Тонкая красная линия - Джеймс Джонс

Ближе всех к ожившей амбразуре в этот момент был Чарли Дейл.

С перекошенным от злобы лицом он прыгнул вперед и швырнул гранату прямо в темную дыру амбразуры. Но граната тут же вылетела обратно. С громким криком все попадали как подкошенные на землю, однако граната была брошена слишком сильно, она перелетела через них и упала за край обрыва, взорвавшись там. А пулемет в блиндаже тем временем бил без остановки.

— Эх ты, слабак! — крикнул в сердцах Уитт. Вскочив на ноги, он резко сорвал гранату с пояса, рванул чеку, но скобу не отпустил и, держа в одной руке гранату, а в другой винтовку, подскочил к амбразуре. Сунув туда ствол, он сделал несколько выстрелов. Где-то в глубине раздался вопль, и тогда Уитт швырнул внутрь гранату, а сам тут же упал на землю. В блиндаже глухо ухнуло, и будто сразу обрезало и вопли, и пулеметный огонь.

Тут все повскакали на ноги и, не ожидая команды, принялись бросать гранаты в блиндаж — и в эту, и во все остальные амбразуры. Один за другим последовали взрывы, но, судя по всему, никого в живых в блиндаже уже не было. Подавив пулемет, солдаты подали сигнал наступающим, что путь свободен. Уже потом, когда они заглянули в блиндаж, они нашли в нем четырех убитых японцев.

Итак, бой за важный опорный пункт противника был закончен. И каждому из них он принес что-то новое. Это читалось на улыбающихся лицах солдат второй роты, когда они, оставив пятерых своих товарищей лежать в высокой траве кунаи, наконец-то забрались на площадку, где находился японский блиндаж. Это было написано и на довольном лице подполковника Толла, когда он широкими шагами, со своим неизменным стеком под мышкой быстро подошел к ним. Проявилось это и в той почти животной страсти, с которой добровольцы из группы Гэффа бросали гранаты в уже мертвый блиндаж, — им, видимо, понравился способ, придуманный Уиттом, и в то время, как кто-то один стрелял в амбразуру, другой с радостными криками бросал туда гранату. При этом никого из них не интересовало, есть там кто-то в живых или нет. Им, наверное, казалось, что там полно врагов. А может быть, не казалось, а хотелось, чтобы было так. И еще они испытывали удовольствие оттого, что могли убивать людей, находясь сами в полной безопасности. Они хлопали от радости друг друга по спине и улыбались улыбкой убийц.

Все они, как подполковник Толл сказал потом журналистам, почувствовали вкус крови. Или, если хотите, добавил он, вкус победы. Превратились в настоящих бойцов. Узнали, что противника можно убивать, что он, впрочем, как и они сами, смертен. Это открытие произвело на всех сильнейшее впечатление. Оно-то и лежало в основе той решительности, с которой два других взвода второй роты атаковали теперь вершину высоты, быстро продвигаясь вперед. В это же время улыбающийся подполковник Толл подошел к Гэффу, чтобы поздравить его с успехом.

— Вы только поглядите, как они атакуют, — сказал он, пожав капитану руку и забравшись на крышу блиндажа. — Любо-дорого смотреть. А все благодаря вам, капитан. Как только они увидели, как ловко вы провели операцию и добились успеха, их всех будто пружиной подтолкнуло. Ну а теперь давайте посмотрим, что же все-таки мы здесь имеем.

Осмотр поля боя показал, что на счету группы было двадцать три японца. Они валялись в разных местах и в различных позах, разбросанные по всей поляне. Пятеро было убито гранатами, когда группа выскочила на противника, двоих застрелили на бегу. Большинство японцев были мертвы, часть находилась в агонии, а несколько человек были тяжело ранены. Но раны были не смертельны, при надлежащем уходе они могли бы и выжить. Гэффу и его добровольцам, бродившим по площадке вместе с подполковником, казалось, что на их счету должно быть гораздо больше жертв. Может, даже не одна сотня. Однако уже при самых первых расспросах выяснилось, что одного и того же японца считают «своим» сразу двое, а то и трое американцев. Но и при всем этом наколотили они тут немало. Особенно если учесть малочисленность их группы — ведь их было всего шестеро. И никто из них самих серьезно не пострадал. Это казалось особенно невероятным. Скорее всего, произошло это потому, что они застали японцев врасплох, и те оказались совершенно неподготовленными к борьбе, выскакивали небольшими группами, действовали неорганизованно. Немаловажную роль сыграла, возможно, и та решительность, с которой действовал в первом натиске Верзила Кэш, та ловкость, с которой он использовал свой дробовик. И не только потому, что он разом уложил пятерых японцев, но и из-за того психологического эффекта, который произвели такие решительные действия на остальных солдат противника.

