Пленники Сабуровой дачи - Ирина Сергеевна Потанина

Боковым зрением Лариса отследила, как Митя сник и опустил глаза в землю. Все же раскаивается?

— Что ж, — сказал он после затянувшегося молчания, усаживаясь на самый край скамейки. — Я достоин подобной встречи. Хотя надеялся, что ты не поверишь сплетням и все же выслушаешь меня, прежде чем обижаться.

— Он знал, что так выйдет, но думал, что… — радостно подхватил вжившийся в роль переводчика Женька.

Лариса с Митей одновременно зашикали на глупого весельчака, и тот замолк.

— Конечно, твой отец имел право прогнать меня. Кому понравится, когда женатый парень без ума от его дочери… Я знал, что ты рассердишься после его рассказа, но…

— Женатый? Что значит «твой отец»? — обалдел Женька.

— Без ума? — Лариса вмиг забыла все обиды и густо покраснела.

Воцарилась глупая пауза.

— Выходит, — Митя вопросительно приподнял одну бровь, переводя недоверчивый взгляд с Ларисы на Женьку, — Владимир Савельевич проявил удивительное благородство, ничего не рассказав, а я сейчас сам себя выдал? — рассмеялся он. — Вот так поворот…

— А что удивительного в благородстве? — вступилась за отца Ларочка и даже немного приврала: — Отец излишней разговорчивостью никогда не отличался.

— При нас — так точно, — поддержал Женька. — Ничего нам не сказал! Но уж сейчас-то, я надеюсь, мы все узнаем. Правда? — Он требовательно глянул на Митю.

— Вообще, конечно, подобные признания делаются в более спокойной обстановке или хотя бы наедине! — Санин со значением посмотрел на Женьку, тот мило улыбался, прекрасно понимая все намеки, но вовсе не желая уходить.

— От брата у меня секретов нет, — второй раз за минуту соврала Лариса, испугавшись, что Женька начнет кривляться и собьет Дмитрия с серьезного настроя.

— Что ж — нет так нет. Тогда я буду краток. — Митя явно чувствовал себя не в своей тарелке, но, в принципе, он сам был виноват в этом сам. — Я, ну… Не знаю, как сказать…

Лариса невольно закрыла глаза, приготовившись услышать романтичное признание.

— Ну, в общем, я женат, — отрезал Митя и, не обращая больше ни на кого внимания, быстро заговорил: — Дело было прямо перед моим уходом на фронт. Мы поженились случайно. Стася милая, смешливая и в общем-то совершенно не знакомая мне девушка. Так вышло, что она осталась в Харькове при немцах. А когда город освободили, ее уже здесь не было. Я, разумеется, ее искал. — Он принялся оправдываться совсем не в том, в чем хотелось бы Ларисе. — И запросы писал, и соседей расспрашивал, — он запнулся и выговорил слово явно с большим трудом: — Жена… Сами понимаете… По сбивчивым рассказам всяких знакомых удалось понять, что немцы угнали Стасю на работы. Совсем недавно. Практически прямо перед своим вторым отступлением. Ясное дело, я тревожился и переживал, но не знал, что предпринять, поэтому бездействовал. Наверное, это очень плохо. Хоть человек и не знакомый, но хороший… И тут, — Санин уже вроде и не говорил, а мямлил, но Ларочка, проявив неожиданное даже для самой себя мужество, сверлила его вопросительным взглядом. Пусть объясняет дальше! — И тут я, как назло, познакомился с тобой, — Митя совсем смешался. — Вернее, конечно, не «как назло», а на счастье, но отчего же так не вовремя, а? — Тут он, кажется, нашел элегантный выход, как всё объяснить, потому что явно воспрянул духом. — Твой отец случайно узнал, что я женат. При этом он видел, что мы с тобой… Ну… подружились, и расценил мое присутствие так, будто я тебя обманываю. У нас с твоим отцом был разговор. Мне стало совестно, и я пообещал, что ни за что тебя не обману. Хотел во что бы то ни стало найти Стасю, объясниться с ней и уж потом прийти к тебе. Я не знал, на самом деле, как все это провернуть, но тут… Тут Стася нашлась сама.

— Поздравляю, — твердо вставила Ларочка, изо всех сил стараясь не разреветься. А что? Хорошо ведь, когда угнанные к немцам люди возвращаются. Да и на правах друга поздравить Митю стоило. Он сам ведь только что сказал, что они с Ларисой «подружились».

— Я тоже очень обрадовался! — продолжил бессердечный Митя. — Там такая история фантастическая! Фашисты вывезли угнанных людей из города в товарных вагонах. Везли-везли, да замешкались. Поезд пропускал военные составы и застрял на станции под Харьковом. И вдруг одна из девушек, что томилась вместе со Стасей, увидела сквозь щель в досках своего брата. Тот носил на станцию какие-то овощи с огорода. Да! — Тут Митя посмотрел сурово и строго: — Бабка выращивала, собирала, а внук к поездам ходил. Но это был их единственный способ выжить! И риск был грандиозный. Какой-то немец или итальянец обменяет овощи на спички, которые потом продать можно, а какой-то — отберет весь товар. А может ведь и полицай за спекуляцию забрать. А могут и эсэсовцы попасться. Те и ударить могут просто ради смеха или вот вроде бы тарелку супа протянут, а потом эту тарелку тебе на голову наденут. — Митя перевел дыхание. — Я знаю, что все это звучит плохо. И лучше б этот парнишка отраву в ту редиску, что немцам продавал, подмешивал. Но, знаете, услышав все те истории, я осуждать людей уже и не могу… Вот хоть что со мной делайте, а язык не поворачивается предателями их назвать. Жить было нужно. Они и выживали…

Ларочка с братом давно уже переглядывались и многозначительно хмыкали. Митя нашел кому «открыть глаза на правду»: Женька все лето именно так и кормился — бегал на обмен к станции. И сейчас Ларисе с одной стороны было приятно, что Митя так горячо агитирует за доброе отношение к остававшимся в оккупации, с другой — сам факт, что для типичного красноармейца торговля с немцами, само собой, должна вызывать осуждение, ранил довольно больно.

В любом случае о прошлом брата Ларочка никому рассказывать не собиралась.

— А что дальше-то было? — не выдержал Женька. — Не с мальчишкой, который торговал, а с женщинами из вагона. Со Стасей этой…

— Все хорошо было дальше. — заверил Митя, возвращаясь к теме. — Девушка из вагона позвала брата. Тот открыл щеколду, и пленники разбежались кто куда. Стася в их числе. Какое-то время, конечно, пришлось прятаться. В Харьков тогда не прорваться было. Да и сейчас не просто. Но она сумела. Позавчера увиделись, поговорили. Столько всего рассказать друг другу довелось! Хорошая она девушка. Честная и правильная. Очень она мучилась все это время тем, что еще в самом начале оккупации полюбила школьного учителя из соседнего двора. Он болел очень, она его выходила. Потом он ее поддерживал во