Русский Эрос "Роман" Мысли с Жизнью - Георгий Гачев

Но в русском Эросе — отчего так популярны именно видения женщин, их путешествия на тот свет: «Хождение Богородицы по мукам» или византийские «Мытарства святой Теодоры» — из «Жития Василия Новаго»[102]? На Западе — «Видение Тнугдала», «Комедия» Данте, Лэнгленд, «Путь паломника» Бэньяна. Еще раньше: Одиссей, Гильгамеш на Ближнем Востоке, Озирис… А здесь мужское дело нисхождения в ад — страстей и страданий — передается Богородице. А в мытарствах св. Теодоры с особым сладострастием описано внедрение Смерти в тело — разрывание и распахиванье и выпускание птички души когда настал ее смертный час, окружили ее дьяволы, «черные, аки Арапы». Это — преддверие смертельного срастворения она: его посылает и им, фаллом, обо все касается и трется — им и вместе путешествует по бытию

Первым делом появляется ОН (как Черномор) — ужасный, огромный, красноголовый, в черных волосах и дикости — сущий дьявол. Ужас, страх греха… (Катерина тоже чует, еще перед самим «грехопадением», как что-то горячее и черное ей нашептывает, — и обороняется от греха: уйди, «враг ты мой!» — Это уже Борису, придя к нему на свидание; и это обычно в начале: сладострастие отталкиванья — ив ходе его сладчайшее увязание и самоопутывание)

Страх — испуг — первая фаза эротического чувства у женщины. И, поскольку уже ранее выведен нами «комплекс Марии» (достаться в один и тот же день: лукавому, архангелу и богу), — та же трехчастность действа, что мы видели у Данте в «Комедии», — здесь у души Св. Теодоры. Вот грядет Сам и его бесчинная дионисийская скоморошья свита: «Одни рычали, как звери и животные, а другие, аки псы, лаяли; иные выли, аки волки, а другие, аки свиньи, хрюкали; все смотрели на меня и ржали (помните, пир чудищ в сне Татьяны? — Г. Г.)… и скрежетали на меня зубами, и хотели меня сразу проглотить…» «Проглатыванье» — в пасть, в печь, в геенну огненную — это вроде мужское ощущенье; в смятенной душе страх и испуг тоже, как лакмус, проявляет бисексуальную природу человека: здесь страх человека, ребенка — быть загнанным вновь в клетку и каморку утробы (в отличие от расширяющего присоединения — воссоединения ребра с грудной клеткой целостного Адама)

Но вот явились два ангела, «как некие красивые юноши и велели смерти вынуть душу из тела». Начинается второе звено космического смертельного действа — чистилище. (Звено архангела, предтечи, срединного царства, половинчатого человека.) Здесь и ангелы — и Смерть, горнее и дольнее, но уже открывается возможность выхода в верх: ведь Смерть-то уже не от себя, а по приказу ангелов действует. Так и дева, становясь в ходе соития женщиной, неожиданно начинает ощущать сладость, и начинается Воскресение: Черный Приап — Бармалей, Сатана теперь уже перевоплощается, предстает в чувстве как отрок, милый: ангелы, два «красивых юноши», — т. е. ощущает в себе как бы дитя, ребенка своего: материнство предварительное (до зачатия и беременности), как чувство-предтеча, — в этой точке возникает. А ТОТ еще кромсает, но брезжит уже нежность к нему: такой милый, родной..

