Трагедия королевы - Луиза Мюльбах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С тяжелым вздохом королева вошла наконец в свою спальню. Караульный офицер уже сидел против отворенной двери смежного зала и с серьезной, холодной миной заглядывал в комнату. На одну минуту выражение досады появилось на лице королевы; ее губы дрогнули, точно хотели вымолвить гневное слово. Однако она преодолела свое неудовольствие и зашла за высокие ширмы, чтобы дать себя раздеть своим камеристкам и заменить парадный туалет батистовым неглиже. После того королева отпустила своих служанок и, выйдя из-за ширм, сказала достаточно громко для того, чтобы офицер мог слышать ее:
— Я устала и желаю лечь спать.
Офицер тотчас поднялся и сказал, обращаясь к двум национальным гвардейцам, стоявшим у дверей аванзала:
— Королева ложится в постель, значит, караул в черном коридоре можно снять. Национальное собрание приказало облегчить службу национальной гвардии и не ставить лишних часовых. Пока королева лежит в постели, достаточно пары глаз, чтобы стеречь ее, и могу поручиться, что она будет под хорошим надзором!
Солдаты удалились из аванзала, тогда как офицер снова приблизился ко входу в спальню. Но он не сел в кресло у порога, а прошел прямо в комнату королевы. Мария-Антуанетта вздрогнула и протянула руку к колокольчику, стоявшему на столе у ее изголовья.
— Тише, ради бога, тише! — прошептал офицер. — Не поднимайте шума, ваше величество! — И, опустившись на колени перед королевой, он поднял голову с умоляющим видом. — Ведь я Тулан, — прошептал он, — верный слуга моей королевы. Соизвольте, ваше величество, вспомнить меня. Вот письмо от моей покровительницы, госпожи Кампан, которая хорошо отзывается обо мне. Не угодно ли вам, государыня, прочесть его?
Королева поспешно пробежала глазами листок и с кроткой улыбкой обратилась к офицеру, который все еще стоял на коленях, воздавая ей королевскую почесть среди унижения и несчастья!
— Встаньте! — мягко сказала она. — Королева повергнута в прах, а моя корона так сокрушена, что не стоит больше преклоняться перед нею!
— Государыня, я вижу два венца на вашей благородной главе, — шепотом продолжал Тулан, — королевский и мученический. Им обоим посвящаю я свою службу, свою верность и готов положить за них жизнь. Правда, я могу сделать только немногое для вашего величества, но в это немногое я вложу все свое усердие. Прикинувшись ярым ненавистником короля, отчаянным якобинцем, я достиг того, что мое имя включили в список караульных офицеров, благодаря чему мне предстоит дежурить раз в неделю у дверей спальни вашего величества.
— И вы хотите оказать мне услугу, отодвинув так свое кресло, чтобы я не видела вас и не мучилась всю ночь напролет невыносимым сознанием, что меня стерегут? — умоляющим тоном спросила королева.
— Нет, ваше величество, — ответил растроганный Тулан, — я останусь в своем кресле, но вы, ваше величество, пожалуй, предпочтете превратить ночь в день и не ложиться, так как во время моего ночного дежурства никто не будет мешать вам?
— Что значат ваши слова? — в радостном волнении спросила Мария-Антуанетта.
— Насколько мне известно, в дневную пору вы никогда не можете разговаривать без свидетелей с королем. Поэтому, если вы желаете вести с его величеством интимную беседу, то должны воспользоваться ночным временем. Вы изволили слышать, что караул удалился на ночь из коридора; теперь вполне зависит от вашего величества покинуть свою спальню и отправиться в комнату короля.
Луч радости мелькнул на лице королевы.
— Благодарю вас! Благодарю вас сегодня, как женщина, — воскликнула она. — Может быть, мне удастся еще отблагодарить вас со временем, как подобает королеве. Я принимаю ваше великодушное предложение. Хорошо, я обращу ночь в день и при вашем содействии без помехи стану проводить по нескольку часов со своим супругом и детьми. Так вы говорите, что вас будут часто наряжать сюда?
— Да, ваше величество, раз в неделю я буду находиться в вашем распоряжении и готов исполнять все, что вы прикажете мне.
— Я уже отвыкла приказывать, — с горечью возразила Мария-Антуанетта. — Вы видите, что королева Франции бессильна, но она еще не совсем несчастна, потому что у нее есть друзья. Вы принадлежите к их числу, и, чтобы мы оба сохранили память о сегодняшнем вечере, я буду всегда называть вас моим верным приближенным.
Да, королева не была вполне несчастна! У нее были друзья, готовые с нею страдать, а если так суждено, то и умереть. Супруги Полиньяк уехали, но княгиня Ламбаль, посланная королевой в Лондон для переговоров с Питтом, вернулась обратно, несмотря на предостережения и просьбы королевы. Узнав, что княгиня собирается покинуть Англию, она написала ей:
«Не возвращайтесь сюда в критический момент, иначе Вам пришлось бы слишком много плакать над нашей участью. Поверьте, что я вполне оценила Вашу доброту, Вашу истинную дружбу. Но именно из расположения к Вам я не желаю Вашего возвращения сюда. Знайте, что моя нежная привязанность к Вам окончится только со смертью».
Однако никакие предостережения не могли удержать княгиню Ламбаль вдали от Франции. Она вернулась в Париж, и Мария-Антуанетта могла находить утешение, по крайней мере, в близости преданного друга.
Нет, королева не была вполне несчастной! Кроме верной Ламбаль у нее были дети: прелестная, расцветающая дочь и дофин — гордость и радость ее материнского сердца.
Дофин еще не сознавал горя и несчастья, угрожавших ей. Подобно цветам, роскошно растущим и распускающимся на могилах, чудный мальчик рос и расцветал в Тюильрийском дворце, который был не чем иным, как могилой прежнего королевского великолепия.
