В преддверии бури (СИ) - Рудкевич Ирэн

— Он не считает себя драконом, — напомнила я.

— Да. Но в нём течёт кровь дракона. И пусть Владиус не унаследовал от меня крылья, попирающие небо, но дух крылатых владык, парящих высоко над земной твердью, в нем силен как ни в ком другом.

Я не нашлась, что ответить. Короткоживущие люди, не связанные, подобно драконам, узами единственного выбора, рожающие по несколько детей (в то время как у крылатых владык за тысячелетия жизни могло не появиться ни одного) в большинстве своём на месте Константина пришли бы к совершенно иному выводу. Удержать, пусть даже силой, оберечь, пусть даже против воли. Владыка до подобного не опускался.

— Когда ты отправишься? — прервал моё молчание Константин.

— Завтра поутру. Северное лето коротко, а в Мёрзлых Пустошах, я слыхала, оно и вовсе больше похоже на южную зиму. По осени начнутся вьюги и снегопады, они занесут дороги, и придётся ждать целый год, пока снова не потеплеет. Да и мага надо бы успеть найти.

— Он сам тебя найдёт. Что ж, Аэр, на этом и закончим наши беседы. Теперь отдохни, наберись сил перед дорогой. Нет, нет, прощаться ещё не время, — поспешно вскинул руку дракон, увидев, как я поднимаюсь из кресла. — Мы вновь увидимся сегодня же вечером — не могу же я отпустить вас двоих просто так. Каждый, кто покидает долину хотя бы на день, последний вечер должен провести с семьёй. Таковы традиции, наши и наших предков. Думаю, в этот раз даже Владиус не станет их нарушать.

— Не станет, — со смешком отозвалась я, всё-таки вставая. — Ежели, конечно, не передумал идти со мной. Благодарю тебя, владыка.

Дракон скупо улыбнулся в ответ.

— И помни, ты всегда сможешь вернуться, если возникнет нужда. Дозоры пропустят тебя без лишних слов. Дандра у гойе теперь и твой дом.

Над долиной, почти касаясь краем бесснежных вершин внешнего кольца, повис оранжевый диск солнца, изрезанный ветвистыми росчерками узких облаков точно кусок мрамора — трещинами. Я сидела, прижавшись к горячему боку драконьего оборотня, рядом шумел водопад, прячущий за своими бурлящими струями небольшую, уютно обустроенную пещеру. Но сейчас большинство находящихся в ней вещей были сложены к дальней от входа стене и укрыты куском добротно вощёной ткани. Владыка был прав, Влад твёрдо решил идти со мной и, пока я беседовала с драконом, подготовил обжитое было убежище к собственному долгому отсутствию.

Я вздохнула и прижалась плотнее — ветер сегодня дул с внутреннего кольца, его ледяное дыхание несло с собой запах снега и скал, — и с завистью покосилась на драконьего оборотня: ему что ветер, что холод нипочём, сидит себе, расслабленно прислонившись спиной к гладкому валуну, и безучастно созерцает лежащую ниже долину и курящиеся дымками приземистые избы номадской деревни. И — ни следа былой отчуждённости. Безвозвратно пропал холод в глазах, выброшены за ненадобностью маски: разудалого плотника, безжалостного убийцы, загадочного спутника, которого не трогает Живой Лес. Осталось только лицо — настоящее, подлинное.

«Признайся, Аэр, — ехидно влез вездесущий внутренний голос. — Ты рада, что он идёт с тобой. И не просто рада, ты готова прыгать от счастья. И дело не в том, что он ценнейший из союзников, которых ты могла бы получить, и даже не в том, что впервые после побега из Гартен-онарэ ты снова можешь рассчитывать не только на себя. Просто… Просто ты уже и не представляешь, как это — быть без него. Не слышать его голос, не чувствовать тепло ладони, не находиться рядом, в конце концов. Ведь ты могла бы покинуть Гардейл ночью, тайно, просто сбежать — если бы захотела. Но не стала».

«Да? И сколько бы ему понадобилось времени, чтоб меня догнать? — в том же тоне ответила я. — День? Или и того меньше?»

Во время разговора с владыкой мне и вправду приходила в голову мысль о побеге — и была отвергнута безо всяких сожалений. Влад нашёл меня даже в Живом Лесу, а здесь Гардейл, его родина. Я и пары шагов по ущелью сделать не успею, как он нагонит меня и молча пойдёт рядом. Драконий оборотень принял решение и не изменит его — и совершенно бесполезно убеждать его остаться.

