Ключ Сары - Татьяна де Ронэ

– Бедный bambino, ему было всего двенадцать, когда его мать умерла, сами понимаете… Это разбило мальчику сердце. Я вырастила его как собственного ребенка. Научила любить Италию. Он женился на итальянке из моей родной деревни.

Она лучилась гордостью.

– Он живет в Роксбери? – спросила я.

Она улыбнулась, снова погладив мне щеку:

– Mamma mia, нет, Уильям живет в Италии. Он уехал из Роксбери в восьмидесятом году. Ему было двадцать лет. Он женился на Франческе в восемьдесят пятом. У него две чудесные дочки. Время от времени он навещает отца, и меня, и Неллу, но не очень часто. Он не любит это место. Оно напоминает ему о гибели матери.

Я вдруг почувствовала себя лучше. Мне уже было не так жарко, ощущение удушья прошло. Теперь мне дышалось легче.

– Миссис Рейнсферд… – начала я.

– Прошу вас, зовите меня Мара.

– Мара, мне нужно поговорить с Уильямом. Я должна с ним встретиться. Это очень важно. Можете дать мне его адрес в Италии?

Связь работала плохо, и я едва слышала голос Джошуа.

– Тебе нужен аванс? – переспросил он. – В самый разгар лета?

– Да! – заорала я, раздраженная сомнением в его голосе.

– Сколько?

Я сказала.

– Эй, что происходит, Джулия? Твой дорогой муж сделался скупердяем?

Я устало вздохнула:

– Ты мне его дашь или нет, Джошуа? Это важно.

– Конечно, не сомневайся. Ты впервые просишь у меня аванс. Надеюсь, ты не влипла в неприятности?

– Нет. Но мне нужно кое-куда съездить. Вот и все. И съездить побыстрее.

– О, – бросил он. Я почувствовала, как в нем взыграло любопытство. – А куда ты собралась?

– Я везу дочь в Тоскану. Я тебе потом все объясню.

Я произнесла это спокойным решительным тоном. Он понял, что настаивать бесполезно. Но я чувствовала его раздражение даже по другую сторону Атлантики. Он заверил, что аванс будет на моем счету самое позднее сегодня после полудня. Я поблагодарила и повесила трубку.

И осталась сидеть в задумчивости, подперев руками подбородок. Если я заговорю о своих планах с Бертраном, он устроит мне сцену. И создаст кучу сложностей и трудностей. Я не хотела проходить еще и через это. Возможно, я могла бы довериться Эдуару… Нет, слишком рано. Сначала я должна найти Уильяма Рейнсферда. У меня есть его адрес, я легко его отыщу. А вот что ему сказать – это другой вопрос.

Следовало подумать и о Зоэ. Как она отнесется к тому, что я прерву ее каникулы на Лонг-Айленде? И что она не поедет в Нахант к бабушке и дедушке? Сначала меня это беспокоило. И все же я была уверена, что она не будет раздувать из этого трагедию. Она никогда не бывала в Италии. И я могла поделиться с ней тайной, сказать правду: мы едем повидаться с сыном Сары Старзински.

Оставалась еще проблема родителей. Что им сказать? С чего начать? Они ждали и меня в Наханте, после Лонг-Айленда. Что бы такого им наплести?

– Ну вот, – протянула Чарла, когда я поделилась с ней своими планами, – ну вот, теперь еще и тайное бегство в Тоскану вместе с Зоэ, на поиски незнакомца, и все ради того, чтобы попросить у него прощения, благо еще и шестидесяти лет не прошло?

Ее ироничный тон выводил меня из себя.

– А что тут такого?

Она вздохнула. Мы сидели в большой комнате, выходящей окнами на улицу и служившей ей кабинетом, на третьем этаже дома. Ее муж собирался вернуться только вечером. Ужин на кухне уже его дожидался. Готовили мы с сестрой вместе. Чарла обожала яркие краски, как и Зоэ. Ее кабинет представлял собой жизнерадостную смесь фисташково-зеленого, рубиново-красного и ослепительно-оранжевого. Когда я впервые увидела это многоцветье, у меня чуть голова не разболелась, но со временем я привыкла, и мне даже стало казаться, что в такой экзотике что-то есть. Сама я питала склонность к нейтральным тонам – коричневому, бежевому, белому и серому – даже в одежде. А Чарла и Зоэ со всей решительностью отдавали предпочтение броским сочетаниям и великолепно умели их носить. Я восхищалась и завидовала их дерзости.

– Да уймись ты немного, старшенькая. Напоминаю, что ты беременна. Лично я не уверена, что сейчас лучший момент для такого путешествия.

Я ничего не ответила. В ее словах был смысл. Она встала, чтобы поставить диск. Старый альбом Карли Саймон. «You’re So Vain»[36]. С Миком Джаггером, который стенал на подпевке.

Потом она вернулась ко мне.

– Тебе так уж не терпится найти того типчика? Я хочу сказать, а подождать ты не можешь?

И опять в ее словах была логика.

– Чарла, все не так просто. Да, я не могу ждать. Это слишком важно. Я не могу тебе объяснить. Но на сегодняшний день это самая важная вещь в моей жизни. Как и ребенок.

Она снова вздохнула:

– Эта песня Карли Саймон напоминает мне твоего мужа. «You’re so vain, I betcha think this song is about you…»[37]

У меня вырвался смешок.

– А что ты скажешь родителям? – поинтересовалась она. – Как ты им объяснишь, что не поедешь в Нахант? И что скажешь о ребенке?

– Один Бог знает.

– Тогда хорошенько подумай. Дважды подумай.

– Я только это и делаю, только это и делаю.

Она встала позади меня и начала массировать мне плечи.

– Значит, ты уже все организовала?

– Ну да!

– Экая ты прыткая, а?

Ее массаж был так приятен, так расслаблял. Я обвела взглядом кабинет, выдержанный в любимых цветах Чарлы: рабочий стол с ворохом папок и книг, рубиновые занавески из легкого хлопка и играющий в них ветерок. Дом сестры был мирной гаванью, когда ее дети отсутствовали.

– Где живет этот типчик?

– Во-первых, у этого типчика, как ты его называешь, есть имя. Его зовут Уильям Рейнсферд, и живет он в Лукке.

– Где это?

– Город в Тоскане между Пизой и Флоренцией.

– А чем он занят по жизни?

– Его мачеха мне так и не сказала, но я посмотрела в Интернете. Он кулинарный критик, а его жена – скульптор. У них двое детей.

– Сколько ему лет?

– Ты что, коп? Он родился в пятьдесят девятом.

– И ты собираешься влезть в его жизнь и все в ней перевернуть!

Я раздраженно оттолкнула ее руки:

– Конечно нет! Я просто хочу, чтобы он узнал и другую сторону этой истории. Я хочу быть уверена, что он понимает: никто не забыл, что тогда произошло.

У Чарлы мелькнула насмешливая улыбка.

– Не исключено, что ему-то как раз твое напоминание ни к чему. Его мать носила