Но это материнское чувство — проблеск и лишь переход к страстному, смертельному — пронзанию до кишок, насквозь и глубже (и все ей нутро разворотили), которого воспаленная женщина начинает алкать. «И пришла Смерть, как лев, и ревела страшно. Была она, как человек, а плоти не имела (№- в первом акте, где Мария совокупляется с дьяволом, фалл телесен: все в его свите зверины и животны — это берет свое от женщины низовая естественная природа, низ Двубого, снимает с нее присущие себе сливки и пенки и пленки. Теперь же ОН начинает ощущаться как что-то само по себе невесомое — не тяжесть, давление и толчки, а как канал облегчения, воздушности — Г. Г.): из голых костей была составлена, — и несла орудия истязаний сабли, стрелы топоры, косы, серпы, разные пилы, секиры, тесаки, крюки и другие орудия, которых никто не видывал» Весь этот колющий, режущий и пронзающий инструментарий, которым вооружена Смерть, как добрый ремесленник, — это же очевиднейшие заместители мужского начала Смерть роется и свербит там — толково работает мастеровой И далее детально описывается с наивным натурализмом, в какой последовательности как смерть отделяла члены от тела сначала отсекла ноги, потом руки (онемели — исчезло ощущение конечностей: в действе и это нужно для того, чтобы ощутить себя только полостью, шаром, бесконечностью), затем расслабила все жилы и суставы и, наконец, отрубила голову (туловище стало чистым, бесконечным шаром! зацепиться не за что — и существо готово к самочувствию невесомости и полета) «И вот чужим мне стало тело (исчезновение тяжести и веса — Г Г.), и приготовила смерть в чаше напиток и напоила меня насильно, и столь горек (читай — сладок — Г. Г) был тот напиток, что душа моя не могла вытерпеть встряхнулась и вылетела из тела, словно кто-то ее исторг оттуда силой» Се — выброс фонтана семени, извержение вулкана и напоение лона, землетрясение, оргазм и судороги, она, как птица, заклекотала — выпорхнула птичка.

И душа глядит на свое тело! «как тот, кто снимет свои одежды, оставляет их и смотрит на них, — так и я смотрела на свое тело и очень удивлялась» Помните. «Как души смотрят с высоты/ На ими брошенное тело», — когда у Тютчева женщина убивает прошлое — письма (любимого живьем) в печь, в огонь бросает освобождение испытывает — и новое, как Феникс, рождение Недаром у Тютчева здесь огонь и пепел есть — в этом раскольничьем самосожженье (воз)любившей женщины Итак, произошло распахиванье и проветриванье чрева, нутра Но это лишь второе звено в акте совершилось звено предтечи, работяги-трудяги-архангела-Смерти — уровень человека, который трудится для кого-то другого Начинается третья стража (и ночь разделена на акты соития, эпохи, грядут третьи петухи) восхищение, воспарение Двадцать мытарств, которые далее проходит душа ев Теодоры прежде, чем достигнуть рая, — как дантовы круги — ступени восхождения, касания истины своими боками (по Плотину, высшее истинное знание истины совершается как духовное осязание ее) Ангелы пдхватили душу и понесли ее туда, где солнце, «высоко вверх, почти до облаков» Там их встретили «воздушные дьяволы» и приступили к испытаниям В испытаниях проводится вся прошлая жизнь Теодоры — как у нас в замираниях видениями проносятся в вихрях и клубятся образы и воспоминания нашей жизни Это уже вторичное проведение жизни, но уже перед сознанием, на свету — как акт самосознания Князь мытарства за грех блудный был «в одеянии гнусном и смердящем, кровью, как пеной, политом, и он красовался в нем, как в царской одежде» Да это же детородный член Урана, отсеченный Кроном, как Хроносом (Временем и здесь, возможно, светом сознания, ибо теперь сладость первого, низового этажа слияния не видна и оттолкновенна) из него ведь тоже кровь капает и пена Наконец, душа попадает в собственно райские сады и палаты и веселится там — в соединении с Богом И ходит она по раю, словно по сказочному царству, как оно изображается в фольклоре, и дивится кругом много улиц с домами апостольскими, пророческими, епископскими, домами светлых мучеников «И всякая палата и дом — ихней красоты ни сказать, ни описать нельзя, а ширины и длины такой, ну сказала бы, как Царьград (!), но побольше, получше, покрасивей, не руками ведь сотворенные Были там и сады, то есть деревья, фрукты И в тех палатах слышался глас радости, глас веселия»1 Вспомним снова сны Катерины («Гроза», I, VII)