Впрочем, я и не пыталась.

Изрезанное облаками солнце плавно закатилось за горы, оставив после себя лишь слабое сияние над вершинами и хребтами. Стремительно похолодало, ветер окреп, задул резкими, злыми порывами — ночью поднимется буря.

— Пора, — проронил оборотень. — Отец, наверное, уже ждёт.

— Не развезло бы дорогу, — с некоторым сомнением пробормотала я, вглядываясь в горизонт — тучи надвигались, неспешно переползая через заснеженные вершины, посверкивали угрожающе всполохами молний. — Погоди, дай-ка я их немного перенаправлю.

— Не трать силы. Гроза сухая, ничего не размоет. К утру она будет уже далеко отсюда.

И впрямь, не видно было под надвигающейся армадой никаких белёсых потоков.

— Добрая примета, — помолчав, добавил он. — Отец-Небо благословляет на путь, посылая сухую грозу. Если бы воспротивился — послал обычную.

«Так и не узнала у Тии, что за вера у номадов такая, в Отца-Небо и Мать-Землю, — чертыхнулась я про себя. — На Закате в основном Прародителя чтят, кроме, разве что, язычников, коих только на островах встретить можно. Ну да ладно, Влада потом расспрошу».

Улыбнувшись мыслям, я ухватилась за протянутую оборотнем руку, поднимаясь. Что до грозы… Раз примета добрая, то и пусть себе гремит и сверкает, ветер сильный, к рассвету наверняка унесёт тучи далеко от долины.

Наутро и впрямь распогодилось. Тучи, так и не пролив на долину ни капли, унеслись прочь, терзаемые ветром, и теперь их пышные подбрюшья темнели где-то далеко-далеко за бесснежным первым кольцом. Освобождённое от мрачного покрова небо над Гардейлом посветлело, подмигнули, заходя за горизонт, Сестры, поблекли огни бесчисленных звёзд, и над номадской деревней забрезжил рассвет.

Говорят, предрассветный сон сладок, как никакой другой. Но сегодня даже он не смог удержать номадов дандра у гойе в тёплых постелях. Провожать нас вышла вся деревня. Люди молча шли следом за вялыми спросонья лошадьми до самого ущелья и остановились лишь у узкого каменного прохода, сжатого стенами внешнего кольца. Владыка, возглавлявший шествие, не говоря ни слова, выcтупил вперёд, долго смотрел на нас с Владом, а потом медленно, будто бы нехотя коснулся вытянутыми, плотно прижатыми друг к другу пальцами правой руки лба, а после приложил их к сердцу. Да так и остался стоять. Номады повторили этот жест, дополнив его лёгкими поклонами в нашу сторону. Повторил его и Влад и замер, глядя на отца. Молчаливый диалог, неслышимый и непонятный никому, кроме дракона и его сына, не длился долго. То ли потому, что взгляд иногда бывает быстрее и точнее слова, а то ли потому, что долгое прощание умягчает сердце и отбирает решимость.

Влад пошевелился, расправляя плечи, дёрнул поводьями, заставляя лошадь взвиться на дыбы и, мелко переступая копытами, развернуться к ущелью. Я посмотрела на владыку и застывшую рядом Тию. Отчего-то казалось, что больше мы никогда не встретимся.

«Глупость какая, — тут же одёрнула я саму себя, — Конечно, встретимся, и не раз».

На мгновение задержавшись взглядом на их лицах, я направила коня в ущелье.

Потянулись унылые, однообразные склоны. На какое-то время их расцветило привычным уже буйством красок вынырнувшее из-за гребня солнце, а затем ущелье вновь приобрело свой обычный скучный вид. Похрустывали под копытами лошадей усыпавшие тропу камни, негромко посвистывал заблудившийся меж каменных выступов и кулуаров ветер, изредка пролетали над головой пушистые клубки белоснежных облаков.

Ночёвка, как и в прошлый раз, устроенная прямо посреди тропы, от предыдущей отличалась лишь тем, что я совсем не мёрзла — сказалась некоторая привычка к переменчивому горному климату с тёплыми, иногда даже жаркими днями и неизменно холодными ночами, да горячее тело драконьего оборотня, согревавшее не хуже костра.

Проснулась я от едкого запаха гари. Села, потирая заспанные глаза и осоловело оглядываясь вокруг. До рассвета было ещё далеко — Сестры едва перевалили за половину своего обычного пути.