие женщины остригли себе волосы, мужские манеры приобрели, старались как можно неряшливее одеваться. К нам ходила какая-то княжна Долгорукова — нигилистка. Над ней у нас посмеивались. А я, маленькая девочка, с любопытством смотрела на нее. И был у нее сынишка, которого она антирелигиозным духом пропитывала. Стоит этот Боря и говорит: «Плюнь на образ, мне, мама сказала, что бога нет». Я спрашиваю: «Мама?» Дело в том, что Долгорукова не называла его сыном, а говорила, что это ее племянник. И вот я старших спрашиваю: «Она мама или нет?» И на этот вопрос мне никто не отвечал. И, только когда я выросла, я поняла, что эта нигилистка со стрижеными волосами, размашистыми манерами не решалась называть своего ребенка сыном, а всем говорила, что это ее племянник.

При Советской власти этот закон о «незаконнорожденных» был отменен. На одной из женских конференций Владимир Ильич говорил, что этот гнусный закон о неравенстве «законнорожденных и незаконнорожденных» ребят уничтожен с первых же дней Советской власти. Значит, сколько времени держался этот закон! Пушкин о нем говорил, и только при Советской власти он был уничтожен. Равноправие было провозглашено. Но нужно было изменить и весь уклад, надо было, чтобы была организованность, культурный уровень другой, а то страна была в 1917 г. еще безграмотная, читать было нечего, народ верил всяким монашкам, которые небылицы рассказывали. Народ темный был. Я помню, при Советской власти много времени прошло, пока детские сады в быт вошли. У нас в Свердловском университете училась одна молодая талантливая крестьянка, и вот она рассказывала: «Приехала к нам на село дошкольница, рассказывала, для чего нужен детский сад, а женщины пошушукались между собой да и разошлись, а эта дошкольница осталась одна. Так она даже заплакала». Таково было отношение к дошкольным работникам в первые годы Советской власти на селе.

Я вспоминаю и другие случаи. В 1918 г. в селе Работки, Горьковской области, подбегает ко мне какая-то мамаша и говорит, что она хочет подать Ленину жалобу на сына. Я думала, что сын взрослый, а оказалось, что это мальчонка пяти лет. Она ему запрещает ходить в детский сад, а он бегает. Еле я ее уговорила не подавать жалобу, долго пришлось убеждать, что детский сад — дело полезное.

Последнее время началось движение жен инженерно-технических работников, современной женской интеллигенции. И вот приехали ко мне из Горьковской области, с Сормовского завода, жены инженерно-технических работников. Я им рассказала об этом случае и говорю: «Работаете близко от г. Горького, съездите в с. Работки, посмотрите, есть ли там теперь детские сады или нет и пускают ли матери ребят в детские сады».

Жены инженерно-технических работников мне написали: «Школа есть, здание хорошее, детский сад есть». Но о посещаемости детсада, об отношении к нему населения они не написали.

Теперь детский сад вошел в быт. Откуда бы ни приехали, все говорят, что им нужно побольше детских садов. Так что в этом отношении культурный уровень изменился.

Вопрос о семье — большой бытовой вопрос. Между прочим, что меня удивило и поразило — это то, как Маркс хорошо знал ребят-дошколят. У него есть несколько замечаний относительно ребят дошкольного возраста. Он возился со своими малышами внуками и наблюдал их. И вот у него записано так: «Маленький ребенок, когда он о себе говорит, он о себе в третьем лице говорит: «Георг это сделал», — а не говорит: «Я это сделал».

Дошкольницы хорошо знают, что малыши о себе говорят в третьем лице: «Таня сделала то-то, Вася сделал то-то».

Другое Маркс заметил вот что: «Ребята слова «великий» и «большой» путают, и когда они говорят о великих людях, они их рисуют большими».

На одном совещании по дошкольному воспитанию мне показывали рисунки ребят — большой Ленин говорит речь на Красной площади, а вокруг него маленькие, маленькие люди.

