Предательство по любви - Энн Перри

– Я рад, что вы теперь счастливы, – с трудом произнес он. – Вам незачем пугаться. Я заехал просто так. Побывал в Гилдфорде, а теперь возвращаюсь в Лондон – там сейчас судят одну женщину за убийство мужа. Дело настолько похожее, что я невольно вспомнил о вас и решил узнать, как вы живете. Узнал – и ухожу.

– Спасибо. – Его возлюбленная вздохнула с облегчением. – Я… Мне бы не хотелось, чтобы Джеральд узнал о вашем визите. Ему бы это не понравилось…

– Тогда и не говорите ему, – посоветовал Монк. – А служанке объясните, что приходил старый знакомый – осведомиться о вашем здоровье.

– Я здорова и счастлива. Спасибо, Уильям. – Женщина явно испытывала неловкость, возможно почувствовав, насколько жалко прозвучали ее слова. Теперь любое промедление со стороны ее гостя явилось бы намеком на желание отомстить ей за отказ. А сыщик не хотел после жалеть о содеянном.

– Что ж, я вернусь на станцию и подожду следующего поезда на Лондон. – Он двинулся к двери, и Гермиона поспешно отворила ее перед ним.

Детектив попрощался и двумя минутами позже уже шагал по обсаженной деревьями дороге. Ветер играл сиявшей на солнце листвой, щебетали птицы… То здесь, то там виднелись цветущие живые изгороди, наполняя воздух нежным ароматом. На глаза невольно наворачивались слезы, но не от жалости по утраченной любви, а от сознания ее изначальной тщетности. С нежного, но пустого личика Гермионы он собственноручно вылепил желанный образ и наполнил его несуществующим содержанием.

Монк заморгал и ускорил шаги. У него был твердый характер, часто жестокий, но самое главное – мужественный. Если раньше его не могли сломить никакие невзгоды, то не сломит и эта.

В воскресенье Эстер удалось повидаться с Дамарис. К счастью, на этот раз ей не пришлось встречаться с родителями подруги. Эдит сразу провела ее в то крыло дома, где в относительном уединении жили супруги Эрскин. Мисс Лэттерли испытывала бы неловкость, общаясь с Фелицией, зная то, что ей удалось узнать.

С Дамарис необходимо было поговорить с глазу на глаз, без риска постороннего вмешательства. Ошарашить фактами, собранными Монком, и, быть может, выудить у нее признание. Миссис Собелл, не пускаясь в расспросы, согласилась отвлечь Певерелла и увести его под каким-нибудь предлогом из дома. Сама Эстер сказала ей лишь то, что разговор с ее сестрой предстоит весьма деликатный и касается довольно болезненной темы. Она не решилась открыть подруге страшную правду – та могла испугаться, и тогда все их с Оливером и Уильямом планы пошли бы прахом.

Ожидая миссис Эрскин, Эстер вновь и вновь убеждала себя в необходимости такого пусть частичного, но все-таки обмана.

Комната была типична для Дамарис: с одной стороны, в обстановке чувствовалась любовь хозяйки к порядку, приличию и комфорту, но с другой – многое свидетельствовало о ее склонности к оригинальности и бунтарству. Идиллические пейзажи соседствовали с репродукциями самых экспрессивных работ Уильяма Блейка. На полке можно было заметить книги по религии, философии и рядом – обзоры современной политики. Создавалось впечатление, что в комнате проживают два совершенно разных человека.

Миссис Эрскин вошла, облаченная в новое платье, однако такое старомодное, что при взгляде на него невольно возникала мысль о временах французской империи. Впрочем, пережив первое удивление, Эстер присмотрелась и поняла, что при всей оригинальности такого наряда он весьма удобен. Красавица Дамарис любила эффекты, но не брезговала и комфортом.

– Рада вас видеть, – тепло приветствовала она гостью. Лицо ее было бледным, а под глазами залегли круги, свидетельствующие о бессонной ночи. – Эдит сказала, что вы хотите поговорить об этом ужасном деле. Право, не знаю, что я могу вам сказать. Какое несчастье! – Она тяжело опустилась на диван, а потом машинально, ради удобства, подобрала под себя ноги и грустно улыбнулась. – Боюсь, ваш Рэтбоун забрел на слишком глубокое место – он недостаточно сметлив, чтобы выручить Александру. – Дамарис поморщилась. – И, насколько я могу судить, он даже не пытается этого сделать. В чем причина, Эстер? Неужели он отчаялся?

– О нет, – быстро сказала мисс Лэттерли, уязвленная выпадом против Рэтбоуна. Она уселась неподалеку от миссис Эрскин. – Просто он выжидает. Его черед еще настанет.

– Как бы не было поздно! Присяжные уже мысленно приговорили ее. Вы видели их лица? Я видела.

– Нет. Есть факты, которые могут изменить ход всего процесса, поверьте!

– В самом деле? – Дамарис в сомнении скривила лицо. – Не могу себе представить.

