Война крылатых людей - Пол Андерсон

— В систему Анторана входит одна планета, которую краоканцы приспособили для жизни, однако для них она слишком далеко расположена от солнца и чересчур холодна. Но для людей она подходит. Это и есть мой мир, Неугейм.

«Гм, — подумал Фолкейн. — Это означает наличие, по крайней мере, еще одной планеты, подходящей по своим условиям для краоканцев: такой большой военный флот, который, как поклялся Белджагор, они ему продемонстрировали, не мог быть построен на скорую руку без достаточных ресурсов и населения. А это, в свою очередь, означает наличие большой звезды с широкой биотермальной зоной. Что абсурдно! Каждая звезда типа „Ф“ в этом районе посещалась кораблями Лиги; то же самое относится и к звездам типа „Ж“; и у них определенно не было обнаружено таких систем, как…»

— Мой отец тайно вернулся на Новую Германию, — сказала Ута Хорн. — Собрал добровольцев. В благодарность за помощь они получили от краоканцев планету Неугейм.

«Я совершенно уверен, что они в первую очередь мечтали о завоеваниях, — думал Фолкейн. — Да, я могу догадаться, откуда у краоканцев появилась идея возрождения фатерлянда. А если к этой идее добавить антилиговую пропаганду, то, естественно, возникает мысль о том, чтобы напасть первыми».

— Германские инженеры научили анторанитов строить корабли для полетов в гиперпространстве, — сказал он, — германские офицеры тренировали их экипажи, а германские тайные агенты собирали сведения о событиях за пределами системы. Черт побери, вы, должно быть, были очень заняты?

Она кивнула. Две порции напитка слегка изменили ее голос.

— Правда. Все второстепенно по сравнению с Крестовым походом. После него мы сможем и отдохнуть.

— А почему не сейчас? — спросил Фолкейн. — Зачем бороться с Лигой? Мы не возражаем против межзвездной экспансии краоканцев и ничего не имеем против любого социального строя, который вы установите на Неугейме.

— После всех вмешательств Лиги в прошлом?

— Ну, конечно, мы кое-что предпринимаем, когда затрагиваются наши интересы. Но, Ута, — он решил установить более фамильярные отношения, — Галасоциотехническая Лига не государство, и не правительство… Это всего лишь основанное на взаимной выгоде объединение межзвездных торговцев, которые друг к другу относятся гораздо подозрительнее, чем к кому-либо вне Лиги.

— Основа торговли — власть, — сказала она в ответ, цитируя Клаузевица. — Когда мы с нашими союзниками обезопасим этот район, возможно, тогда мы вновь позволим вам действовать в нем… на определенных условиях. Иначе вы легко сумеете навязать нам свою волю, если окажется, что наши интересы не совпадают…

— Лига не позволит этого, — предупредил он.

— Я думаю, Лиге лучше смириться, — возразила она.

— Мы уже здесь, в этом районе, мы контролируем все линии коммуникаций. И в любом месте можем ударить из Космоса… Военный флот Лиги вынужден будет преодолеть много парсеков. Он обнаружит только, что его базы разрушены. А вот где наш дом, по-прежнему не будет известно!

Фолкейн торопливо пошел на понятую, он совсем не хотел разжигать ее гнев.

— У вас, несомненно, подавляющее преимущество, — сказал он. — Лига, конечно, сможет выставить гораздо большие силы, чем у вас, — вы, надеюсь, понимаете это, — но Лига может и решить, что цена победы будет слишком высокой и расходы превысят возможную прибыль.

— Так рассчитывал и мой отец перед своей смертью. Торговцы, живущие только ради денег, могут смириться. Люди благородного происхождения иные — они живут ради идеи, а не ради денег.

«Хотел бы я, — подумал Фолкейн, — чтобы ты высунула свой хорошенький носик из своего маленького королевства и посмотрела бы, как вынуждены трудиться аристократы», — но вслух сказал:

— Что ж, Ута, я с вами согласен. Вспомните, я ведь не только торговец, но и дворянин. Однако психология человека не так проста. Пэр может стать политиком со всем тем, что из этого следует. А торговец может оказаться идеалистом.

— Что? — она изумленно взглянула на него. — Как это?

— Неужели вы думаете, что мы работаем только ради денег? Если бы это было нашей единственной целью, мы бы сидели у себя дома, в безопасности. Нет, нас влекут приключения, новые горизонты, борьба жизни с неодушевленной природой — самой Вселенной, величайшим противником всех нас.

Она нахмурилась, потом смягчилась.

— Я не совсем вас понимаю.

— Разрешите, я приведу несколько примеров.

4

Обед был сервирован в башенке на крыше, откуда было видно все вокруг. Ночью Венесса была прекрасна. На небе сияли две луны, маленькие и быстрые, превращавшие планету в фантазию из тусклого серебра и движущихся теней. Озеро сверкало, туземный город был похож на огромный цветок. Небо над головой было усеяно звездами, среди которых королевским бриллиантом выделялась Бета Центавра, ее сияние соперничало со светом лун.

Светлые блики скользили по загорелым щекам Уты Хорн, из проигрывателя мягко лилась Седьмая симфония Бетховена, в бокалах с шампанским плясали пузырьки. Обед неторопливо продвигался от закуски и консоме к рыбе, мясу, салату, а затем к сыру. Фолкейн непрерывно подливал вино. Они не пьянели — Ута, увы, была начеку, но оба испытывали приятную легкость.

— Расскажите мне что-нибудь, — попросила она. — У вас удивительная жизнь, Дэвид. Как у героя древних саг — но ведь это происходит сейчас, а значит, вдвойне интересно.

— Дайте подумать, — сказал он, вновь наполняя ее бокал. — Может, рассказать вам о том, как я разбился на бродячей планете?

— Что это?

— Свободная планета, без звезды. Их много блуждает в Космосе. Чем меньше масса, тем легче ей было освободиться, когда формировалась Галактика. Они обычно образуют группы… но, если быть честным, то обычно их и не встречаешь — Космос слишком велик, а они малы и темны. Но по случайному совпадению на пути от Тау Кита к 70 Змееносцам я…

На самом деле приключение произошло с кем-то другим. То же самое можно было сказать о большинстве историй, рассказанных затем Фолкейном. Но он не видел причины, почему бы не рассказать хороший анекдот.

Он говорил, а она, ничего не подозревая, продолжала прихлебывать шампанское.

— …и наконец я восстановил воздух, разогрев и очистив замерзший газ. И с радостью покинул эту планету!

— Я думаю, — она вздрогнула, — Космос страшен. Прекрасен, но и страшен. Мне больше нравятся планеты, — она посмотрела по сторонам. — Здесь не такая ночь, как у нас дома. Не знаю, что мне больше нравится и где лучше: на Неугейме или на Венессе. После наступления темноты, конечно, — добавила она со смехом, напоминающим рыдание. — Краоканские миры невыносимы днем.