Хранители хаоса - Денис Александрович Агеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многие считают, что дикие оборотни в волчьем обличии полностью теряют разум. Это не так. Бен-Саллен был диким долгие месяцы, и на своей шкуре испытал весь ужас этого состояния. Разум не теряется, он меняется. Вместе с телом. Можно сказать, что дикий ликантроп — это два разных существа. Один — человек, другой — зверь-убийца. Конечно, оборотень, даже находясь в человеческом обличии, все равно приобретает некоторые черты волка: его зрение и обоняние обостряются, он становится сильнее, его тянет к сырой мясной пище. Но в остальном он остается самим собой. В облике зверя он тоже сохраняет некоторые человеческие черты — умеет оценивать ситуацию, ведет себя более расчетливо, хотя звериные инстинкты все же берут верх над разумом.
Бен-Саллен прислушался к себе. И понял, что в недрах его тела проснулась дрожь. Он мысленно ухмыльнулся. Такого не может быть. Да, полнолуние до сих пор вызывает в нем трепет, но голод и дрожь, тем более пришедшие вместе, как парочка возлюбленных, уже давно не посещали его.
И тут в голове всплыли воспоминания. Настолько давние, что казались почти чужими. В те далекие времена Бен-Саллен был другим человеком. Даже имя у него было другое. Имя, которое теперь запрещено произносить вслух.
Калбур-Ллон.
Он уже отвык от него. Но не забыл. Как и свое прошлое.
Бен-Саллен был одним из опытнейших тошийских следопытов. Обладал большим весом при дворе патриарха. У него было все: собственное поместье, личная охрана, красавица жена и трое детей. И все это в неполные сорок лет. Он был фаворитом патриарха, выполнял его личные поручения, и, надо признать, всегда справлялся прекрасно.
Но однажды допустил ошибку…
Племянник патриарха на охоте столкнулся с волколаком, был ранен и заразился ликантропией. Долгое время правитель Тошия скрывал это ото всех, пока не пробил кровавый час: обернувшись оборотнем, любимый родич патриарха вырезал половину одной достаточно крупной деревни и скрылся в лесу. Чтобы дело не получило огласки, изловить озверевшего ликантропа поручили Калбур-Ллону и отряду наемников. И они сделали это: выследили волколака, но живым взять не смогли. Оборотень стал сопротивляться. Все наемники пали ужасной смертью, но следопыту удалось убить зверя. Однако самое страшное заключалось в другом — племянник патриарха укусил Калбур-Ллона, передав тому проклятие ликантропии. Узнав об этом, правитель Тошия впал в ярость. Велел схватить убийцу любимого родственника и казнить. Но когда того привели ко двору, он уже успокоился и передумал. Следопыт до сих пор помнил свой последний разговор с патриархом.
«Ты подвел меня, Калбур-Ллон», — правитель Тошия смотрел в глаза убийце своего племянника не моргая. В них читалась едва переносимое страдание.
«Я сожалею», — только и смог сказать следопыт.
«Ты хорошо служил мне все эти годы. Никогда не подводил и не давал поводов усомниться в твоей верности. Но то, что произошло вчера, не может остаться безнаказанным».
В тот момент Калбур-Ллон подумал, что умрет в ближайшие несколько минут. Он даже представил себе эту смерть. Перерезанное горло, растекающаяся лужа крови на гранитном полу, безудержный плач жены. Но все обернулась по-другому.
«Я не хочу казнить тебя, но и оставить в живых — тоже не могу. Иначе все посчитают меня слабым правителем. Однако это не означает, что ты не сможешь сбежать», — произнес патриарх, по-прежнему не сводя взгляда со следопыта.
Калбур-Ллон изумился, но все понял.
«У тебя есть один час. Я думаю, ты знаешь, что нужно делать. Когда время кончится, я отдам приказ лучшим головорезам Тошия убить тебя. Я объявлю самую высокую награду за твою голову, каких еще не видывал свет». — Он говорил все это бесстрастным голосом. Голосом, лишенным жалости.
Калбур-Ллон не знал, что ответить. Он понимал, что патриарх дал ему шанс выжить, но благодарить за такой шанс он не хотел.
«А теперь уходи. И никогда не возвращайся. Никогда, слышишь? Тошия для тебя больше не существует». — Калбур-Ллон слышал эти слова, скрываясь в тайном ходу, которых в замке патриарха было пруд пруди, и которые он знал, как свои пять пальцев.
Ему повезло — из порта как раз отходило торговое судно на материк. Он попросился на него пассажиром за кругленькую сумму и к вечеру уже был далеко от Тошия и от своей прежней жизни. С семьей он так и не попрощался.
Следопыт снова глянул на единственную луну и нервно сглотнул. В горле пересохло, как после буйной попойки. Он сорвал флягу с ремня, отвинтил крышку и жадно приложился губами к горлышку. Вода, теплая и невкусная, потекла по горлу, совершенно не утолив ни жажду, ни голод.
Нет. Никакого превращения не будет, твердо сказал себе следопыт. Это невозможно. Чтобы стать цивилизованным ликантропом, он прошел через такие страдания, что лишний раз вспомнить об этом — уже подвиг. Он не мог снова вернуться в прежнюю форму. Деградации, конечно, бывают, но только не в его случае. Нужно постоянно злоупотреблять превращениями, подолгу находиться в облике зверя, не есть ничего, кроме свежего мяса. И даже тогда шанс снова стать диким невероятно мал.
Тогда, может, он всего-навсего подхватил простуду? Эта мысль показалась ему еще более бессмысленной — оборотни невосприимчивы к любым человеческим болезням. Поэтому остается только одно — признать, что у него начинается неконтролируемое превращение.
Бен-Саллен сжал начавшие увлажняться ладони в кулаки и стиснул зубы. В голове раздавался вой. Пока еще тихий, но не сулящий ничего хорошего. Потом начнут путаться мысли, голод станет сильнее, а во всем теле вспыхнет боль. Хотя боли, наверное, не будет. Его мышцы и кости уже привыкли к метаморфозам и вряд ли отреагируют на очередное, пусть и неконтролируемое, превращение сильной болью.
А потом он увидел в нескольких шагах от бивака шевеление. Как будто само пространство колыхнулось. Следопыт вскочил и огляделся.
Ничего.
Конечно же, ему все пригрезилось. Иногда так случается при превращениях. Мерещится всякая чепуха.
Но он снова увидел шевеление. Тьма словно обрела форму и ожила.
Бен-Саллен наклонился к своим вещам и извлек из
