В никуда - Нельсон Демилль

– Все очень боялись, но северовьетнамские войска вели себя хорошо. В деревне оставались женщины и дети. Но женщин не насиловали. Нашли одного молодого офицера с ампутированной ногой и куда-то увели. Потом приехали политработники и стали всех допрашивать. Обнаружили двух бывших правительственных чиновников, которые прикидывались крестьянами, и тоже увели. А в деревне никого не расстреляли.

Я кивнул.

– А что произошло с его отцом. С его братьями?

Сьюзан спросила.

– Отец погиб в бою много лет назад. У него был старший брат. Он служил на плоскогорье в южновьетнамской армии. Но домой так и не вернулся. Мать до сих пор его ждет.

Я покосился на Кама и понял, что он искренне расстроен. Сьюзан тоже как будто тронула его история. И мне в голову полезли воспоминания тех лет.

Когда пускаешься в путешествие вроде нашего, надо готовиться к самому худшему и не поддаваться разочарованиям.

Мы ехали по темному шоссе сквозь ночь, назад в прошлое.

Глава 23

Мы удалились от Нячанга примерно на триста километров. Время приближалось к десяти. Я снизил скорость, чтобы сэкономить горючее – мы ведь все равно никуда не спешили, – и бросил взгляд на указатель топлива – стрелка колебалась на четверти бака.

– Далеко до Дананга? – спросил я Сьюзан.

Она уже успела свериться с картой.

– Около ста пятидесяти километров. Как с бензином?

– Мы много сожгли, когда удирали от полицейских. Надеюсь, с канистрами до Дананга дотянем. Или встретим круглосуточную заправку.

– Мы миновали триста километров и видели всего две бензоколонки. И обе были закрыты.

– Мы проезжаем через Куангнгай?

– Да. Он прямо на шоссе. Столица провинции. Отсюда около семидесяти километров.

– Достань мой путеводитель и посмотри, что там говорится про бензоколонки.

Сьюзан открыла путеводитель.

– Так... здесь есть маленькая карта города... Гостиница, пагода, церковь, почта, какое-то заведение, которое называется "Рисовый ресторан тридцать четыре", автобусная станция...

– Здешние машины могут ездить на рисе.

– Надеюсь. На карте бензоколонка не показана. Но в таком большом городе их должно быть по крайней мере несколько. И не исключено, что одна открыта. Если нет, после Куангнгая перед Данангом есть еще один город, до которого мы можем дотянуть. Он называется Хойан – древний китайский порт. Много туристов, очаровательное место. Я туда ездила из Хюэ. Там много всяких заведений. Думаю, что есть работающая бензоколонка. Туда мы скорее всего доедем. Но между Хойаном и Данангом больше ничего не будет.

– Ладно. Посмотрим, что получится.

Мистер Кам понял, что мы обсуждаем топливо, и что-то сказал Сьюзан.

– Он теперь наш друг, – повернулась она ко мне, – и говорит, что иногда им удается покупать бензин у частных продавцов.

Говорит, что он бывает в ларьках вдоль дороги. Надо искать раскрашенную вывеску "етксанг", что значит "бензин".

– И они открыты всю ночь?

– Вроде того. Нужно зайти в ближайший от вывески дом, и там продадут бензин. Я так покупала для своего мотоцикла. Его фасуют в бутылки из-под прохладительных напитков и заламывают приличную цену.

– Сколько бутылок колы влезает в бак?

– Я не взяла калькулятор. А ты лучше следи за вывеской "етксанг".

– Скажи мне еще раз, – попросил я Сьюзан, – почему мистер Кам не станет исполнять свой гражданский долг и не обратится в полицию? Только учти, от твоего ответа зависит его жизнь.

Она немного помолчала, а затем ответила:

– Я даже не сумела бы перевести на вьетнамский понятие "гражданский долг". Если он заработает сотню долларов для себя, две сотни для мистера Тука и получит несколько сотен на ремонт машины, ему ни к чему обращаться в полицию. Когда в Сайгоне происходит авария, потерпевшие меньше всего хотят, чтобы вмешивались копы.

– Ясно. Проблема закрыта.

Мистер Кам захотел курить, и он заслужил сигарету. Сьюзан щелкнула зажигалкой и держала сигарету у рта вьетнамца, пока тот втягивал и выпускал дым.

Мы приехали в местечко Сахюинх – окруженную солеными болотами живописную деревню. И не успели оглянуться, как опять оказались в ночи. Мы неслись дальше – шоссе свернуло в глубь суши, туда, где среди рисовых полей раскинулись одинокие деревушки.