Мать-сыра земля и народ-светер

17. III.67 Вчера были Бочаровы Удрученно поведал им предварительные выводы о русском Эросе: субъект русской жизни — женщина, мужчина — летуч, фитюлька, ветер-ветер; она — мать-сыра земля верно, ей такой и требуется — обдувающий, подсушивающий, а не орошающий семенем (сама сыра — в отличие от земель знойного юга) огня ей, конечно, хотелось бы добавить к себе побольше Когда ж мужчина ее «все просил, огня-огня!» то верно сгорает ни за грош ведь он — ветер, вспыхивает в момент («ведь был солдат бумажный») Потом шли к грузинам (Серго Ломинадзе) и там Давыдовы-Гайденко Тоже — обряд семейно ходить в гости и на беседы Нет в заводе у нас мужских — не холостых — встреч (если есть — то лишь пьянка либо блуд к бабам же опять прислониться Нет, как у мусульман женщина дома, свое дело знает А в России — «смешаны все ремесла», тотальность И женщина захватила себе мужское, передав мужчине часть женскости) Нет мужских разговоров, а обязательно с половинами, с женами — словно взаимопроникаться всем хорово в разговоре надо И недаром русские женщины (тоже и француженки) так любят присутствовать прир[103] умных разговорах (Елена в «Накануне» Тургенева и др.) — словно их пронизывают словами. В общем, я прихожу не к женофобству, но с мистическим ужасом гляжу на русскую женщину — как сверхмерность, избыточествующую не женственность, но мужественность: узурпировала у нас, мужчин, наш домен. И даже поднял тост у грузин, что в России задача — мужской Ренессанс: чтобы орден мужчин образовался. И чтобы, соответственно, женщина вошла в свои берега — стала больше женщиной, т. е. за отделение: чтоб полюса были отдаленнее — и соединение более напряженным. Да! И еще: пили чачу, сейчас отхожу — и, кстати, — о русской пьянке. Ведь мужикам своим Россия, как вечным сосунам, вставляет бутылочку в глотку — и вот они сосут огненно-воздушное семя. Конечно, водочнику женщина не нужна: он же сам в питии женское заглатыванье осуществляет — какой он мужчина, насосавшийся, нализавшийся! Баба он и есть законченная. Так Россия сваливает своих мужчин, а сама зато во весь рост выпрямляется — мужественная русская баба. Синявский про это так сказал: «Русский предпочтет белую магию водки черной магии женщины». Здесь мужик русский воспрянут — как житель духа, обители света. Но вот вопрос: ради чего святость? Вокруг чего духовность, совестливость и нравственные все проблемы русской жизни, точнее — бытия? Какие опоры нравственного поведения? Из-за чего совесть. Ну, у евреев ясно ради чего: ради того, чтобы род, племя не прекращалось, дом, семья, богатство, чтобы избранный народ шел своим путем. Кстати, и это самочувствие хотели и русские интеллигенты внедрить: мессианизм, народ-богоносец, призванный меж Европой и Азией посредником быть. Но это верховная идея — не глубинная, не коренная. У Шекспира — тоже: ради крепкой жизни борются: Отелло — любовь; Гамлет — возмездие, мир в пазы вставить; Венецианский купец — прекрасное богатство; Макбет — власть. Везде это ценности твердые, все создают или добывают или охраняют тот город, то государство, что они создали, нагородили в своей жизни. И если трагедия, то не от того, что любовь — предательска, что власть — пшик, что вставить мир в пазы — немыслимое, невозможное и ненужное дело, что богатство — мнимая ценность (т. е. не от того, что опор и ориентиров нет: все, чуть обопрешься или куда ни ткни, — проваливаются), но от того, что в борьбе интересов, в продвижении к этим реальным опорам в пространстве мира, люди попирают другие ценности или в иную сторону действующие силы (как Гамлет) преобороть не могут. А ради чего в России стараются? Чтоб свою жизнь, семью, детей — этот город нагородить и корабль свой провести сквозь рифы жизни? Это фу! Как эгоистично, узко!.. «Для пользы общества сколь сладостно трудиться!» (Ломоносов). Но в чем она, польза, как узнать? Андрей Болконский в пшике жизнь провел, именно желая трудиться на пользу общества: в комиссии у Сперанского или со знаменем на поле Аустерлица — фальшиво все..