Реально смешное фэнтези - Майк Эшли

У. Ш. Гилберт

Триумф порока

Удивительно, как легко читающая публика забыла, что Уильям Швенк Гилберт (W. S. Gilbert, 1836–1911) — либреттист, «половинка» дуэта Гилберт и Салливан[34] — был одним из лучших писателей-юмористов конца позапрошлого века. Совместно с Салливаном им написаны несколько оперетт — легкие фантазии: «Феспид» (Thespis, 1871), «Колдун» (The Sorcerer, 1877), «Иоланта» (Iolanthe, 1882) и «Раддигор» (Ruddigore, 1887). Начиная с 1863 года Гилберт сочинял остроумные поэмы, баллады и статьи для викторианской прессы. Он стал постоянным сотрудником журнала «Фан» (Fun), где печатался одновременно с Амброзом Бирсом, рассказ которого вы тоже найдете в этой книге. Он создал ряд пьес, многие из которых были комическими фантазиями, включая первую, под названием «Далкамара, или Маленькая уточка и Великий шарлатан» (Dulcamara, or The Little Duck and the Great Quack, 1866). Гилберт всегда ценил свои рассказы больше оперетт, и нам должно быть стыдно, что мы выпустили их из виду. Большинство из этих рассказов выходили отдельными изданиями в виде дешевых покетов или печатались в журналах, а единственным сборником, опубликованным при жизни писателя, стала книга «Фея для Фоггерти и другие рассказы» (Foggerty's Fairy and Other Tales, 1890). Питер Хэйнинг (Peter Haining) проделал большую работу, воскресив многие из этих историй в «Утерянных историях У. Ш. Гилберта» (The Lost Stories of W. S. Gilbert, 1982). Из этой книги позаимствована и та, которую вы сейчас прочтете.

Из всех родовитых девушек Таклешлоссштейна богатейшей, если речь идет об очаровании, и беднейшей, коли вопрос в деньгах, была леди Берта фон Клауффенбах. Ее батюшка, барон, действительно являлся счастливым владельцем большого замка на вершине отвесной скалы, но его имение, заложенное и перезаложенное, увязло в долгах — без малейшей возможности освободиться от влияния местного ростовщика. Да будет позволено мне сказать, что даже в случае невероятно счастливого стечения обстоятельств сумма, вырученная от продажи замка и отвесной скалы, не превысила бы ста восьмидесяти фунтов стерлингов, — а это говорит само за себя. Так что барон фон Клауффенбах даже не пытался казаться богатым.

Отвесная скала была необычайно бесплодна и бесполезна даже для скалы, а барон — поразительно беден даже для барона, так что у него, естественно, постоянно возникал вопрос, каким способом добывать себе хлеб, молоко и кислую капусту в количестве, достаточном для удовлетворения естественных потребностей, своих и своей прелестной подрастающей дочурки Берты. Теперь нам понятно, почему бедный старый джентльмен каждое утро опускал подъемный мост и покидал свое поместье, чтобы занять стул писца в конторе местного ростовщика, о котором я уже упоминал. Короче говоря, барон фон Клауффенбах служил обычным клерком.

Но рассказ пойдет не столько о бароне фон Клауффенбахе, сколько о его прекрасной дочери Берте. Я должен — нет, я просто обязан описать ее! Она была великолепным представителем рода человеческого, и его лучшей половины в частности. Высокая и статная. Рост — шесть футов.[35] Лицо, каким гордилась бы и королева, обрамляли прелестные белокурые локоны; большие голубые глаза, маленький ротик (с пухлыми сжатыми губками) и нос, если придерживаться обычного для тех времен языка коммерции, были вне всякой конкуренции. Фигурой Берта обладала такой, что ее хотелось воспевать в гимнах. Ослепительная белоснежная кожа придавала ей вид мраморной статуи, но если бы вы коснулись ее тела, то удивились бы тому, какое оно податливое и упругое. У Берты имелся лишь один недостаток — поразительное тщеславие и самомнение о своей внешности: она презирала любого, будь то мужчина или женщина, кто оказывался ниже ее ростом. По ней сохли все юные клерки в Таклешлоссштейне; но юные клерки Таклешлоссштейна были для леди Берты что мошкара для великанши. Они докучали ей, но не стоили даже того, чтобы их прихлопнуть. Так что юнцы продолжали вздыхать и томиться, а она — пренебрегать ими.