Я посмотрел на указатель топлива – стрелка упала ниже четверти бака. Дорога была плоской, и я снизил скорость до восьмидесяти километров в час, надеясь выдавить несколько лишних капель, чтобы добраться до Куангнгая. На худой конец у нас было двадцать литров в канистрах.

На дороге не было указателей, которые сообщали бы расстояние между городами. И даже указателей с названиями самих городов. Мы ориентировались исключительно по карте. Дорога была то приличной, то совершенно жуткой. Этому краю еще развиваться и развиваться, но, говоря по совести, после тридцати лет войны он уже к чему-то пришел.

– Приближаемся к Куангнгаю, – сообщила мне Сьюзан. – Он по нашу сторону реки Трахук. Шоссе переходит в главную улицу. Может быть, не стоит в такой час стараться прорываться через город? Даже если мы обнаружим открытую колонку, тебе надо поменяться с Камом местами.

– И что ты предлагаешь?

– Я предлагаю поставить машину под первое встречное дерево и подождать до утра. А утром въедем в город и заправимся.

– Хорошо. Ищи место.

Я снизил скорость, и мы стали искать место, где машина не бросалась бы в глаза.

До Куангнгая оставалось всего несколько километров, и на горизонте уже виднелось марево городских огней. Удивительно, как города отличаются от окружающей местности, подумал я. Ни пригородов, ни магазинов, ни заправочных станций. И ни одного копа на шоссе с тех самых пор, как мы тронулись в путь, – кроме тех, которых я загнал в кювет. Но Сьюзан сказала, что в темное время суток дорогу патрулируют военные. Так вот, если на шоссе обнаружится хотя бы один армейский патруль и он натолкнется на гражданскую машину – нашу, – нас захапают без всяких причин. Хотя у нас, конечно, есть туз в рукаве – "кольт" сорок пятого калибра. Этого они не ожидают.

До Куангнгая оставалось не больше километра, но я так и не нашел места, где приткнуться. Нам попадались только рисовые поля и деревеньки да одна пальмовая рощица, в которой не спрячешь машину.

Посреди рисовых посадок я заметил возвышение, связанное с дорогой то ли грязной гатью, то ли дамбой. И хотя видел раньше такие места, не сразу догадался, что это такое.

– Могильник. Мы можем поставить машину за ним, и никто нас не заметит.

Я замедлил скорость и свернул на топкую гать, которая шла по орошаемому полю.

Кам встрепенулся и что-то забормотал.

– Что с ним такое?

– Он говорит, что это могильник.

– Я знаю. Мы в таких могильниках окапывались на ночь. Земля легкая, высота, хороший сектор обстрела...

– Он спрашивает, зачем ты повернул к могильнику, и говорит – туда нельзя.

Я остановился на полдороге, и Кам успокоился.

– Что он лопочет?

Сьюзан перебросилась с вьетнамцем несколькими фразами.

– Я ему сказала, что мы собираемся провести там ночь. Он не в восторге.

– Вот еще... Там же все мертвые. Скажи ему, мы будем вести себя очень почтительно и станем всю ночь молиться.

– Пол, он не станет ночевать на могильнике. Тебе придется вязать его по рукам и ногам. Они очень суеверны, а это святотатство.

– Но я-то не суеверен, и меня не трогают культовые предрассудки.

– Пол!..

– Ну хорошо. – Я включил заднюю передачу и попятился по узкой дорожке, выбрался на шоссе и перешел на первую скорость. Стоит сделать что-нибудь хорошее, как удача сразу оставляет тебя.

И в доказательство впереди в километре вспыхнули фары. Я вырубил свет и замедлил скорость. Для грузовика встречные фары светили слишком низко над дорогой. Значит, это машина поменьше, например, джип военного патруля.

– Пол, съезжай с дороги! – закричала Сьюзан.

– Вижу, – отозвался я. И, включив передний мост, направил "ниссан" с насыпи. Кювета здесь не было – под насыпью сразу начинались рисовые посадки. Я повел машину с выключенными фарами параллельно дороге – правые колеса месили жижу на рисовом поле, а левые шли по откосу насыпи. Мы накренились под сорок пять градусов, и я тревожился, как бы автомобиль не перевернулся. Задние колеса начали буксовать и увязать в грязи. Я остановился.

Посмотрел вверх и понял, что насыпь меня не скрывала. Но поскольку было темно, оставалось надеяться на лучшее. И готовиться к худшему.

– Дай-ка мне твою сумку, – попросил я Сьюзан.

Шум мотора приближался, луч становился все ярче.