– Не можете?

Хозяйка покосилась на гостью:

– Вы произнесли это так, словно полагаете, что мне эти факты известны. Но я не знаю ничего такого, что могло бы повлиять на решение присяжных.

Выбора не было. Эстер понимала, что сейчас хороши все средства, включая и предательство.

– Вы находились в тот вечер в доме Фэрнивелов, – напомнила она, хотя это было и так хорошо известно им обеим.

– Я ничего не знаю, – искренне ответила Дамарис. – Видит бог, если бы я что-то знала, я бы сказала об этом раньше!

– Сказали бы? Независимо от того, насколько ужасно это прозвучит?

Красавица нахмурилась:

– Ужасно? Александра толкнула Таддеуша через перила, затем сошла вниз, взяла алебарду и вонзила ее в его бесчувственное тело! Вот что ужасно. Что может быть еще ужаснее?

Ее собеседница сглотнула, но не отвела глаз:

– То, что вы обнаружили, поднявшись в комнату Валентайна Фэрнивела, незадолго до смерти Таддеуша.

Дамарис побледнела. Лицо ее сделалось уязвимым и словно помолодело.

– Это не имеет отношения к смерти Таддеуша, – очень тихо произнесла она. – Абсолютно никакого… Это было другое… – Она чуть ссутулилась, и голос ее сорвался.

– Думаю, что имеет. – Мисс Лэттерли не могла позволить себе быть мягкой.

Тень горькой улыбки скользнула по лицу миссис Эрскин и исчезла.

– Вы ошибаетесь. Поверьте, это не так.

– Не могу. Я могу лишь поверить в то, что вы так считаете. Но, по-моему, вы не правы.

Лицо Дамарис застыло.

– Вы ничего не знаете, а рассказать вам я не могу. Жаль, но Александре это никак не поможет. Это не ее горе, а мое.

Сердце Эстер сжималось от жалости и стыда.

– Вы знаете, почему Александра убила мужа? – спросила она.

– Нет.

– А я знаю.

Миссис Эрскин вскинула голову. Глаза ее широко раскрылись.

– Почему? – сдавленно отозвалась она.

Ее гостья сделала глубокий вдох.

– Потому что он вступил в противоестественную связь с собственным сыном, – негромко произнесла она, и в наступившей тишине ее слова прозвучали до непристойного прозаично, как если бы Эстер изрекла какую-то банальность, которую они обе забудут спустя несколько секунд.

Дамарис не вскрикнула и не упала в обморок. Она даже не отвела взгляда – лишь побледнела сильнее прежнего.

Мисс Лэттерли стало не по себе, когда она наконец осознала самое страшное: ее собеседница даже не была удивлена. Значит, Монк прав. Тот вечер открыл ей глаза на грехи Певерелла. Женщина готова была обнять Дамарис, точно рыдающего ребенка, но что толку – эту рану уже не исцелить!

– Вы знали, не так ли? – спросила она вслух. – Вы убедились в этом в тот вечер?

– Нет, не знала, – тихо и безразлично отозвалась миссис Эрскин.

– Вы знали. Вы знали, что Певерелл тоже занимается этим – с Валентайном Фэрнивелом. Это потрясло вас. Вы были на грани истерики. Не понимаю, как вам вообще удалось сдержаться. Я бы на вашем месте не смогла…

– О боже, нет! – Наконец-то ужас взломал лед в душе красавицы. – Нет! – Она рванулась вперед, причем так неловко, что сползла с дивана и оказалась на полу. – Я не знала. Певерелл здесь ни при чем! Как вы вообще могли подумать такое?! Это… Это безумие! Кто угодно, но только не он!

– И все же вы знали. – Эстер впервые почувствовала сомнение. – Разве не это вы обнаружили, войдя в комнату Валентайна?

– Нет! – Дамарис умоляюще простирала руки к мисс Лэттерли, и притворства в этом не чувствовалось. – Нет, Эстер… Ради бога, поверьте, вы ошибаетесь!

Женщина боролась с собой. Могло ли это быть правдой?

– Тогда что вы там увидели? – Она нахмурилась, собираясь с мыслями. – Вы вышли из комнаты Валентайна, как после светопреставления. Почему? Что еще вы могли там обнаружить? Если это не имеет отношения к Александре и Таддеушу… или к Певереллу… то тогда к кому?

– Я не могу вам сказать!

– А я не могу вам поверить. Рэтбоун вызовет вас для дачи показаний. Кассиан был растлен своим отцом, своим дедом, прошу прощения, и кем-то еще. Мы должны выяснить, кто этот третий, и доказать его причастность. Иначе Александра будет повешена.

Бледность Дамарис приобрела сероватый оттенок, и лицо ее словно сморщилось.

– Я не могу вам сказать. Это… это убьет Певерелла. – Она метнула взгляд на Эстер. – Нет. Нет, клянусь вам, это не то, что вы думаете.