Дети Ночи - Дэн Симмонс

Двор опустел, охранники удалились от часовни, а в груди у Кейт щемило от ощущения потери и бессилия. Чтобы поддержать разговор, она спросила:

– Откуда ты знаешь, что это…, как его… «Джет Рейнджер»?

– Я летал на таком.

Ответ удивил ее и она посмотрела на О'Рурка, отметив при тусклом свете хлопья ржавчины, запутавшиеся в его покрытых каменной пылью бороде и волосах. Кейт представила свою прическу.

– Летал?

Повернувшись, к ней, он ухмыльнулся, по-мальчишески тряхнув головой.

– Во Вьетнаме. Кажется, я там был единственным, кому нравилось летать на мясорубках.

– Мясорубках? – Она непроизвольно провела растопыренными пальцами по своим волосам, вычесывая мусор.

– Вертолетах. – О'Рурк оглянулся на машины, выезжавшие из охраняемых главных ворот. – Впрочем, знавал я одного офицера, который летал на мясорубках в долину А Шау, что не отбило у него охоты летать. Он подбрасывал меня туда несколько раз, а позже, когда я уже заполучил новую ногу, выяснилось, что он организовал авиакомпанию в Калифорнии неподалеку от ветеранского госпиталя, где я лежал. – О'Рурк поскреб бороду, словно удивившись тому, что начал рассказывать такую длинную историю. – Короче говоря, он давал мне уроки.

– А лицензия у тебя есть? – спросила Кейт, наблюдая за разъездом гостей и ломая голову над тем, как им узнать, где будет проходить Церемония следующей ночью. Город, секс, подземный ход, факелы, музыка – все казалось нереальным. Реальным был лишь Джошуа. Она заставила себя собраться.

– Нет, – ответил он, пробуя дверь. Она была заперта на висячий замок и ржавый засов, которые легко выбить. – Я решил, что перед одноногим пилотом открываются не слишком блестящие перспективы…, и вместо этого пошел в семинарию.

Вдруг О'Рурк заставил ее пригнуть пониже голову и потащил в какую-то нишу.

– Тс-с-с, – прошептал он.

Через минуту замок подергали и открыли. Луч фонаря скользнул по внутреннему пространству часовни, после чего дверь захлопнули и заперли на ключ. Они молчали минут пять, прежде чем снова заговорили.

– Должно быть, последняя проверка, – прошептал О'Рурк. Они прокрались обратно к двери. Во дворе было темно и пусто, главные и боковые ворота закрыты. Башня Киндия вырисовывалась темным силуэтом на фоне низкой облачности, освещаемой заревом огней нефтехимического комбината на северо-востоке.

Они выждали еще минут двадцать. Кейт растирала лицо, онемевшее от напряжения. Затем О'Рурк выбил дверь. Засов легко вылетел из прогнившего дерева.

– Музейные работники расстроятся, когда увидят, что мы сотворили с их часовней, – сказала Кейт. Шутка была не из лучших, но она вздохнула от облегчения, когда поняла, что им не придется лезть по тоннелю обратно.

Продвигались они медленно, скрываясь за разрушенными стенами и голыми розовыми кустами, но на территории дворца уже никого не осталось, а на улицах не было ни одной машины. Казалось, что вся Церемония им только приснилась.

Забор по-прежнему украшала колючая проволока и битое стекло, но О'Рурк отыскал где-то на задворках низкую калитку, через которую вполне можно было перелезть.

Хотя улицы Тырговиште оставались пустынными и тихими после нашествия стригоев, Кейт и О'Рурк старались держаться в тени аллей. Даже городские собаки не смели лаять той ночью.

Мотоцикл так и стоял в сарае. Пока О'Рурк возился с громоздкой машиной, Кейт забралась наверх, чтобы забрать дорожную сумку. Зарево от нефтехимического комбината сквозь запыленное окно освещало гнездышко в соломе, где они с О'Рурком лишь несколько часов назад занимались любовью. «Неужели это было на самом деле?» Кейт устало вздохнула, свернула одеяло и спустилась вниз.

Распахнув двери, О'Рурк выкатывал на улицу неуклюжую машину.

– Тысячу долларов отдала бы, чтобы принять сейчас ванну, – сказала Кейт, вытряхивая мусор из волос и одежды. – Пять сотен – за нормальный сортир.

– Вынимай чековую книжку, – откликнулся священник, заводя мотор.

Францисканский монастырь находился в старом районе Тырговиште, по узеньким улочкам которого не прошла бы и «дачия». Но здесь не было вообще никаких машин. Тарахтенье мотоцикла, эхом отдававшееся от старинных стен, казалось Кейт неприлично громким. При тусклом свете фары можно было заметить, что почти каждый из домов имел какую-либо индивидуальную черту: кусок ярко окрашенной филенки, окна восхитительной формы на каком-нибудь древнем домишке размером с шалаш, причудливая резьба по камню, мастерски выкованная калитка на почти повалившемся заборе или даже промелькнувшие льняные занавески в окне сооружения, которое в Штатах сошло бы разве что за фермерский сарай.