Надо сказать, что эта неожиданная слава, судя по всему, не очень что-то радовала Кэша, даже то, что солдаты из второй роты пялили на него глаза и показывали пальцем, будто на настоящего героя. Верзила не обращал на все это никакого внимания. Он уныло бродил взад-вперед по площадке, все время с ненавистью косясь на оставшегося в живых японца. Он напоминал выпущенного на волю волка, мечущегося вокруг клетки, в которой сидит его законная добыча. Свой сломанный обрез он бросил, зато винтовку наконец-то вытащил из-за спины, и теперь она болталась у него на ремне. Судя по тому, как он озирался вокруг, ему ужасно хотелось, чтобы японец как-нибудь дернулся, сделал бы попытку убежать и этим дал повод все же убить его — так сказать, на законных основаниях. Однако пленный был настолько изможден, обессилен и подавлен, что, наверное, не сделал бы попытку к бегству даже при полном отсутствии охраны. Тощий и грязный, он к тому же страдал острой формой дизентерии и то и дело показывал охранявшим его солдатам, что хочет облегчиться. Ну и потеха же это была! Каждый раз, получив разрешение, он немедленно присаживался тут же около своих убитых товарищей и справлял нужду, все время бросая затравленные взгляды на мечущегося поблизости Верзилу. Руки и ноги у него непроизвольно дрожали, штаны были совершенно грязные, и несло от него так отвратительно, что мутило за несколько шагов. В общем, пленный этот представлял собой ужасно жалкое зрелище.

Тем не менее Кэша это совершенно не трогало. Лицо у него было замкнуто и неподвижно. Как, впрочем, теперь уже у всех, кто находился здесь, включая и подполковника Толла. Между прочим, он сразу же обратил внимание на более чем своеобразный вид двух валявшихся рядком убитых японцев — тех самых, которых колотил Верзила. Лежали они один около другого и вместе с оставшимся в живых японцем образовывали как бы отдельную группу, обособленную от остальных. Слетевшие с разбитых голов каски лежали неподалеку, на теле же, кроме потеков крови из носа, не было заметно никаких ранений.

— Что здесь у вас произошло? — тихо спросил Толл у Гэффа, поспешив отойти подальше от издававшего ужасный запах пленного.

Гэфф лишь слегка приподнял бровь, будто сам ничего не понимает. С одной стороны, ему вовсе не хотелось врать в глаза своему прямому начальству, но с другой, не доставляло удовольствия фискалить на подчиненных, хотя и временных.

Толл снова уставился на эти два трупа. Зрелище было жалкое. Он быстро сообразил, что тут произошло, только не мог никак понять, каким способом были убиты эти двое пленных. Судя по всему, их били головами друг о друга.

В общем-то ему не очень нравились подобные вещи, хотя, с другой стороны, нельзя же быть слишком строгим к солдатам, рискующим жизнью в горячке боя. И все-таки как они с ними расправились?

— Похоже, вроде, что тут явный случай тяжелой контузии. Из-за близкого разрыва гранаты, не так ли? — повернулся он к Гэффу. — Только почему не видно следов ранения?

Он не ждал ответа, и его, естественно, не последовало. Гэфф лишь передернул плечами.

— Что ж, — добавил Толл, улыбаясь и стараясь говорить так, чтобы его услышали солдаты, — одним убитым желтым братом больше, одним врагом меньше. Верно ведь?

Он был уверен, что в конце концов все равно узнает, как все произошло, надо только подождать.

— Внимательно смотреть за этим парнем, — приказал он солдатам из второй роты. — С ним начальник разведки займется. Сейчас от них кто-нибудь должен подойти.

— Слушаюсь, сэр, — улыбнулся один из караульных. — Уж мы о нем позаботимся. — Подняв винтовку, он толкнул пленного стволом в бок, японец свалился. Стоявшие вокруг солдаты весело засмеялись, пленный же быстро вскочил на ноги. Было видно, что он готов к подобному обращению, знает, что его ждет, и лишь тянет время в ожидании неминуемого конца. Толл снова отвернулся. Он вовсе не собирался поощрять солдат издеваться над пленным, однако понимал, что своими словами насчет мертвого желтого брата в какой-то степени спровоцировал их поведение.

Толл двинулся дальше по площадке, Гэфф следовал за ним. Пройдя пару шагов, они подошли к еще одному солдату из второй роты. Тот стоял около умирающего японца и методично, с силой пинал его носком башмака под ребра. При каждом пинке раздавался глухой звук, похожий на удары по футбольному мячу, который кто-то гоняет на поляне. Умирающий молчал и только в ужасе глядел на американца. Глаза его, уже помутневшие перед смертью, были полны слез и нечеловеческой боли.