И Маркс и Энгельс внимательно относились к детям. Вопросы воспитания стояли у них в поле зрения. Сейчас встал во весь рост вопрос о семье. Вы знаете, что до обсуждения Конституции было обсуждение закона об абортах. Вопрос этот ставится не в первый раз, он ставился в самом начале Советской власти, но в годы гражданской войны, в годы военного коммунизма, когда были постоянные эвакуации, переселения, — в это время говорить о заботе отца о ребенке можно было только относительно, потому что был фронт: сегодня человек живет в этом городе, завтра ушел на фронт, и навек порвались отношения, убили человека и т. д. — вся тяжесть заботы о ребенке падала на мать. Но вот теперь встал вопрос об абортах. Я, грешным делом, думала, что я ничего об абортах не писала и этим делом не интересовалась. Но я нашла как-то свою статью об абортах[50], которую я написала в 1920 г. и в которой я говорила, как тяжело мать переживает аборт; но в 1920 г. были такие тяжелые условия, что мы не могли ставить так вопрос об абортах, как сейчас. Туг интересно отношение Владимира Ильича к этому вопросу.

В 1913 г. в связи с речью на Пироговском съезде одного врача, который говорил: «Мы должны убеждать матерей рожать детей, чтобы для них устраивались жеребьевки, чтобы их калечили в учебных заведениях, чтобы их доводили до самоубийства!» — Владимир Ильич писал: «Только для этого? Почему же не для того, чтобы они лучше, дружнее, сознательнее, решительнее нашего боролись против современных условий жизни, калечащих и губящих наше поколение??»[51]

Вам, может быть, кажется, что я не на тему говорю, — позвали меня говорить о дошкольных делах, а говорю об абортах и т. д., но для вас должно быть ясно, как органически связаны эти два вопроса. Вопрос о семье. Жилищные условия у нас еще не совсем хороши, культурный уровень прихрамывает, но он не сравним с прежним. На днях я получила письмо с Сахалина от комсомольца-политпросветчика. Это письмо рисует, какие стали у нас люди. Он описывает, какое там еще невнимательное отношение к политико-просветительной работе. Ну, Сахалин — дело далекое, до Сахалина далеко и Сахалин не показателен, скажете вы. Но вот что этот комсомолец описывает: «Приехали мы, б политпросветчиков, приехали на катере. Никто нас не встречает. Я вплавь перебрался на берег, достал лодку, перевез всех политпросветчиков, перевез свою семью, и стали мы жить под лодкой. Моя «мокрая семья» запротестовала».

Потом он рассказывает, как он поехал в центр. Оказалось, что все знали, что приедут политпросветчики, но «квартир для вас нет». Совершенно равнодушное отношение. И он рассказывает, какие мытарства переживала его семья. А дальше он пишет: «Ну, довольно о себе, я комсомолец и должен терпеть».

И далее он рассказывает, как он боролся за лучшую постановку культработы. Я думаю, что борцами за культуру являются не только политпросветчики, я считаю, что одним из важнейших фронтов борьбы за культуру является и дошкольный фронт. Возьмем такой вопрос: мы говорим о дружбе народов, а в быту еще есть пережитки кое-какого старого отношения к другим национальностям. И вот я помню рассказ одной практикантки, которая была в вузе Наркомзема, а летом поехала на практику в Астрахань. Она описывает и другую свою работу, но между прочим и то, как она боролась за детские ясли. Устроила детские ясли, а русские матери говорят: «Я в ясли не отдам ребенка, потому что туда ходят калмыки, а у них грязные ребята».

Это задело за живое студентку: «Покажу я вам, какие грязные ребята». И вот она матерям калмычкам показала, как нужно стирать рубашонки, как нужно стричь волосенки. И дети калмыки стали ходить после этого в более чистых рубашках, чем русские. Тогда русским матерям пришлось язычки прикусить. Но для этого нужно суметь подойти. Эта девушка сумела подойти.

Она не стала говорить: «Как вам не стыдно так относиться к калмыкам, разве можно так относиться, вы должны помогать культурно подниматься», — а она просто научила калмычек, как нужно преодолевать пережитки старого, как бороться за гигиену. Такой подход имеет громадное значение.

Мне приходится много получать писем. Вот, например, что пишут работницы, которым приходится еще ликвидировать свою неграмотность. На одном спиртзаводе директор вызывает работниц и начинает ругательски ругать за то, что они не ходят в школу учиться. Довел их до слез. И мне пришлось в ЦК Союза писать, что это не метод, нужно узнать, почему они не ходят учиться, — вероятно, нет детского сада, нет яслей и т. д.