Легкие шаги безумия - Полина Дашкова

— Да, конечно. — Лена встала.

— Вот справа возьми, так, под коленки… Рая, ты за шею то обними ее. Вот так. И меня другой рукой. Ну, поднимаем!

Даже вдвоем переносить человека с парализованными ногами со стула на кровать было очень тяжело.

— Как же вы одна справляетесь? — тихо спросила Лена Зою Даниловну, когда та пошла проводить ее в сени.

— Привыкла уже, — пожала плечами старуха, — сейчас-то лучше. Хоть руки у нее работают.

— Давно это?

— Одиннадцать лет. Как узнала она, что приговор приведен в исполнение, что нет больше Никиты, так и хлопнулась на пол. Больше не вставала.

— Скажите, Зоя Даниловна, откуда она могла узнать, зачем я пришла?

— Она всем одно и то же говорит. Кто приходит — из собеса ли, из поликлиники, с почты, со сберкассы — так она уставится своими глазищами и через два слова спрашивает, ты, мол, убийцу настоящего ищешь? Некоторые пугаются, особенно если девочки молодые. Врач-то говорит, мания у ней. Тихое помешательство. Ан видишь, выходит, дождалась она. Ты ведь и вправду убийцу ищешь? Сама-то небось из милиции?

— Нет, — покачала головой Лена, не из милиции. Я действительно журналистка.

— Да уж понятно, — старуха поджала губы, — не хочешь, не говори. Пытать не стану.

Лена уже зашнуровала ботинки, надела куртку.

— Зоя Даниловна, а где Василий? — спросила она. — Как у него дела?

— Да, видать, неплохо, — старуха заговорила совсем тихо, приблизила к Лене жесткое сухое лицо, — деньги высылает регулярно, хорошие деньги. На то и живем. И на продукты хватает, и на лекарства. Сам-то в последний раз появился года два назад. Одет был хорошо, возмужал, здоровый стал как бык, не узнать! Ничего про себя не рассказывал. Переночевал ночь, матери кресло на колесиках привез, складное, легонькое такое. Вот как тепло станет, буду ее опять на улицу возить. Еще шаль привез пуховую, два платья теплых, а мне пальто — богатое такое, с меховым воротником. Мне и носить-то его жаль, висит пока. И денег оставил много. Ежели вдруг появится Вася-то, говорить ему про тебя? — Ему можно, — кивнула Лена, — но больше, пожалуйста, никому.

— Да уж, понятное дело, — старуха многозначительно поджала сухие губы, — болтать мы с Раей не станем. Да и не с кем нам, разве что, Бог даст, Вася приедет… У меня-то своих детей нет. Один он у нас с Раей, один на двоих сынок. А твои-то живы родители? — Нет, — покачала головой Лена.

— Сирота, значит?

— У меня муж, дочке два годика.

— С кем же дочку-то оставила?

— С соседкой. У нас соседка хорошая, очень мне помогает.

— Ты сама, как дите, худенькая, и личико тоненькое. Лет сколько тебе?

— Тридцать шесть.

— Это ж надо, — покачала головой Зоя Даниловна, — ни за что бы не дала. На вид девочка совсем. Не страшно тебе убийцу-то искать?

— Страшно, — улыбнулась Лена, — очень страшно. Но, если не найду, будет еще страшней.

«А я действительно ищу убийцу? — спросила себя Лена, выходя из калитки в заснеженный двор. — Да, ищу. И мне действительно очень страшно».

Фонари не горели. Улица была пуста. Лена огляделась, надеясь все-таки увидеть Сашину машину. Она даже не помнила, в какую сторону идти. Она уже хотела было вернуться в дом и спросить Зою Даниловну, как лучше добраться до старого центра, ходят ли автобусы, но тут услышала тихий автомобильный сигнал. Вспыхнули и погасли фары. Сашин «москвичок» ждал ее, примостившись в узком проходе между хрущобами. Лена обрадовалась ему как родному.

— Она была у матери Слепака.

— У кого?!

— У матери Василия Слепака. Просидела там три часа.

— А потом?

— Потом я отвез ее в гостиницу.

— О чем говорили по дороге?

— Она спрашивала, не знаю ли я случайно, где находится психдиспансер, обслуживающий район Малой Пролетарской. Я обещал завтра рано утром подбросить ее туда.

— Ты спросил зачем?

— А как же! Она мне все с чистыми глазами объяснила. Сказала, что недавно переводила для своего журнала статью какого-то американского психолога о серийных убийцах. Очень заинтересовалась этой темой. Хочет сама написать что-нибудь. А у нас, мол, в Тюменской области, в начале восьмидесятых был какой-то серийный псих, убивавший девочек. Вот она и решила совместить полезное с полезным, поднабрать здесь фактурки для будущей статьи.

— Да, очень ты меня удивил… Очень. А как насчет «хвостов»?