Впрочем, у одного из поклонников леди Берты шансы на успех оценивались в сумму чуть большую, чем воспоминание о потраченном полпенни, — это был граф Краппентрапп. Граф Краппентрапп имел несколько существенных преимуществ по сравнению с юными клерками Таклешлоссштейна — он постоянно находился в обществе леди Берты и принадлежал к знатному роду. А достиг он этого вот каким образом. Барон фон Клауффенбах, изыскивая средства к повышению своих доходов — или, по крайней мере, хотя бы к закладке первого камня в этом нелегком деле, — расклеил на всех стенах Таклешлоссштейна объявление:

Дворянин и его дочь, обладающие несколько большим помещением, чем им необходимо, будут счастливы принять в свой круг молодого джентльмена, занятого днем в деревне. Общество музыкальное. Плата ничтожна. Обращаться к барону фон К., почтамт, Таклешлоссштейн.

Единственным, кто отозвался на это объявление, был граф фон Краппентрапп; а единственным недостатком графа Краппентраппа оказалось то, что он не занят днем в деревне. Но сей недостаток, очевидно, искупался тем, что граф самым любезнейшим в мире образом передал барону шестимесячный вексель на десять фунтов, немедленно учтенный работодателем барона. Боюсь, барон и граф тем вечером жутко напились. Я знаю, что они всю ночь развлекались тем, что швыряли чернильницы с крепостных стен замка на головы людей в деревне внизу.

Легко догадаться, что граф фон Краппентрапп вскоре безнадежно влюбился в Берту; и те из моих читателей, которые знакомы с привычным развитием немецких легенд, давно уже, конечно, предположили, что и Берта точно так же безнадежно влюбилась в графа фон Краппентраппа. Но тут они жестоко ошиблись. Девушка ничем не поощряла молодого графа, напротив, она взирала на него с глубочайшим, можно даже сказать — бездонным, презрением. Правдолюбие вынуждает меня признать, что граф был человеком отталкивающей наружности: квадратный коротышка с громадной головой и жалкими кривыми ножками, отвратительный во всех отношениях, кроме одного — он всегда готов был подписать вексель в пользу достойного старого барона. И каждый раз, когда он делал барону такое одолжение, они с пожилым джентльменом кошмарно напивались и ночами бомбардировали жителей деревни чернильницами. А когда деревенских торговцев обдавало чернильничным душем, то те, зная, что во времена казней египетских бывало и похуже, что все проходит и ничто не вечно под луной, не теряли времени, чтобы взобраться на отвесную скалу с маленькими красными книжицами с золотым тиснением в руках и немедленно потребовать расплаты.

Вскоре после того, как граф фон Краппентрапп поселился у барона фон Клауффенбаха, этот граф сделал предложение дочери барона, и ровно через четверть минуты после того, как он сделал ей предложение, был категорически отвергнут самым недвусмысленным образом. После этого граф побрел в свои покои, бормоча и бубня что-то себе под нос, что показалось встретившейся ему случайно Гретхен — горничной и кухарке, которая отвечала за все хозяйство в замке, — признаком величайшего смятения. Добросердечная женщина предложила графу бутылочку дешевых духов и пузырек с каплями перечной мяты, но он так подскочил, когда она притянула ему эти скромные освежающие средства, и так отпрянул, что служанка отправилась к барону и тут же предупредила его о своем уходе — как и положено, за месяц.