Категории
Самые читаемые
PochitayKnigi » Проза » Проза » Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго - Андрэ Моруа

Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго - Андрэ Моруа

Читать онлайн Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго - Андрэ Моруа

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 67 68 69 70 71 72 73 74 75 ... 128
Перейти на страницу:

...Мне казалось - я гордый мыслитель, поэт...

Но в несчастье - увы! - я простой человек!..

...Любовалась ты Сеной, прекрасной и тихой рекой,

И никто не сказал; "Здесь найдешь ты навеки покой..."

Тем временем Адель Гюго, желая сохранить в памяти обстановку "готического дома" на улице Шоссе в Гавре, в котором Дидина и Шарль прожили семь месяцев, отправила туда своего друга, художника Луи Буланже.

Огюст Вакери - госпоже Гюго, 19 октября 1843 года:

"Чтобы вы не тревожились, отвечаю вам сразу же. Буланже сделал зарисовку их спальни. Удивительное сходство, теперь те, кто в ней не был, узнают ее. Итак, это сделано. Я привезу вам картину, когда поеду в Париж... Встречусь с вами в воскресенье. Эту неделю буду занят окончательным подсчетом ваших расходов. Все очень просто... Что касается садовника, который возвратился и требует 104 франка неизвестно за что, то я его выгнал... Мне хотелось бы узнать, не захватили ли вы вместе с чемоданами черный сундук, который вам одолжила моя сестра, - кажется, это единственная вещь, которую она требует..."

Адель была мужественной и верующей женщиной. "Моя душа, - писала она 4 ноября 1843 года Виктору Пави, - улетела, если можно так сказать, покинула меня, чтобы соединиться с ее душой". Дом на Королевской площади долгое время был погружен в траур. Целыми днями мать держала в своих руках косу утонувшей дочери: Гюго сидел молча, на коленях у него была маленькая Деде. Старик Фуше сразу постарел лет на двадцать. На стенах и на столах можно было увидеть портреты погибшей четы, на сумке была вышита надпись: "Платье, в котором погибла моя дочь. Священная реликвия". Виктор Пави советовал Сент-Беву помириться с семейством Гюго и стать их близким другом, "памятуя об этой страшной драме". Но тот отказался. После фатального 1837 года ему уже трижды делали такого рода предложения, трижды он мирился, а за примирением, говорил он, следовали новые оскорбления и разрыв. "Даже после этого ужасного несчастья я смог бы вернуться только в том случае, если бы она сама ясно сказала, что хочет этого: ее слова явились бы для меня повелением. Она этого не сделала. Теперь уж все кончено, и навсегда. Страшно подумать, но это так..." Зато Альфред де Виньи писал: "Перед таким несчастьем любые слова кажутся ничтожными или жестокими".

Смерть дочери нанесла страшный удар Виктору Гюго, он не мог прийти в себя. В декабре Бальзак, всецело занятый выставлением своей кандидатуры в члены Академии, посетил Гюго и, возвратившись домой, написал госпоже Ганской:

"Ах, мой дорогой друг, Виктор Гюго постарел на целых десять лет! Говорят, он воспринял смерть своей дочери как наказание за то, что прижил с Жюльеттой четверых детей. Кстати сказать, он всецело поддерживает меня и обещал отдать свой голос за мое избрание. Он ненавидит Сент-Бева и Виньи. Вот, дорогая моя, поучительный урок для нас, эти браки по любви в восемнадцать лет. Тут Виктор Гюго и его жена - наглядный пример..."

Как видно, пересуды не щадят даже тяжкую людскую скорбь.

Жюльетта умоляла Гюго хоть немного рассеяться, отвлечься от своего горя. Он еще неспособен был работать и попросил ее привести в порядок его записки о последних днях путешествия в Пиренеях, для того чтобы завершить работу над книгой, которая была начата со светлых воспоминаний и закончена в час нежданного несчастья. Часто он ездил в Вилькье на могилу дочери, где были посажены кусты роз, бродил по берегу, искал "страшное место", весь во власти мучительного отчаянья... "Воспоминания! Ужасен вид холмов!" В течение ряда лет он писал в день 4 сентября изумительные в своей трагической простоте стихи.

1844:

Ей десять минуло, мне - тридцать;

Я заменял ей мир в те дни.

Как свежий запах трав струится,

Там, под деревьями в тени!..

О ангел мой чистосердечный!

Ты весела была в тот день...

И это все прошло навечно.

Как ветер, как ночная тень!

[Виктор Гюго, "Когда еще мы обитали..." ("Созерцания")]

1846:

Весна! Заря! О, память, в тонком

Луче печали и тепла!

- Когда она была ребенком,

Сестричка ж крошкою была...

На том холме, что с Монлиньоном

Соединил Сен-Ле собой,

Террасу знаете ль с наклоном

Меж стен - небесной и лесной?

Мы жили там. - Побудь с мечтами,

О сердце, в милом нам былом!

Я слышал, как она утрами

Играла тихо под окном

[Виктор Гюго, "Заря!.." ("Созерцания")].

1847:

Едва займется день, я с утренней зарею

К тебе направлю путь. Ты, знаю, ждешь меня...