— Вроде нет. Но все еще впереди, если она будет продолжать в том же духе. У нас любопытных не любят.

— Сам-то что думаешь?

— Рано пока думать. Вы там через свои каналы посмотрите все, что есть, не только по Слепаку, но и по отцу его. А я по своим каналам поработаю. На всякий случай.

— Слепак-старший был тем самым маньяком, который в свое время фигурировал под именем Тихий. Расстреляли его одиннадцать лет назад.

— Ну, память у вас!

— Не жалуюсь. Но в архив схожу. На всякий случай. У тебя пока все?

— Вроде да.

— Вроде или точно?

— Понимаете, мать Слепака перенесла инсульт одиннадцать лет назад. У нее ноги парализованы и с головой не в порядке. Там, правда, еще тетка есть, сестра матери. Но из нее клещами слова не вытянешь. Говорят, тоже не в себе старуха. Я вот думаю, о чем же ваша мадам с двумя сумасшедшими бабками три часа беседовала? Где и когда она с ними успела так близко познакомиться? Откуда адрес узнала? Вообще, интересная она женщина…

— Да, интересней, чем я ожидал.

— Так, может, мне раскрыться?

— Думаю, она тебя сама раскроет. Или уже раскрыла.

— И чего теперь?

— Продолжай вести ее. Глаз не спускай.

— Так раскрываться или нет?

— Это уж как карта ляжет. В случае чего можешь от меня привет передать. Докладывай все подробно, каждый день.

Майор Иевлев нажал кнопку отбоя и уставился в стену кабинета. Такого поворота он никак не ожидал! Накануне отлета Полянской он связался с тюменской ФСБ и попросил понаблюдать за журналисткой с американцем только так, на всякий случай, только потому, что был человеком добросовестным, предусмотрительным и не хотел брать грех на душу, если вдруг, вопреки его расчетам, что-нибудь случится с легкомысленной женой полковника МВД.

Но Елена Николаевна оказалась вовсе не такой легкомысленной. Оказалось, что дело тут не только в любви и ревности. Все значительно серьезней. Судя по тому, что доложил тюменский «наружник», Полянская решила заняться в Тюмени частным расследованием. Возможно, это каким-то боком связано с Волковым и Градской… Очень даже возможно. А любовь и ревность — только камуфляж, игра в поддавки. Интересно, кто из них троих главный игрок? Градская, Волков или Полянская? Или они играют на равных?

На сегодняшний день ему было известно, что Вениамин Волков родился и вырос в городе Тобольске. Там же родилась его жена, Регина Градская. И там же в июне 1982 побывала Полянская вместе со своей подругой Ольгой Синицыной и ее братом Дмитрием, тем самым, который повесился недавно… А ведь Полянская рассказывала ему о Синицыне. Она ведь ненавязчиво предлагала некую свою версию взрыва коляски, но тогда казалось, что все это чушь собачья, что она фантазирует, притягивает за уши разные события, не имеющие друг к другу ни малейшего отношения.

Получилось, как в том анекдоте. Она ему кивала-кивала, а он не понял. Вероятно, кто-то еще ее не понял. Вот и решила она заняться частным расследованием.

— Надо лететь, — задумчиво сказал себе Иевлев, — обязательно надо посмотреть дело Слепака-старшего.

Он решил вылететь в Тюмень завтра вечером. От предчувствия большого дела и большой удачи у него чесались руки.

Глава 30

Лена открыла окно в номере и закурила. Она думала о том, что сказать завтра утром в районном психдиспансере. Станет ли вообще кто-нибудь с ней говорить? Есть ли смысл туда идти?

Предположим, в ноябре-декабре восемьдесят второго кто-то мог просмотреть карты больных, стоявших на учете, там наверняка есть группа крови. Сам убийца? Вряд ли. Для него это было бы слишком рискованно. Или нет? В любом случае он должен был либо иметь знакомых в этом диспансере и как-то серьезно обосновать свое странное желание заглянуть в картотеку, либо у него был какой-то иной доступ туда, официальный. У кого может быть официальный доступ? У сотрудника милиции, прокуратуры, у психиатра из другого района или города. Ведь не подпустят же к картотеке кого попало… Конечно, человек посторонний может что-нибудь сочинить, но в таком случае он рискует, что его запомнят и разоблачат. Нет, убийца не стал бы так подставляться.

К Слепакам приходила женщина. Предположим, светлый свитер ручной вязки за печку сунула она. Тогда вполне логично, что она же имела доступ к картотеке. Жена Волкова психиатр… Нет, опять не сходится. Раиса Даниловна сказала, что женщина была «страхолюдная». Регина Градская — настоящая красавица. Изменила внешность? Да, это логично. Женщина многое может изменить в своей внешности. Но она не сделает себя настолько некрасивой, чтобы это запоминалось как главная ее черта.