По обе стороны горизонта - Генрих Аванесов

Нам оставалось преодолеть последний участок пути до Кейптауна, что-то около 600 км, когда прошедшие в горах дожди смыли мост через ставшую вдруг полноводной горную речушку. Зима в этих местах всегда приносила с собой дожди. Они-то и отличают это время года от лета. Мост должны были восстановить, но этак недели через две или три. Объехать его было нельзя, а ждать столько времени мы не могли. Выясняя возможные маршруты нашего дальнейшего движения, мы узнали, что здесь неподалеку есть небольшой аэродром и несколько самолетов, принадлежащих частным лицам, кое-кто из которых подрабатывает себе на жизнь, катая туристов или доставляя их куда-нибудь по их желанию. Гид повез нас туда. В маленьких ангарах на краю заросшего травой поля действительно стояло несколько самолетов, но людей при них не было. Тогда гид направил машину к домику метрах в шестистах от аэродрома. На шум автомобиля из домика высыпала куча детворы шоколадного цвета, а вслед за ними вышел грузный немолодой мужчина в шортах, майке и широкополой шляпе. Узнав о цели нашего визита и что мы англичане, он оживился, пригласил присесть на скамейку у дома, где мы разговорились. Он поведал нам, что, как и мы, родился в Англии. В 1944 году пошел в армию, на фронт уже не попал, а прослужил несколько лет в Германии в оккупационных войсках. Потом окончил летную школу и начал летать на пассажирских авиалиниях. Много бывал в Африке, полюбил эти места и, в конце концов, осел здесь. Детали его личной жизни мы, разумеется, не выясняли, но было ясно, что шоколадные детишки, которые беспрестанно его теребили, ему не чужие. Он согласился доставить нас в Кейптаун, запросив за это весьма умеренную плату. Он сказал, что мы доберемся до цели за день или два, в зависимости от погоды, с тремя-четырьмя посадками и будем брать с собой попутных пассажиров.

Через день в назначенное время мы приехали на аэродром, если так его можно было назвать. Пилот в летном шлеме, но в тех же шортах и майке, что и при первой нашей встрече, колдовал у самолета. Я с некоторым сомнением разглядывала это сооружение. На музейный экспонат оно еще не тянуло, но покой уже явно заслужило. На таких одномоторных бипланах у нас в Англии перестали возить почту уже лет десять назад. Однако внутри самолет оказался достаточно просторным. В нем легко разместились восемь пассажиров, и при этом кресло второго пилота осталось свободным. В хвосте салона было два рядом стоящих кресла, которые заняли мы с Гарри. Остальные пассажиры сели на лавки вдоль бортов самолета. Машина взревела мотором и, попрыгав на кочках, легко оторвалась от земли. Ее немного болтало в воздухе, но в целом лететь было приятно. Полет проходил на высоте около километра, и земля была хорошо видна. Смотреть было интересно, и мы припали к окнам.

В этот день мы сделали два перелета и, хотя время было еще совсем не позднее, решили заночевать, благо неподалеку находилась вполне приличная гостиница, а ее владелец, услышав шум самолета, сам примчался сюда на джипе, рассчитывая зазвать к себе постояльцев. Местность вокруг была очень красивая, и мы немного погуляли по окрестностям в сопровождении владельца гостиницы, который без умолку говорил о здешнем превосходном климате, животном и растительном мире, ни на секунду не расставаясь с автоматом, висящем на его плече, и постоянно озираясь по сторонам. Мы прекрасно поужинали и выспались, хотя ночью нас несколько раз будили крики каких-то животных.

Утром мы снова двинулись в путь. Пилот обошел самолет, потрогал ногой колеса, сам заправил его из стоявших поблизости бочек с помощью ручного насоса и предложил садиться. На летном поле собралось довольно много желающих добраться до Кейптауна. Пилот из каких-то только ему ведомых соображений ото- брал шестерых из них, и мы все забрались в кабину. Гарри с моего согласия попросился занять пустующее кресло второго пилота и, получив разрешение, с мальчишеской радостью уселся в него. Я осталась одна на своем месте в хвосте самолета.

Здесь я обычно прерывала свои воспоминания, не желая переживать еще раз то ужасное, что случилось потом, но в этот раз я решила вспомнить все, надеясь, что это поможет мне обрести равновесие.

Самолет после короткого разбега поднялся в воздух и стал забираться все выше и выше. Нам предстояло преодолеть горный хребет. В кабине стало прохладно, и это, забытое в Африке ощущение было приятным. Горы были совсем близко от нас. Казалось, протяни руку и сможешь дотянуться до проносившихся под нами скал. Мы преодолели горный хребет и начали снижаться. Впереди уже блеснула полоска океана. И в тот момент, когда до посадки оставались считанные минуты, мотор вдруг зачихал и, фыркнув несколько раз, смолк. В кабине наступила томительная и неестественная тишина. Пилот крикнул нам, чтобы мы не волновались, здесь можно сесть, где угодно. Гарри повернулся ко мне и ободряюще помахал рукой. Действительно, очень скоро самолет снизился, и мы почувствовали сначала легкий толчок, а затем тряску – самолет бежал по земле, подпрыгивая на ухабах. Я вздохнула с облегчением, но оказалось, что рано. Уже в конце пробега самолет бросило в сторону и, въехав одним крылом и кабиной в заросли кустов и деревьев, он остановился. Пассажиры начали выбираться из самолета. Сидя в хвосте, я должна была выйти последней. Поднявшись, наконец, со своего места, я вдруг увидела, что Гарри продолжает неподвижно сидеть в кресле. Еще не понимая, что произошло, я бросилась к нему и увидела страшную картину. Сломавшаяся ветка дерева вошла в кабину самолета через открытую форточку и поразила Гарри прямо в глаз. С этой минуты я действовала так, как должна действовать медсестра на поле боя. Я приказала, именно приказала двум мужчинам отправиться искать помощь. Еще двое крепко держали крыло самолета, чтобы оно не качалось под моей тяжестью. Забравшись на крыло и пользуясь хирургическими инструментами, которые всегда были при мне, я перерезала ветку, которая была напряжена, как лук. Делая это, я уговаривала себя, что рана неглубокая, возможно поврежден только глаз, и сама этому не верила. За годы работы в медицине я повидала столько смертей, что могла безошибочно определить, жив человек, или нет. Затем мужчины вынесли Гарри из самолета и уложили на расстеленный брезент. Я еще раз осмотрела его и поняла, что мои худшие опасения подтверждаются.

Все дальнейшее я помнила смутно, и оно происходило как будто не со мной. Я действовала, отвечала на вопросы, что-то делала, но видела мир не изнутри, а как бы со стороны. Нас привезли в Кейптаун, в больницу. Из Претории прилетел английский консул. В его присутствии меня и пилота допрашивала полиция. Погиб подданный английской короны, и местные власти, стремясь не допустить дипломатического скандала, старались строго придерживаться закона. Решающее слово было за мной. Я твердо заявила, что рассматриваю все происшедшее как несчастный случай и руку проведения и не вижу ничьего злого умысла. Мы сами попросили пилота взять нас с собой и сознавали, что правила летной безопасности здесь не соблюдаются. Я действительно не хотела, чтобы в этом деле появились и другие пострадавшие. Моя твердая позиция возымела действие, и пилот был отпущен. Узнав, что я медицинская сестра, мне разрешили присутствовать при вскрытии. Это было еще одним нарушением, теперь уже медицинской этики, но такая уж это была страна, законы в ней соблюдались, но весьма относительно.