Монастырь же представлял собой удлиненное одноэтажное здание, расположенное в глубине квартала, где пустыри чередовались с темными строениями, многие из которых не имели окон. О'Рурк проехал один раз мимо, развернулся, осмотрел здание со стороны, свернул в аллею и обогнул монастырь с тыльной части, имеющей заброшенный вид. На калитке висел замок, но забор был невысокий. Кейт разглядела на заднем дворе ухоженный сад и силуэты шпалер.

– Подожди здесь немного, – тихо сказал он, остановив мотоцикл в рощице у пересечения аллеи с большой улицей. – Если стригои на нас охотятся, они могли кого-нибудь оставить.

Кейт прикоснулась к его руке, ощутив, несмотря на усталость и подавленность, магнетизм возобновившегося контакта.

– Не стоит рисковать, – прошептала она. О'Рурк ухмыльнулся.

– А как насчет ванны? Санузла со всеми удобствами? Может быть, даже чистой одежды?

Кейт начала выбираться из коляски.

– Я иду с тобой.

Он отрицательно качнул головой.

– Нет. Садись на мое место. Если я буду выходить второпях, заводи машину и подбирай меня на ходу. Ты умеешь обращаться с мотоциклом?

Кейт нахмурилась, но кивнула. За время поездки она достаточно присмотрелась, чтобы не сомневаться, что сможет сделать это. Почему-то ей вдруг вспомнилась «миата», сгоревшая во время пожара. Она очень любила ту машину…, любила ощущение свободы и радости, появлявшееся у нее, когда она неслась по извилистым горным серпантинам, а в лицо светило солнце Колорадо и волосы развевались на ветру…

– Кейт. – О'Рурк сдавил ей плечо. – Ты меня слышишь?

– Да. – Она потерла щеки и глаза ладонями, физически ощутив тяжесть навалившейся усталости.

О'Рурк пошел прочь по аллее, почти невидимый в своей черной одежде, а Кейт осталась сидеть, прислушиваясь к шороху сухих листьев на деревьях. Больше до нее не доносилось ни звука – ни жужжания насекомых, ни щебета птиц, ни шума машин от проходящей в сотне футов вдоль аллеи дороги. Она попыталась воскресить в памяти волнение и радость жизни, пережитые ею во время прогулок в мае по Бухаресту, вид молодых парочек, целующихся на неосвещенных дорожках, смех, бабушек, присматривающих за внуками в парке Чишмиджиу. Все это происходило в другом мире.

– Нет никого, – раздался сзади голос О'Рурка, и Кейт подскочила от неожиданности. Оказывается, она чуть не заснула.

Оставив мотоцикл между деревьев, они легко преодолели невысокую ограду и проникли в монастырь через незапертое окно.

– Францисканцы живут в Тырговиште с тринадцатого века, – тихо сказал О'Рурк, зажигая свечу.

– А свет… – начала Кейт.

– Мы останемся во внутренних помещениях. Ставни закрыты. Не думаю, что полиция вернется. Девять монахов отправлены в Бухарест для допроса, и завтра…, собственно, сегодня…, их должны выпустить, поскольку стригои уже провели свою Церемонию.

Кейт последовала за ним по коридору, заглядывая в попадающиеся по дороге комнаты. Удлиненные тени от их силуэтов колыхались при свете свечи на шероховатых стенах и потолке высотой футов в десять. Кейт ни разу не была в монастыре и не слишком представляла себе, что именно может здесь увидеть: готические одеяния, возможно, тесные клетушки, деревянные чаши и кубки, может быть, даже несколько побывавших в употреблении девятихвостных плетей для самобичевания.

«Соберись», – сказала она себе. Ей безумно хотелось спать.

Комнаты были больше и опрятней, чем в большинстве домов, которые она видела в Румынии, и не так захламлены. В них вполне могла бы жить большая крестьянская семья. Обстановка – самая простая, с вполне удобными с виду кроватями и комодами О том, что здесь монастырь, говорили лишь простые распятия на стенах у изголовья каждой кровати. Кухня выглядела гораздо современней, чем большинство румынских кухонь: здесь не было деревянных мисок, а лишь пластиковые тарелки и стаканы, напомнившие Кейт о летнем лагере. В столовой она увидела довольно обшарпанный, без украшений, но весьма изящный стол длиной футов в двадцать, который наверняка можно было бы продать за несколько сотен тысяч долларов в каком-нибудь американском антикварном магазине. К столовой примыкала небольшая комната, превращенная в скромную часовню с небольшим алтарем и подставками для колен человек на двадцать.