Песец подкрался незамеченным - Михаил Михеев

   - А я то думаю - с чего бы это рыло мне таким знакомым показалось? - умилился Ковалев. - Ну что, ювелир у нас есть. Работай, Паша, как мы с тобой планировали. А вы, ребята, прикрутите этих м... к стульям и идите, выволакивайте остальных во двор.

   Синицын и Олаф ловко связали пленных и, усадив их на стулья, крепко, но так, чтобы не повредить нежные человеческие организмы раньше времени, зафиксировали веревками. После этого они отправились на зачистку блокированных этажей, чтобы вывести на улицу выживших и дострелить тех, кого вывести не удастся. Пленные, правда, попытались дергаться, когда их связывали, однако толстяк получил под дых с такой силой, что, похоже, обделался, во всяком случае, штаны намокли, а лицо бородатого украсил великолепный фиолетовый синяк. Ковалев посмотрел на результат и довольно улыбнулся, а тем временем Ланцет неловко (сказывалось отсутствие постоянной практики) вылез из скафандра.

   Ланцет, надо сказать, почти всегда производил на незнакомых людей благоприятное впечатление - высокий, худощавый блондин, всегда одетый чуть старомодно, но, что называется, "с иголочки". Этакий лондонский денди эпохи расцвета Британской империи или, уж во всяком случае точно не ее заката. Он очень часто воспринимался собеседниками, видевшими его впервые и незнакомыми с его родом занятий, как молодой преуспевающий бизнесмен и этому впечатлению, в общем-то, соответствовал. Правда, в том случае, если слово "бизнес" воспринимать буквально, то есть в значении "дело". Дело свое Ланцет знал очень неплохо, за что его Ковалев и ценил, а остальные, надо признаться честно, побаивались. Сейчас он, правда, был не в цивильном, а в офицерском мундире, но вид его это совершенно не портило. Больше того, даже несмотря на довольно длительное пребывание в скафандре, внешнему виду одежды отнюдь не способствующее, форма выглядела так, как будто ее только что выгладили и сидела на Ланцете просто идеально. Это, кстати, он настоял на том, чтобы быть в форме - сказал, что имиджу соответствует и впечатление определенное производит. Ковалев тогда лишь плечами пожал - Ланцет профи, ему виднее. Нужна ему форма - пускай ходит в форме, лишь бы результат был.

   - Позвольте вам представить, господа, - официальным, без малейшего ерничанья, тоном объявил Ковалев. - Это - Павел Аркадьевич. Как его фамилия вам, извините, уже без разницы. У нас он занимает крайне важную и почетную должность главного полевого дознавателя или, если по старинке, палача. Дальше с вами будет работать, в основном, как раз он, а я - только задавать вопросы. И... Все зависит от вас. Кстати, Паш, господин Гольденвейзер нам, в общем-то, не особо и нужен - будь он серьезным человеком, его бы в этом логове не оказалось. А шестеркам положено умирать первыми.

   Ланцет кивнул и направился к стоящему тут же, в углу комнаты, небольшому холодильнику. Для его целей можно было обойтись обычной водой или вообще без нее, но его это, видите ли, не удовлетворяло. Эстет, блин.

   Холодильник был цел, если не считать пары пулевых пробоин в дверце. На общем фоне не так страшно, да и в любом случае непринципиально - хранить в нем ничего уже не будут, а посмотреть, что там, дырки не мешают. Ну, что хотели - то и нашли. Немного водки, какие-то консервы, несколько пакетов с соком, один разорван пулей, и томатный сок, на непривычный взгляд так похожий на кровь, залил все внутренности агрегата. И молоко. Именно его и выбрал Ланцет.

   Найдя возле перевернутого столика несколько пластиковых стаканчиков, Ланцет придирчиво отобрал среди них чистый (чистоплюй, кого это уже волнует) и налил в него молоко. Потом извлек из кармана аккуратно сложенный пакетик и высыпал из него в стакан белый, слегка переливающийся на свету порошок. Аккуратно перемешал получившийся коктейль найденной тут же ложечкой и направился к Гольденвейзеру.

   - Это, - прокомментировал он с видом лектора, - то, что вы так любите. В смысле, бриллиант. Цените, специально ради встречи с вами я взял не алмазы, а ограненные бриллианты, которые вы так хотели видеть в качестве выкупа. Алмазы для нас стоят немного, а вот правильно ограненный камень - удовольствие не из дешевых. Но что поделать, уговор дороже денег, поэтому специально для вас я растер в порошок не алмазы, а самые настоящие бриллианты. Цените доброе к вам отношение... А теперь давайте извлечем кляп и откроем ротик. Вот так... Ай, гад, ну зачем кусаться то? И не отворачивай морду, не отворачивай, все равно не поможет...

