Беспокойное наследство - Олег Говда

— А… — Тарас уже было открыл рот, чтоб бесхитростно спросить о причине переселения самих "выселенцев", но более сообразительный Степан быстро задал другой вопрос:

— Не боязно, на новых землях? Дома все беды и напасти хоть знамо, с какого боку поджидать. А тут? Одних басурман за глаза хватит… Ведь, даже если самый малый чамбул* налетит, и то — не отбиться вам. И до ближайшего замка не добежать… В одночасье сгинете.

— Милостив Создатель… — неспешно ответил староста, но лоб при этом не перекрестил. — На него уповаем. Да и поутихли ордынцы в последнее время. Бают в народе, будто… — мужик неожиданно умолк на полуслове. — Ну, да наговоримся еще, если не надоест. Коней на привязь ставить будете, или пастись отпустите? У нас тут тихо — зверье не балует. Хотя, наверно, не стоит им перед дорогой животы пустой травой набивать, лучше овсом покормить… Если распорядитесь, конечно…

— Так и сделаем, Петро… — улыбнулся казак, понимая намек. — Да, ты, не волнуйся, деньги у нас водятся. За все, как надлежит, рассчитаемся. А пока — на, держи… Чтоб не сомневался… — Степан тоже спрыгнул с лошади и протянул старосте полновесный серебряный рубль.

Бобриков протянул руку за деньгами, но сделал это столь неловко, что тяжелая монета проскользнула между пальцев и ляпнулась в, еще не просохшую после ночного дождя, грязь. Староста поспешно нагнулся, подхватил с земли изгвазданный кругляш и, даже не обтерев, сунул его себе в пояс.

— Ну, коли так, гости дорогие… Тогда: добро пожаловать… Чем богаты, тем и рады.

Проснулся Тарас около полуночи от нестерпимой сухости во рту. Ленясь вставать, поворочался немного с боку на бок, надеясь задремать, но жажда не унималась.

— Испей кваску, соколик, — услышал он знакомый с детства старушечий голос, и в руки ему ткнулась пузатая, глиняная кружка. — Говаривала ж я тебе: не ешь на ночь много жареного мяса. Вот и маешься…

— Бабушка?! — подскочил на лежанке Куница, едва не опрокинув на себя квас.

— Что ж ты так удивляешься, милок? — укоризненно заметила, чинно сидевшая у изголовья, Аглая Лукинична. — Иль позабыл, что сегодня девятины моей смерти. А в этот день каждой душе невозбранно разрешается на Явь заглянуть, с родными и близкими повидаться.

— Я не забыл, нет… — начал оправдываться Тарас, но сразу понял, как глупо звучат любая неискренность в разговоре с духом. — Просто… навалилось все сразу. Ох, бабушка, как же ты мне нужна… Совет твой услышать… Столько вопросов… Я как раз думал о тебе и обо всем этом… А тут ты… Так неожиданно.

Куница свесил ноги на пол и протянул руки к бабушке.

— Обнять-то тебя можно? Или ты, как призрак, бестелесна?..

— Я всегда говорила, что ты умен, но — сметливости тебе явно не хватает… — проворчала старуха. — Ежели б я бесплотной была, то каким чудом смогла тебе квас подать?

С этими словами она вновь протянула внуку кружку. И совершенно зря, потому что Куница именно в этот момент бросился ее обнимать. В результате столкновения прохладная жидкость была опрокинута ему на живот, немного остудив парня.

— Бабушка… — как-то совершенно по-детски всхлипнул он. — Что ж ты так неожиданно?..

— Смерть, соколик, всегда не спросившись приходит… Неожиданно. Даже, если ждешь ее долгие годы. Когда захочет, тогда и заглянет… Без уведомления. Но, разве ты об этом хотел со мной поговорить? Не верю, у живых, помимо воспоминаний, забот полон рот!

— Уж точно, гораздо больше, чем хотелось бы, — Куница прислонился головой к плечу бабушки и заговорил тише, от чего голос приобрел некоторую таинственность. — Только, сначала, о приятном… Поздравь меня — я женился!

— Надеюсь: на Ривке?

— Ну, ты и спросила, бабуля. А что — у меня еще кто-то был на примете?

— У вас, нынешних, все так быстро меняется, что и не уследить, — привычно проворчала Аглая Лукинична. — Сегодня — тебе Ривка мила, а на завтра, глядишь — Фатима или какая-нибудь Маришка по сердцу…

— Каков поп, таков и приход… — не остался в долгу Тарас. — То-то в нашем роду так намешано, что и не разобрать: где человек, а где — и вовсе нелюдь… А все, как я понимаю, от постоянства чувств и размеренности бытия.

— Разузнал-таки, стало быть, пострел… — пробормотала бабушка и поинтересовалась сердито. — И кто тебя просветил, если не секрет? Домовые или леший?

— Все понемногу… — отмахнулся Тарас. — Да и не о том сейчас… Я ведь не осуждаю… Просто, странности со мной последние время всякие происходят. Какие-то умения проявляются. Но, не по моему хотению, а — сами по себе. Порой, даже приятно удивляют. А все же, хотелось бы понять: как со всем этим наследством управляться? Чтоб с пользой себе, и без вреда людям…

— А чего тут непонятного? — даже удивилась бабушка. — Я думала: ты давно во всем разобрался. Ну, да не беда — объясню. Слушай… Дадена тебе власть над своими желаниями. Если чего-то очень-очень хочется, и это пожелание напрямую никому не принесет вреда, то оно обязательно сбудется. Что попроще — то сразу, ну а более заковыристое — со временем. Вот и вся премудрость. Так что ты, внучек, не переусердствуй со своими надобностями. Помни — в жизни все так переплетено, что благополучие одних зачастую на бедах других норовит угнездиться.

— Вот как… — вздохнул Тарас. — Угу… Ну, что ж, это многое объясняет… Постараюсь помнить о твоем совете… Как говориться: семь раз отмерь, а потом подумай: "а оно тебе надо?".

— Хоть и насмехаешься, по обыкновению, — рассуждаешь здраво. Очень на это надеюсь… Хлопец ты добрый, справедливый. Лишнего не пожелаешь, чужой кус из горла не потащишь. Впрочем — и не сумеешь… Потому, что как только начнешь дар во зло другим использовать — он слабеть станет, а со временем и совсем исчезнет… Дарители, чай, тоже разумение имели и зло в миру множить не собирались.

— Хорошо, бабушка, с этим, будем считать: разобрались. Ответь мне на другой вопрос… Что учудил мой отец, если и сам, умирая не умер, и за мной теперь охотятся все кому не лень? А то я — кроме непонятного сна о вручении ему священного знамени и пары-тройки слухов ничего не знаю и в толк не возьму.

— К сожалению, внучек, тут и мне не все понятно… — посерьезнела Аглая Лукинична. — Начну, по порядку… Святая реликвия и в самом деле есть. О поступке архистратига Михаила в Прави многим ведомо, но обсуждать не принято. Что касаемо твоего отца, то в тонком мире он пока не появлялся, это точно. Стало быть — жив еще Тимофей… А что хорониться где-то, так причину долго искать не надо. Наверняка заподозрил, что прознали обо всем, такие силы, супротив которых человек, словно букашка малая. Вот и решил: и святыню спрятать, и сам до поры затаился. Ну, а нас с тобой враги ищут, потому что не верят: будто он перед родными и словом не обмолвился.