Военные мемуары. Призыв, 1940–1942 - Шарль Голль

— Я согласен, что по некоторым внешним признакам вы могли подумать, что мы хотим занять место Франции в Леванте. Я вас уверяю, что это не так. Чтобы рассеять это недоразумение, я готов направить вам письмо, гарантирующее вас в отношении нашей полной незаинтересованности в Леванте в политических и административных вопросах.

— Это было бы, — ответил я, — прекрасным принципиальным заявлением. Но остается в силе соглашение, заключенное в Сен-Жан д’Акре, которое этому явно противоречит. Кроме того, оно грозит привести к инцидентам между вашими представителями, выполняющими это соглашение, и нашими, которые его не признают. Остается также в силе ваше намерение расширить прерогативы английского военного командования в Леванте, что несовместимо с нашей позицией в данном вопросе.

— Может быть, вы можете что-нибудь предложить нам и в отношении этих двух вопросов?

— По первому вопросу я не вижу иного выхода, кроме немедленной договоренности между нами относительно «применения» условий соглашения о перемирии, которая исправила бы на практике то, что порочно в его тексте. Что же касается второго вопроса, то необходимо в срочном порядке, чтобы вы обязались ограничить прерогативы вашего командования на сирийской и ливанской территориях военными операциями против общего врага.

— Разрешите мне подумать об этом.

Атмосфера улучшалась. Наконец, после различных перипетий, 24 июля мы договорились о «разъяснительном» соглашении по поводу соглашения о перемирии, заключенном в Сен-Жан д’Акре. Переговоры по этому соглашению вели с нашей стороны генерал де Лармина и полковник Вален. Англичане заявили, что они готовы предоставить нам возможность вступить в контакте войсками Леванта, чтобы организовать их переход на нашу сторону. Они согласились также на передачу вооружения в распоряжение вооруженных сил «Свободной Франции» и отказывались от своего намерения поставить под свое командование сирийские и ливанские части. Было, кроме того, оговорено, что «в случае установления существенного нарушения соглашения о перемирии со стороны должностных лиц Виши английские вооруженные силы и войска „Свободной Франции“ примут все меры, которые они сочтут необходимыми, чтобы присоединить войска Виши к „Свободной Франции“». А так как фактически такие «существенные нарушения» уже неоднократно имели место, то можно было надеяться — и Литтлтон сам меня в этом заверил, — что в конце концов вопрос о том, куда направить вишистские войска, будет в ближайшее время пересмотрен.

Я не сомневался в доброй воле английского министра. Но что станут предпринимать вопреки достигнутому соглашению генерал Вилсон и те его сотрудники, которые «симпатизируют» арабам? С целью добиться того, чтобы они вели себя как полагается, я снова телеграфировал Черчиллю, умоляя его «воспрепятствовать передаче в распоряжение Виши целой армии, состоящей из организованных частей». «Считаю своим долгом еще раз повторить, — прибавлял я, — что в интересах самой элементарной безопасности мне представляется необходимым отменить репатриацию армии Денца и предоставить возможность свободным французам помочь этим несчастным людям, обманутым вражеской пропагандой, выполнить свой долг».

На следующий день, 25 июля, Оливер Литтлтон, министр без портфеля в английском правительстве, ответил от имени Англии:

«Мы признаем исторические интересы Франции в Леванте. Великобритания не имеет никаких интересов в Сирии и Ливане, кроме желания выиграть войну. У нас нет никаких намерений посягать каким-либо образом на позиции Франции. И „Свободная Франция“, и Великобритания обещали независимость Сирии и Ливану. Мы охотно допускаем, что как только этот этап будет окончательно завершен, Франция должна будет занять доминирующее в Леванте и привилегированное положение по сравнению со всеми другими европейскими странами… Вы имели возможность ознакомиться с недавними заверениями премьер-министра, сделанными в этом духе. Я счастлив подтвердить их сегодня».

В том же письме Литтлтон заявлял, что принимает текст соглашения, который я ему передал и в котором речь шла о координации действий английских и французских военных властей на Востоке. Из него следовало, что англичане не имеют права вмешиваться в Леванте в политическую и административную область, а мы в свою очередь соглашаемся на выполнение их командованием функций стратегического руководства. Причем точно определялись границы этого руководства.

В тот же день я выехал в Дамаск и Бейрут.

По тому, как происходил торжественный въезд главы «Свободной Франции» в сирийскую столицу, можно было убедиться в энтузиазме населения этого древнего города, который раньше при всяком удобном случае подчеркивал свою холодность по отношению к французским властям. Когда несколько дней спустя я обратился в стенах университета к представителям страны, сгруппировавшимся вокруг сирийского правительства, и уточнил цели, которые ставила перед собой в Леванте Франция, я добился с их стороны полного понимания.

В Бейрут я прибыл 27 июля. Французские и ливанские войска были выстроены шпалерами на всем протяжении пути, в то время как толпа встречала меня аплодисментами. Я направился через переполненную восторженным народом Пушечную площадь в Малый сераль и торжественно обменялся там полными оптимизма речами с главой ливанского правительства Альфредом Наккашем. Затем я явился в Большой сераль, где собрались французские должностные лица. Большинство из них поддерживало систему управления, установленную Виши, или относилось к ней с доверием. Но, вступая с ними в беседу, я убедился еще раз, какое влияние оказывают на поведение и даже на убеждения людей события, если они в полном смысле этого слова являются решающими. Высокопоставленные лица, чиновники, представители духовенства — все заверяли меня в своей лояльности и обещали, что будут служить своей стране при новой власти с безграничной преданностью. Должен сказать, что за самыми небольшими исключениями эти обещания были выполнены.

Почти все французы, оставшиеся в Сирии и Ливане, невзирая на самые трудные обстоятельства, не переставали доказывать на деле, что они тесно сплотились вокруг «Свободной Франции», которая боролась за освобождение страны, одновременно осуществляя на местах права и обязанности Франции.

Между тем как раз настало время, чтобы заставить уважать эти права и обязанности. Сразу же по прибытии в Бейрут я констатировал, насколько мало считаются генерал Уилсон и его политические сотрудники в военной форме с соглашением, заключенным мною с Литтлтоном. Должен признать, что это не вызвало у меня удивления. Что же касалось выполнения условий перемирия, равно как и поведения англичан в Сирии и Ливане, то все происходило таким образом, как будто никто ничем не был нам обязан.