Нулевой потенциал - Фредерик Браун

— Конечно, смогу.

— Вот вам и гарантия! Если вы будете не удовлетворены, не платите нам ни цента.

— Я подумаю.

— Зачем откладывать? Ведущие психологи говорят, что настоящая любовь укрепляет нервную систему и восстанавливает душевное здоровье, успокаивает ущемленное самолюбие, уравновешивает действие гормонов и улучшает цвет лица. В любви, которую мы продаем вам, есть все: глубокая и постоянная привязанность, несдерживаемая страсть, полная преданность, почти мистическое обожание как ваших недостатков, так и достоинств, искреннее желание делать приятное. И в дополнение ко всему этому только «Любовь инкорпорейтед» может продать вам неудержимую первую искорку, ослепительный миг любви с первого взгляда!

Мистер Тейт нажал кнопку. Еще колебавшийся Саймон нахмурился. Дверь открылась, в комнату вошла девушка, и Саймон перестал думать.

Она была высокая и стройная. У нее были каштановые волосы с рыжеватым отливом. Саймон не мог бы ничего сказать о ее лице: глаза его застлали слезы. И если бы его спросили о ее фигуре, он убил бы спрашивающего.

— Мисс Пенни Брайт, — сказал мистер Тейт, — познакомьтесь с мистером Альфредом Саймоном.

Девушка пыталась заговорить, но не могла произнести ни слова. И Саймон тоже лишился дара речи. Стоило ему взглянуть на нее, и он понял все. Он сердцем чувствовал, что любим по-настоящему, беззаветно.

Они сразу же рука об руку вышли, сели в реактивный вертолет и приземлились у маленького белого коттеджа, который стоял в сосновой роще и глядел окнами на море. Они разговаривали, смеялись и ласкали друг друга, а позже в зареве лучей заходящего солнца Пенни показалась Саймону богиней огня. А в голубоватых сумерках она взглянула на него своими огромными темными глазами, и ее знакомое тело снова стало загадочным. Взошла луна, яркая и сумасшедшая, превратившая плоть в тень, и девушка, рыдая, била его по груди маленькими кулачками, и Саймон тоже рыдал, сам не зная почему. И наконец наступил рассвет, слабые и тревожные лучи солнца играли на запекшихся губах и телах, прильнувших друг к другу, а рядом гром прибоя оглушал, разжигал, доводил их до безумия.

В полдень они вернулись в контору фирмы «Любовь инкорпорейтед». Пенни стиснула его руку и исчезла за дверью.

— Это была настоящая любовь? — спросил мистер Тейт.

— Да!

— И вы полностью удовлетворены?

— Да! Это была любовь, самая настоящая любовь! Но почему она настаивала на том, чтобы мы вернулись?

— Наступило постгипнотическое состояние, — сказал мистер Тейт.

— Что?

— А чего вы ожидали? Всякий хочет любви, но немногие могут заплатить за нее. Пожалуйста, вот ваш счет, сэр.

Саймон раздраженно отсчитал деньги.

— В этом не было необходимости, — сказал он. — Я, безусловно, заплатил бы за то, что нас познакомили. Где она теперь? Что вы с ней сделали?

— Пожалуйста, попытайтесь успокоиться, — уговаривал мистер Тейт.

— Я не хочу успокаиваться! — кричал Саймон. — Я хочу видеть Пенни!

— Это невозможно, — ледяным тоном произнес мистер Тейт. — Будьте любезны, прекратите эту сцену.

— Вы хотите выкачать из меня побольше денег? — вопил Саймон. — Ладно, я плачу. Сколько я должен заплатить, чтобы вырвать ее из ваших лап?

И Саймон выхватил бумажник и швырнул его на стол. Мистер Тейт ткнул в бумажник указательным пальцем.

— Положите это к себе в карман, — сказал он. — Мы старая и уважаемая фирма. Если вы еще раз повысите голос, я буду вынужден удалить вас отсюда.

Саймон с трудом подавил гнев, сунул бумажник в карман и сел. Глубоко вздохнув, он спокойно сказал:

— Простите.

— Так-то лучше. Я не позволю кричать на себя. Но если вы будете благоразумны, я могу выслушать вас. Ну, в чем дело?

— Дело? — снова повысил голос Саймон. Потом постарался взять себя в руки и сказал: — Она любит меня.

— Конечно.

— Тогда как же вы могли разлучить нас?

— А какое отношение имеет одно к другому? — спросил мистер Тейт. — Любовь — это восхитительная интерлюдия, отдохновение, полезное для интеллекта, для вашего «я», для баланса гормонов, для кожи лица. Но вряд ли бы кто пожелал продолжать любовь, не так ли?

— Я пожелал бы, — сказал Саймон. — Эта страсть необыкновенная, единственная…

— Все они такие, — перебил его мистер Тейт. — И как вам известно, они все производятся одним и тем же способом.