Пойду через холмы, пойду лесной тропою,

В разлуке горестной мне не прожить и дня...

Ни разу не взгляну на запад золотистый,

На паруса вдали, на пенистый прибой...

И, наконец, дойду. И ветви остролиста.

И вереск положу на холм могильный твой.

[Виктор Гюго, "Едва займется день..." ("Созерцания")]

К его глубокой скорби постоянно примешивались угрызения совести из-за того, что в трагический момент он находился вдалеке от своей семьи, путешествуя с любовницей. Фавн осуждал себя - у него была беспокойная душа.

6. ФРИВОЛЬНОСТИ И ФРЕСКИ

Сегодня в сумерки проводите меня

в парк Королевы.

Виктор Гюго. Вся лира. VI

Чувственность - это состояние неистовости. Естественно, что человек в крайнем смятении души ищет забвения в сильных и разнообразных ощущениях. Виктор Гюго в 1843 году, погруженный в глубокую печаль, должен был дать волю своим страстям. Жюльетта? Нет, Жюльетта его уже больше не удовлетворяла. В течение десяти лет, которые бедняжка провела в затворничестве, красота ее поблекла. После тридцати лет ее волосы поседели, она лишь сохранила чудные глаза, облик тонкий и благородный, но уже не являлась "воплощением неописуемой прелести", уже не была той блистательной красавицей в кружевах и бриллиантах, какой он знал Жюльетту в те времена, когда она играла принцессу Негрони. Порою ему было скучно с ней. Она была умна, очень остроумна, и все же ему не о чем было с ней говорить. Она ни с кем не встречалась, ничего не видела, лишь один месяц в году, во время их совместного путешествия, этот образ жизни нарушался. Ее бесчисленные письма представляли собою длинные причитания, смесь восхвалений и жалоб. "Словно некий отшельник, взобравшись на каменный столп и обратив взор к небу, без конца бормотал один и тот же псалом, говорит Луи Гембо. - Люди восторгались тем, что он безостановочно выражает свое обожание, однако он казался им несколько ограниченным существом, и им было непонятно, как это Богу не наскучит такое монотонное молитвословие..." Да и читал ли теперь Гюго ее письма? Иногда Жюльетта сомневалась в этом:

"Я ни к чему не пригодна, и где уж мне сделать тебя счастливым! Вот уже два с половиной года ты как будто и не замечаешь, что я живу на свете лишь для того, чтобы любить тебя и быть тобой любимой. Ты сделал для меня все, что может сделать самая благородная и великодушная преданность. Но это еще не значит любить. Это означает быть верным и хорошим другом, не подчеркивая своего благородства. Я не строю себе никаких иллюзий. И к тому же я люблю тебя так сильно, что стала проницательной. Я хорошо вижу, что уже более двух лет ты перестал меня любить, хотя разговариваешь и обращаешься со мной так, словно твоя любовь еще не угасла. Но это лишь доказывает, что ты хорошо воспитанный человек, вот и все. Для любящего сердца бурные сцены более красноречивы и убедительны, нежели сдержанная галантность речи. Звонкая пощечина иногда больше говорит о страсти и нежности, чем равнодушный поцелуй в уста или в лоб. За последние два года я убедилась в этом на своем горьком опыте".

Увы, она была права. Виктор Гюго ценил ее безграничную жертвенность и превосходно понимал, чем он обязан ей за это служение, но влечение исчезло, он оставался холоден к ней. Он пользовался всяким поводом, чтобы не нарушать ее целомудрия, к чему она совсем не стремилась. Она имела право проводить с ним лишь три больших праздника - 1 января, 17 февраля (воспоминание об их первой ночи), 19 мая - день святой Юлии. Уже в 1844 году он забыл навестить ее 19 мая. Когда скромный, семенивший мелкими шажками господин Фуше заболел, Виктор ответил на жалобы покинутой Жюльетты, что он ухаживал за своим тестем, ибо он "всем обязан этому замечательному старику". Истина же заключалась в том, что, как это хорошо понимала Жюльетта, другие женщины привлекали теперь ее любовника. Было много актрис или просто молодых обожательниц, которые поднимались по потайной лестнице дома на Королевской площади.

Жюльетта Друэ - Виктору Гюго, 17 января 1843 года:

"Я уверена, что тебе любопытно и приятно поближе познакомиться с женщинами, которые увлечены тобой и потворствуют твоему тщеславию мужчины и поэта. Я не хочу тебе в этом мешать. Но я знаю, что при первой же твоей измене я умру, вот и все, что я хотела тебе сказать..."

В начале 1843 года его дамой сердца стала молодая блондинка с томным взглядом, она часто опускала глаза свои долу с видом "пугливой голубки", но мелькавшая на ее лице лукавая улыбка разрушала это впечатление. Она именовалась Леони д'Онэ, происходила из небогатой, но старинной дворянской семьи, получила воспитание, подобающее светской барышне, а в восемнадцатилетнем возрасте убежала из дому и стала жить с художником Франсуа-Огюстом Биаром в его мастерской на Вандомской площади.

1 ... 67 68 69 70 71 72 73 74 75 ... 128
Перейти на страницу:
Тут вы можете бесплатно читать книгу Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго - Андрэ Моруа.
Комментарии