   Вот так, с шутками и прибаутками, Ланцет влил в глотку Гольденвейзера адскую смесь и заставил проглотить. Потом отошел и, склонив голову на бок, с удовольствием понаблюдал за делом рук своих.

   - Подыхать будет долго и мучительно. Как, командир, заняться вторым?

   - Погоди, Паш, пока не стоит. У меня к нему есть пара вопросов.

   Ланцет согласно кивнул - знал, что свое он все равно не упустит. Ведь для него его нынешняя работа была не только профессией, но и любимым делом и боль он, в отличие от многих других садистов, умел причинять интересно и "с огоньком". За что его Ковалев, надо сказать, и ценил - Ланцет наглядно показывал, что достижения сверхцивилизации могут сделать из заурядного, в общем-то, стоматолога. И результатов он, как правило, добивался. С чужаками, конечно, часто отнюдь не с первого раза, а вот с людьми - почти всегда. Ну да ничего удивительного, люди для него были материалом хорошо изученным, можно сказать, привычным.

   Ковалев внимательно посмотрел на бородатого. Тот, казалось, совершенно не боялся, и даже вид корчащегося от невыносимой боли подельника (чтобы не орал и не портил своими неэстетичными воплями всю картину, Ланцет запихал ему кляп обратно в рот), похоже, впечатления на него не произвел. То ли абсолютно бесстрашный человек, то ли просто настолько привык, что с авторитетами его уровня ничего не может случиться в принципе, что даже все произошедшее его в этом не разубедило. Верит, что его положение от смерти и от пыток его спасет... Зря, зря, требовалось развеять это опасное заблуждение. Насчет смерти, конечно, видно будет, Ковалев еще сам не решил, что с ним делать дальше, а вот насчет всего остального точно зря. Ну не привык адмирал спускать оскорбления и, тем более, наезды. Но все же начал он со слов - время для Ланцета пока не пришло, надежда на здравомыслие пленного еще оставалась.

   - Итак, вы готовы отвечать на вопросы? Нет? Ну, это вы зря. Тогда к делу. Павел Аркадьевич, приступайте.

   Ланцет улыбнулся и с готовностью шагнул вперед. Уж он то знал правдивость старой истины, заключенной в пословице хирургов: "хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается".

Глава 8

   Нет, все-таки профессионал - он в любом деле профессионал. Буквально за две минуты Ланцет довел бородатого до состояния истерики, когда он был готов отвечать на любые вопросы. И ничего в этом особенного не было - просто человек, который привык, что подчиняются ему беспрекословно, а любое желание исполняется по команде "бегом", вдруг обнаружил, что никого, кто бросился бы на помощь, рядом нет, и мир его, спокойный и привычный, дал трещину. А потом пришла боль, и мир рассыпался окончательно. Цыганский барон никогда не подозревал, что человеку может быть ТАК больно. И при этом не упало ни капли крови, на теле не добавилось ни одного синяка! Нет, это вам не какие-то костоломы из тюремных дознавателей - это работа профи, выращенного державой. Державой, которая даже явно ненормальному найдет свое место и использует его с максимальной эффективностью. И пускай от державы остался лишь осколок, наконечник рассыпавшегося от старости копья, все равно возможности даже этого кусочка были впечатляющими.

   Кстати, что интересно, психом Ланцет не был. Все психические заболевания лечились в империи, что называется, на раз, так что склонность к садизму у него, после долгих раздумий, решили подавить - Шерр сказал, что иначе в будущем это может аукнуться. Но задумки-то, задумки-то остались. И фантазия осталась, и навыки. Поэтому Ланцет и был великолепным палачом, поэтому Ковалев и радовался, что земляк оказался дома. Адмиралу ведь не столь важен был Ланцет, как боевая единица, сколь именно как палач. Никто не должен был осмелиться в дальнейшем покуситься на Ковалева, его семью или кого-либо из его людей. Урок должен был быть страшным, а что может быть страшнее, чем попасть в руки Ланцета? Ковалев на этот вопрос ответить затруднялся.

   Пока Ланцет "разогревал" цыгана, Ковалев вытащил из кармана блокнот, карандаш и начал набрасывать вопросы, которые хотел задать - так, чтобы не забыть ничего. Большинство его товарищей предпочитали электронные записные книжки или диктофоны, но Ковалев по привычке пользовался бумагой. Привычка сформировалась, когда он не был ни адмиралом, ни даже обычным инженером-буровиком. Привычка сформировалась чуть раньше, когда был он подающим надежды молодым ученым, с голодухи в лихие девяностые распростившимся с научной карьерой ради куска хлеба.