Так было - Анастас Микоян

Одним из представителей Помгола за границей была Мария Федоровна Андреева — жена Максима Горького. Она выступала там с лекциями, в которых призывала зарубежную общественность оказать помощь голодающему населению России.

В августе 1921 г. Советское правительство заключило договор с американской организацией АРА об оказании помощи голодающим. (АРА — Американская администрация помощи — была создана в США в 1919 г. под председательством Гувера, ставшего позже президентом США, для оказания продовольственной и всякой иной материальной помощи европейским странам, пострадавшим во время Первой мировой войны.) Экономическая помощь, оказанная нашей стране в те годы, была достаточно ощутимой. От заграничных общественных организаций (АРА, английские квакеры, шведский Красный Крест, организация Нансена, Международный рабочий комитет, Международный совет помощи детям, германский Красный Крест, британские тред-юнионы и другие) было получено около 27 млн пудов продовольствия, главным образом пшеницы, муки, кукурузы и других продуктов. Ленин писал в 1922 г., что эта помощь «в значительной мере помогла Советской России пережить тяжелые дни прошлогоднего голода и побороть его». Калинин говорил на III сессии ВЦИК, что в результате организованной борьбы с голодом около 10 млн населения вырвано из рук голодной смерти.

В Нижегородской губернии засуха и недород захватили шесть юго-восточных уездов — нашу основную зерновую базу. И без того ограниченные продовольственные пайки для трудящихся становились все более скудными, да к тому же и выдавались они не всегда полностью.

Дело доходило до того, что из-за продовольственных затруднений некоторые цехи и даже отдельные предприятия прекращали работу.

В июне 1921 г., обсуждая создавшееся в губернии положение на бюро губкома, мы вынуждены были пойти на крайние меры и принять такое решение: «Ввиду катастрофического состояния с делом снабжения предприятий продовольствием и топливом разрешить временно массовые отпуска голодающим рабочим от двух недель до двух месяцев путем временного сокращения, а в крайнем случае и закрытия ряда предприятий, с концентрацией скудных запасов продовольствия для снабжения наиболее важных предприятий».

Однако трудности продолжали нарастать.

9 июля 1921 г. мы разослали всем укомам и райкомам партии решение бюро губкома о концентрации промышленности, с тем чтобы нерентабельные предприятия передать в аренду рабочим артелям, кооперативам и даже частным лицам.

Последствия засухи давали себя знать долго. И весной следующего года обеспечение семенным фондом пострадавших уездов улучшилось не намного. Казалось, что из создавшегося положения нет выхода.

А вместе с тем на складах губернии лежали семена яровых зерновых культур, но они были забронированы за Центром; воспользоваться ими без согласия Центра мы не имели права. Зная об отрицательном отношении Наркомпрода к использованию их зерновых резервов для сева по нашей губернии, мы все же решили обратиться в Политбюро ЦК с просьбой о помощи нам семенным зерном из фондов, забронированных Наркомпродом. Вскоре последовало разрешение выдать нам из этих фондов 200 тыс. пудов зерна.

В конце июля 1921 г. ЦК партии назначил меня уполномоченным ВЦИК по проведению сбора продналога по нашей губернии. В связи с этим меня вызвали в Москву. Там я зашел к Цюрупе, который ведал тогда всеми вопросами продовольствия, в том числе и сбором продналога. Мы сели за маленький и низкий круглый столик, стоявший несколько в стороне от его письменного стола у стены. Нам подали кофе и отдельно молоко и несколько прозрачных кусочков лимона.

Тут вот и произошел маленький конфуз. Кофе я тогда вообще не пил. Помню, как-то один раз попробовал черный кофе в гостях, но он мне не понравился. А тут вдруг — кофе, молоко и еще неизвестно каким чудом — лимон! Пить кофе мне не хотелось, но отказаться было как-то неудобно. Я добавил в кофе молока и опустил в чашку ломтик лимона. Молоко сразу свернулось. Я понял, что сделал что-то не то, но, как говорится, вида не подал.

Однако Цюрупа заметил мою неловкость и очень мягко спросил у меня, какой я люблю кофе — с молоком или с лимоном. Немножко подчеркнутое им «или» и дало мне понять, в чем я ошибся. Я смутился и ответил, что мне сейчас кофе вообще пить не хочется — «ни так, ни эдак». А чтобы поскорее замять эту неловкость, предложил Цюрупе продолжить наш разговор.

Вернувшись в Нижний, я информировал губком о своей беседе с Цюрупой и занялся работой губпродкома и его комиссаров в уездах. Приходилось много выезжать, проверять, как идет сбор продналога, хотя он и был очень небольшим.

В те годы особое значение приобрело развитие кустарной промышленности. К этому нас обязывали опубликованные в первой половине 1921 г. декреты Советского правительства о потребительской и промысловой кооперации.

Я поближе познакомился с состоянием промыслов, особенно лапотных и ложкарных, наиболее развитых и процветавших в нашей губернии. Раньше я о них знал только понаслышке и лишь теперь понял, что оба промысла имеют у нас широчайшие возможности дальнейшего развития, поскольку их продукция встречает огромный спрос, а опытные кадры и сырье есть на месте.

Таким образом, значительное расширение кустарной промышленности в губернии представлялось мне задачей практически вполне выполнимой, а это в свою очередь должно было существенно повлиять и на общее развитие местного товарооборота.

Руководство комиссией по кустарной промышленности бюро возложило на меня. Вскоре нам удалось организовать новый, работоспособный союз кооперативной промышленности, а также создать необходимый резерв сырья для снабжения кустарей и их артелей, что быстро дало свои положительные результаты.

Помню, что мы очень много занимались в то время вопросами выдвижения и воспитания новых руководящих партийных кадров, что имело особый смысл, поскольку от нас постоянно забирали на руководящую работу в другие губернии многих ценных работников.

Дважды приезжал в Нижний по заданию ЦК А.А.Сольц из ЦКК. Оба его приезда в августе и ноябре 1921 г. — были связаны с жалобами в ЦК и ЦКК на решения губернской комиссии по проверке и чистке Нижегородской партийной организации. Оба раза Сольц со свойственной ему скрупулезностью изучал все материалы губернской комиссии, беседовал с каждым подавшим жалобу, перепроверял факты, обоснованность предъявленных им обвинений. ЦК и ЦКК приняли доклад Сольца к сведению, а решения Нижегородской губернской комиссии по проверке и чистке нашей организации утвердили.

19 декабря 1921 г. открылась XI Всероссийская партийная конференция, на которой я присутствовал как делегат от Нижегородской организации. Все мы были уверены, что вновь увидим и услышим Ленина, который действительно собирался быть на этой конференции: нам стало известно, что он даже заполнил делегатскую анкету.