— Что?

— Вы, конечно, знаете о механике производства любви?

— Нет, — сказал Саймон. — Я думал, эта была… единственная.

Мистер Тейт покачал головой.

— Мы отказались от процесса естественного выбора много веков тому назад, вскоре после технической революции. Он слишком медлен и для коммерции непригоден. К чему он, если мы можем производить любое чувство путем тренировки и стимулирования определенных мозговых центров? И каков результат? Пенни влюбляется в вас по уши! Ваша собственная склонность, как мы прикинули, именно к ее соматическому типу сделала чувство полным. Мы всегда пускаем в ход темный морской берег, сумасшедшую луну, бледный рассвет…

— И ее можно заставить полюбить кого угодно, — медленно произнес Саймон.

— Можно убедить полюбить кого угодно, — поправил мистер Тейт.

— Господи, как же она взялась за эту ужасную работу? — спросил Саймон.

— Как обычно. Она пришла и подписала контракт. Работа очень хорошо оплачивается. И по истечении срока контракта мы возвращаем ей первоначальную индивидуальность. Неизменившуюся! Но почему вы называете эту работу ужасной? В любви нет ничего предосудительного.

— Это была не любовь!

— Нет, любовь! Товар без подделки! Незаинтересованные научные фирмы провели качественный анализ, сравнив ее с естественным чувством. Все проверки показали, что наша любовь более глубокая, страстная, пылкая, полная.

Саймон зажмурился, потом открыл глаза и сказал:

— Послушайте. Мне наплевать на ваш научный анализ. Я люблю ее, она любит меня, а все остальное не имеет значения. Позвольте мне поговорить с ней! Я хочу жениться на ней!

От отвращения у мистера Тейта сморщился нос.

— Полноте, молодой человек! Вы хотите жениться на такой девушке! Если ваша цель — брак, то такими делами мы тоже занимаемся. Я могу устроить вам идиллическую женитьбу по любви почти с первого взгляда, на девственнице, обследованной чиновником правительственного надзора…

— Нет! Я люблю Пенни! Позвольте хоть поговорить с ней!

— Это совершенно невозможно, — сказал мистер Тейт.

— Почему?

Мистер Тейт нажал кнопку на своем столе.

— Что вы еще выдумали? Мы уже стерли предыдущее внушение. Пенни теперь любит другого.

И тогда Саймон понял. Может быть, даже сейчас, в этот момент, Пенни глядит на другого мужчину с той страстью, которую познал он сам, испытывает к другому мужчине ту полную и безбрежную любовь, которую незаинтересованные научные фирмы сочли более сильной, нежели старомодный, коммерчески невыгодный естественный выбор, и проводит время на том темном морском берегу, который упомянут в рекламной брошюре…

Он бросился вперед, чтобы задушить мистера Тейта, но два дюжих служителя, ворвавшись в комнату, схватили его и повели к двери.

— Помните! — крикнул ему вслед Тейт. — Это ни в коем случае не обесценивает того, что вы пережили.

При всей своей озлобленности Саймон понимал, что Тейт сказал правду.

И потом он очутился на улице.

Сначала у него было одно желание — бежать с Земли, где коммерческих несообразностей больше, чем может позволить себе нормальный человек. Он шел очень быстро, но Пенни шла рядом, и ее лицо было удивительно красивым от любви к нему, и к другому, и вон к тому, и к тому, и к тому…

И конечно, он пришел в тир.

— Попытаете счастья? — спросил управляющий.

— А ну, поставьте их, — сказал Альфред Саймон.

Кингсли Эмис

Хемингуэй в космосе

Женщина смотрела на него, и он проделал еще один поиск. Снова ничего не вышло, но он знал, что один из них был где-то неподалеку. Так уж получается, что вы всегда это знаете. Через двадцать лет вы всегда знаете, когда один из них где-то неподалеку.

— Есть что-нибудь?

— Пока нет.

— Я думала, вы сразу сможете сказать, где найти этих тварей, — сказала она. — Я думала, мы наняли вас потому, что вы сразу наведете нас на одну из этих тварей. Я думала, для этого мы вас и наняли.

— Ну, ну, Марта, — сказал молодой человек. — Никому не дано найти ксиба там, где его нет. Даже мистеру Хардакру. Мы можем наткнуться на них в любую минуту.

Она отошла от них троих у пульта управления, и ее бедра, обтянутые облегающими брюками, вызывающе покачивались. Сука ты, подумал вдруг Филипп Хардакр. Проклятая, капризная, нудная, безмозглая сука. Ему стало жаль молодого человека. Он был симпатичный парень, и он был женат на этой проклятой, безмозглой суке, и он слишком боялся ее, чтобы послать ее отсюда к чертовой матери, хотя видно было, как ему этого хочется.