Жемчужина, сломавшая свою раковину - Надя Хашими
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 34
РАХИМА
— Она выглядит ужасно, тетя Шаима, — сказала я. — Если бы ее увидела Шахла, она, наверное, была бы в слезах!
Тут мне пришло в голову, что и сама Шахла, вероятно, сильно изменилась. Да и я тоже. Мы больше не были теми девочками, которых выдали замуж три года назад. У Шахлы уже двое детей. Интересно, как с ней обращаются в семье мужа? Я надеялась, что сестре повезло больше, чем Парвин.
— Рохила умная девочка. Я так хотела, чтобы они отправили ее в школу, — вздохнула тетя Шаима. — И для вас я хотела того же: чтобы вы получили образование, которое поможет вам строить жизнь по собственному усмотрению…
— Да какой прок в образовании? — сердито перебила я тетю. — Ну вот я училась в школе, и что? Как это помогло мне?
— Не торопись, позже ты поймешь, — со спокойной убежденностью в голосе сказала тетя Шаима. — Посмотри на меня: огромное счастье, что я умею читать. Это как свеча, которую зажгли в темной комнате. Если я не понимаю каких-то вещей, у меня всегда есть возможность разобраться и понять. Человека, который умеет думать самостоятельно, гораздо труднее запугать или заставить делать то, чего он не хочет.
Я прикусила язык. Хотя пока не видела, каким образом несколько лет, проведенных в школе, могут помочь мне в теперешней ситуации. Что касается самой тети Шаимы, из всех девочек в ее семье она единственная доучилась до восьмого класса. Однако что принесло тете ее образование, кроме привычки читать газеты и время от времени случайно попавшиеся книги, я не понимала.
— А о маме не волнуйся, — сказала тетя Шаима, неверно истолковав сомнение, появившееся на моем лице. — Человеческий дух… Ты знаешь, что говорят о человеческом духе? Он тверже любой скалы и нежнее лепестков самого нежного цветка.
— Правда?
— Твоя мама защищает свою душу, делая нежные лепестки твердыми, как скала. И делает она это с помощью «лекарств», которые приносит твой отец, потому что для нее это единственный способ выжить. Ты должна делать то же самое, но, конечно, не таким способом. Всегда помни, твоя душа — наполовину нежный лепесток, наполовину твердая скала.
Тетя вздохнула.
— Проклятые «лекарства»! Теперь, когда Абдул Халик стал зятем твоего отца, этой дряни полно у вас в доме, ее стало слишком много, а для твоей мамы соблазн оказался слишком велик.
— Да уж, они заключили удачную сделку, — фыркнула я.
Фраза прозвучала более жестко, чем я намеревалась сказать. Временами мама-джан виделась мне жертвой. Но временами начинало казаться, что она стала соучастницей отца. В любом случае пострадали мы с сестрами. Я взглянула на спящего Джахангира и поклялась, что никогда не предам его.
— Ты, конечно, можешь винить свою мать, — словно прочитав мои мысли, сказала тетя Шаима, — но прежде стоит представить, каково это — оказаться на ее месте. Знаешь, иногда для муравья и росинка — наводнение.
Я молчала. Тетя Шаима тоже. Мы обе чувствовали, что лучше не продолжать этот разговор.
— Как с тобой обращается Абдул Халик? — прервала молчание тетя.
— Он так занят последнее время, что его и дома-то почти не бывает, — сказала я.
— Ну, это не так уж плохо. И чем же он занят?
Я пожала плечами:
— Точно не знаю. Но я слышала краем уха разговор в гостиной — что-то о его бойцах, выполняющих работу, которую солдаты иностранцев делать не могут.
— Или не хотят. Вчерашние враги сегодня становятся друзьями. Отличный бизнес у твоего мужа. Раз — и союзник западных партнеров. И никому дела нет, чем Абдул Халик занимался всего несколько лет назад.
— А чем он занимался?
— Он твой муж, Рахима, я полагала, ты уже разобралась, что к чему. Откуда, ты думаешь, у него такие деньги и такое влияние? Эти деньги сделаны на крови людей, на страданиях его собственного народа. Он грабит и убивает, затем легальным образом отмывает награбленное и предстает перед западными партнерами невинным, как ангел, а те либо на самом деле не знают, с кем имеют дело, и даже не пытаются узнать, либо делают вид, что не знают. Но в этой стране твой муж не единственный «предприниматель» подобного рода и, возможно, даже не самый худший. Ты была еще слишком маленькой, чтобы понимать, что происходило у нас в стране, а в вашей семье и вовсе не принято было обсуждать эти вещи, коль скоро твой отец воевал под командованием Абдула Халика. — Последнюю фразу тетя Шаима произнесла, понизив голос.
Я вспомнила рассказ Шахназ о том, как она стала женой Абдула Халика, — ее просто забрали из родительского дома в качестве военного трофея.
— Только ни с кем это не обсуждай. Даже с другими его женами. Поняла?
Я кивнула. Хотя предостережение тети было излишним.
— А еще ему советовали представить одну из его жен кандидатом на место в парламенте, — вспомнив подробности подслушанного разговора, добавила я. — По-моему, совершенно безумная идея, он за порог-то нас не выпускает, а тут — в Кабул отправить!
— Жену — в парламент?! Какая подлая афера!
— Почему, тетя Шаима? Ведь это такая возможность для женщины — работать в парламенте!
— Как же, возможность! — саркастично рассмеялась тетя. — Да это всего-навсего хитрый ход. Принят закон, что определенное количество мест в парламенте должны занимать женщины. Но если Абдул Халик пропихнет на это место жену, он просто будет диктовать ей, что говорить, что делать, как голосовать. Это то же самое, если бы он сам стал депутатом. — В словах тети Шаимы чувствовалась неподдельная горечь, и одновременно, судя по тому, как она проглатывала половину звуков, все внутри у нее буквально кипело от возмущения.
Я не задумывалась о подоплеке, кроющейся в предложении советников Абдула Халика, но слова тети Шаимы звучали убедительно. И теперь мне стало понятно, почему он в принципе взялся обдумывать столь дикое предложение — сделать жену депутатом парламента. Вероятно, как и говорили его советники, это был единственный способ удержать власть в нашей провинции.
— Он сказал, какую из жен намерен посадить в парламент?
— Нет. Я тоже думала, кого он выберет.
— Вероятно, Бадрию.
— Почему ее?
— Потому что Джамиля слишком красивая. Он не захочет выпускать ее из рук. А ты и Шахназ — слишком молоды. Остается Бадрия.
Тетя оказалась права.
В течение следующих недель Бадрию готовили к выборам. Часами они что-то обсуждали, запершись у нее в комнате. Мы, конечно же, не знали, о чем там шла
